О языке художественной литературы
Московский
государственный лингвистический университет.
Кафедра русского языка.
Реферат по книге Г. О.
Винокура
“О языке художественной
литературы”
студента 1 курса 101кор. -
англ. учебной группы
Акимова Ильи.
Москва 2003 год.
ПЛАН
Введение.
Основная часть. Нововведения Маяковского в литературный язык.
1 Слово и классы слов.
2 Слово внутри класса слов.
3 Слово во фразе.
4 Слово в предложении.
Заключение.
Известный
языковед и литературовед советского периода профессор МГУ с 1942 года Григорий
Осипович Винокур (1896-1947) на протяжении своей творческой жизни занимался
вопросами истории русского литературного языка, текстологии, культуры речи.
Основные труды его посвящены изучению языка и тваорчества А. С. Пушкина, А. С.
Грибоедова и В. В. Маяковского.
Книга Григория Осиповича Винокура“О языке
художественной литературы” в разделе “Анализ” даёт представление о возможностях
языка на примере творчества выдающегося поэта “серебряного
века” В. В. Маяковского,широко использовавшего различные языковые
средства.
Прежде всего нужно
сказать, что свои новаторства Маяковский не считал годными для употребления в
повседневной жизни. Но все его нововведения представляют большую ценность и
материал для исследования с филологической точки зрения, что и находит
отражение в книге Г. О. Винокура.
Слово и классы слов.
Слова, как известно, делятся на
изменяемые и неизменяемые, часть из которых выполняют такую же синтаксическую
функцию: как и изменяемые. Маяковский изменяет правилам современного языка, делая
из несклоняемых склоняемые существительные (чаще всего это - фамилии и
иностранные слова). Интерес представляет то, по каким принципам он склоняет то
или иное слово так, а не иначе. В основном Маяковский руководствуется
звуковой формой слова : если слово заканчивается на твердый согласный то оно
относится к мужскому роду, если на гласный - к женскому, если на “о”, то к
среднему(хотя здесь попадаются исключения, например: “Ромеов”, “в бюре”).
Этот стилистический прием придает тексту яркую фамильярную экспрессивность.
Интересно, что Маяковский превращает в существительные транскрипцию
иностранных слов даже не являющихся существительными - “каторза”(от фр.
cators-14), “лимитеды” (от англ. limited-ограниченный).
Любопытны случаи образования
существительных от наречий, происшедших когда-то от существительных.
Синтаксически любое слово может выступать в роли существительного, но здесь
происходит морфологическая переделка:”мир обложен сплошным долоем”, ”сиял в
<. . . >нагише”(воскрешение слова “нагиш”, зарегестрированного у Даля как
“бедный, голый человек”), “сыпало дребезгою звоночной” и т. д.
А так же случаи образования от
прилагательных :
Идите голодненькие,
потненькие,
покорненькие,
закисшие
в блохастом грязненьке (новаторство подчеркнуто суффиксом “еньк”). Или только
синтаксически:”смотрела, кривясь, в мое ежедневное “.
Применяется и способ
субстантивизации, например от местоимения “всяк”:
Ведь глазами
видел
каждый всяк, где новаторство подчеркивается определением перед “всяк”.
Встречаются и случаи
субстантивизации и целых выражений:”. . . разве былая массовость “отченаша”
оправдывала его право на существование. . . ”(из статьи “Вас не понимают
рабочие и крестьяне”), где часть выражения переходит из одного
морфологического класса в другой (нашего-наша), что соответствует
просторечному: “ в дом отдыхе “. Этот же прием был использован еще до
Маяковского - в “Братьях Карамазовых” ;при включении в русский текст
иностранных выражений:”. . . чувство сельского pater familias’а”(Герцен “Былое
и думы”)
Следующим значительным явлением в
творчестве Маяковского является словообразование и словотворчество, когда к
основе одного класса он добавляет различные аффиксы. Эти процессы могут
протекать как внутри одного класса так и между разными классами слов. Сначала
рассмотрим второй вариант : образование существительных от глаголов-”рыд”,
“фырком”, “ор”-безприставочным (непродуктивным в современном языке, но часто
употребимом в старинном народном языке) способом. То же видим у Пушкина в
“Евгении Онегине “-”топ, хлоп, шип”. Маяковский образует существительные от
любых частей и частиц речи, например, от глагольных междометий “звяк”, ”теньк”;
от действия добавлением суффикса “ло”-”заткните<. . . >орло”;
существительные, обозначающие результат действия, - суффиксом “ево”:
Бродвей сдурел.
Бегня и
гулево.
“Стальной изливаются леевой” -
“леева”(сущ. ж. р. от “лить”).
Любопытен способ образования
притяжательных прилагательных : к основе присоединяется непродуктивный
суффикс-”слонячий”, лаечный, квартирошный, трамвайский, легкомыслой
головенке”,
или :
Вот и вечер
в ночную жуть
ушел до окон
хмурый
декабрый (качественное
прилагательное).
Также в поэзии Маяковского
наблюдаются неклассифицированные, но, безусловно, любимые им
новообразования: ”серпастый молоткастый паспорт”, “штыкастый еж”. Или даже то
чего в русском языке быть не может: “кафейные двери”, “поцелуйная сладость”,
“мелочинным роем”, “слух ухатый”. . .
Притяжательные прилагательные
имеют особое положение, способствуют персонификации: “ущелья кремлевы “”не
дослушал скрипкиной речи” “губы вещины” “бумажкин вид”. В современном языке от
этих существительных можно образовать только относительные прилагательные, но
никак не притяжательные. У Маяковского рядом стоят выражения “ущелья кремлевы”
и “вышки кремлевские”, следовательно, употребление той или иной формы зависит
от стилистической задачи- притяжательная форма употреблена для уничтожения
разницы между лицом и вещью (“что характерно для современного языка” Потебня).
С другой стороны Маяковский воскрешает древнерусскую традицию типа “сын
Владимиров”, “зуб зверин”. Притяжательное прилагательное обусловливает
употребление существительного в значении особи, чего и пытался достичь
Маяковский. Поэтому в творчестве поэта встречается множество притяжательных
прилагательных на “ий”, ”ов”, ”ин”, определяющих не вещи, а людей и
животных:”веселостью песьей”, ”человечьего мяса”, ”в лошажьи животы”, ”в
компании ангельей”, ”тома шекспирьи”; и даже два суффикса притяжательности “на
собачьевой площадке”. Замечателен факт образования притяжательных
прилагательных от существительных и местоимений, когда-то произошедших от
прилагательных:
Если ж
он
старший усвоит
сменит
мнение мненье старшино.
Под пером Маяковского начинают
изменяться и неизменяемые иноязычные слова: “с настойчивостью Леонардо
да-Винчевю”(хотя в данномслучае -тв. пад. , ед. ч. , ж. р. -формы на “-ин” и на
“-чный” совпадают Винокур склонен считать, что употреблена притяжательная
форма(“-ин”). В разговорном языке чста замена притяжательной формы
качественной( “соль бертолетовая” вместо “бертолетова “).
Небезынтересна работа Маяковского
над сравнительной степенью прилагательных, особенно произошедших от
существительных. Например:”романнее”, “чем дальше - тем ночнее”;а когда
указано исходное существительное пример становится нагляднее:
Взлетел,
простерся орел
самодержца
черней, чем раньше,
злей,
орлинее. Образуются у
Маяковского прилагательные и от наречий: “ гимн еще почтее “. Или: “Ну, а меня
к тебе и подавней-я же люблю- тянет и клонит”. Интересно, что современная
морфология не соотносят слова “давний” и “подавно”.
Ну и конечно, поэт не мог обойти
своим вниманием глагол - образует его и от наречий, и от междометий, и от
звукоподражаний:”расчересчурясь”, “размерсился”, “сердце изоханное”,
“дундудеть”. Образование таких слов можно наблюдать в городской обиходной
речи, хотя ей явно присуща форма на “-кать”(не “мерсить”, а “мерсикать”).
Интересен случай со словом “дундудеть”, где современное звукоподражание
наслаивается на древнее.
Многочисленны и продуктивны
случаи наращения приставки на обычную форму слова:”испешеходить”,
“замашинив”, “вытелю”. Здесь возможны два варианта : либо от беприставочного
глагола, либо, наращивая приставку на неглагол получаем приставочный глагол.
Винокур подмечает, что и в общеупотребительном языке от есть случаи
образования глаголов от имен наращением приставки “оформить” “укрупнить”, но
этот способ не очень популярен в современном языке. У Маяковского этим
способом производятся необычные образы:”обезночел”, “разбандитят”.
Подводя краткий итог, Винокур
говорит об отсутствии семантической разницы для Маяковского от какой части речи
образовывать глагол. Если образуется от имени, то обозначает деятельный
признак, и все равно, абстрактные, конкретные или какие-либо другие
существительные берутся за основу:”развеерился”, “иззахолустничается”
“головастить”, “сгитарьте”, ”зарождествели”. Винокур отмечает образование
глаголов от имен собственных: фамилий-”чемберлениться”, “муссолинит”,
“убиганятся губы”(от парфюмерной фирмы houbigant);от географических названий-
“миссисипиться”. Автор статьи считает недостаточно разработанной тему анализа
связи семантики и морфологии этих новообразований. По его мнению в некоторых
случаях промежуточные звенья словообразования пропущены:”озноенный”,
“раскитаенные фамилии”.
Слово внутри
класса слов.
Как только у слова появляется
род, слово вступает в морфологические отношения с другими словами. Категория
рода определяется по двум признакам - семантическому и морфологическому.
Винокур замечает, что Маяковский обычно сохраняет существительным род,
присущий им в общеупотребительном языке, хотя иногда, меняя суффиксы, влияет
на категорию рода. Например:”пироженью рвотной”. Но так как Маяковский -
новатор в рамках (хотя бы сколько-нибудь) употребительного языка, а языку это
явление не свойственно, такие нововведения редки в творчестве поэта. Однако
можно найти такие примеры:иностранные слова типа рояль -“фильм - фильма”, ”зал
- зала - зало”; употребление явно подчинено рифме “муча перчатки замш”(далее
идёт “замуж”); больший интерес с точки зрения Винокура представляет
употребление таких вариантов с сатирической задачей (например, присвоение
мужчине женского свойства):”взревел усатый нянь”(из поэмы “Хорошо” о Милюкове в
иммитации сцены разговора Татьяны и няни из “Евгения Онегина”):
Её
утешает
усатая няня,
видавшая виды,
Пэ Эн
Милюков.
Другая мотивация изменения категории рода дляМаяковского - иммитация детского
языка:
Обезьян.
Смешнее нет.
Что
сидеть, как статуя?1
Человеческий портрет,
даром, что хвостатая.
Варианты нововведений в категории
числа в поэзии Маяковскиого намного богаче - зачастую поэт, заменяя
единственное число множественным создаёт образы никак не ассоциирующиеся в
обыденной жизни с множественностью. Если имя собственное употребляется во
множественном числе этим выражается обобщённость, подчёркивается риторичность
и, конечно, свидетельствует об эмоциональности.
Это труднее, чем взять
Если ударами ядр
Тысячи
Реймсов разбить удалось бы. . .
. . . сдохнут Парижи,
Берлины,
Вены1
Здесь, по мнению Винокура, ярко просматривается связь с гиперболизмом
(особенно раннего ) Маяковского: “армиями Ромео и Джульетт”, “Ллоид Джоржи
ревели со своих постов”.
Любопытно употребление
абстрактных понятий во множественном числе. Этим автор подаёт это понятие в
виде конкретизированного образа, олицетворения, овеществления. Употреблением
названия вещества во множественном числе Маяковский добивается
опрелмечиваемости, так как перед читателем сразу встают сорта(обычное
употребление мн. ч. с сущ. веществ). Также употребление множественного числа
в этих случаях придаёт тексту экспрессию фамильярной речи.
Легло на город ргомадное горе
и сотни маленьких горь.
“Чтоб природами хилыми не сквернили скверы. . . ”. А вот с веществами:”Есть ли
наших золот небесней?”, или “товары, питья, еды. . . ”. Категория числа в
русском языке менее формальна, чем категория рода, хотя формально любое
существительное может стоять во множественном числе. Это и использует Маяковский:
“. . . в мягких мебелях”. ( Любопытно, что во времена Пушкина форма
“мебелях” была вполне употребительной. )Категория числа даёт Маяковскому
богатую пищу для словотворчества:
Тащусь меж канавищ
канав,
канавок.
Хлеба!
Хлебушка!
Хлебца!
А в стихотворении “Евпатория” поэт выстраивает целый ряд необычных форм от
слова евпатория-”евпаторийскую - евпаторийцами - евпаторийки - евпаторьяки -
евпаторьяне - евпаторёнки - евпаторьячьи - евпаторство”, и что интересно, к
каждому из этих слов Маяковский находит рифму. Обилие подобных форм можно
видеть и в других его стихах, например, в “Военно-морской любви”.
Пристрастие к слову определяет частое употребление несвязанных морфем:
кто в глав,
кто в ком,
кто в полит,
кто в просвет,
расходился народ в учреждения.
Или: “на заседании А-БЕ-ВЕ-ДЕ-ЖЕ-ЗЕкома”. И ещё:”-идите и обрящете- иди и
“рящь” её-”. Этот приём используется с разными стилистическими целями: для
иммитации крика толпы, его истолкования; насмешки или сатиры; стилизации
деской речи; и, по мнению Винокура, просто ради творчества (особенно в ранних
футуристических работах)”как бы устраивая смотр словообразовательным средствам
языка”. На этой почве филолог сравнивает Маяковского с Хлебниковым и, выявляя
различия в принципах употребления нововведений, всё-таки признаёт, что
Хлебников повлиял на оформление стиля молодого Маяковского.
Винокур также говорит о смещении обычных
отношений слов с абстрактными и конкретными значениями. При этом слова
отвлечённые превращаются в вещи или живые организмы. Морфологически это
достигается присоединением суффиксов, характерных другому семантическому
классу. Здесь возможно несколько вариантов:во-первых присоединение
увеличительных суффиксов к отвлечённым существительным (“духотище”,
”красотищи”, ”войнищи”). Здесь наблюдается иммитация явлений фамильярной речи
типа “силища”, ”хвостище”. Это и обусловливает понятность и экспрессивность
подобных конструкций. Во-вторых - присоединение уменьшительных суффиксов
(задача и принцип те же):”плачики”, ”нэпчик”, ”любовишки”, ”смертишек”.
К этому же типу относятся случаи приращения увеличительных суффиксов к
существительным материалов:”лучище”, ”водища”, “народина”. . . Есть и третий
случай, когда увеличительные или уменьшительные суффиксы присоединяются к
именам собственным:”Бродвеище”, ”декабрик”, ”поцелуишко”,
”потерийка”(любопытно, что здесь вычленяется новый суффикс “-ийк”, не
существующий в языке). Все эти приёмы служат для материализации понятий.
Есть в произведениях Маяковского и работа
обратная этой- создание обобщённых, отвлечённых, собирательных понятий от
конкретных существительных:”бароньё”, “стоэтажие”, ”рыхлотелье”, ”мещанья”,
”доисторичье”.
Любопытно образование нового типа слов,
женского рода, заканчивающихся на мягкий согласный ”рабкорь”, ”склянь”.
Зачастую Маяковский берёт за основу действие или признак, вытесняет привычные
суффиксы и получаются: ”нищь и голь”, “лёгочь”, ”ясь”, ”ёжью кожи”, ”в
жадности и в алчи”. Автор стихов не ограничивается этим: ”трелёр”(тот, кто
издаёт трели), ”читаки”, ”красавка”, ”калекша”, -все эти слова имеют
значение действующего лица, ведь в рамках будничной речи ему тесно. Именно
поэтому также создаются сложные слова. Винокур останавливается на четырёх
классах таких новообразований:1)с суффиксом “-ье”: тупорылье, рыхлотелье,
визголосие(интересно- не “визгоголосие”, как по правилам языка). 2)слова, основанные
на принципе теле-, радио- : “радиосплетни”, ”звездомедведья”, ”молодолес”
(прилаг. ).
3)сложением основ, или, точнее говоря, сложением
слов: “людогусь”, ”пролетариатоводец”, ”дрыгоножество”. . .
4)сложносокращённые слова (типа современного “хозрасчёт”): “млечпуть”,
”самокритик-совдурак”.
Автор филологического труда также отмечает
большое количество сложных прилагательных. Причиной этого он видит ритмические
особенности стиха а также “тяготение к “грандиозным” образам” (что характерно
для классицизма):”быстролётный”, “мордой многохамной”, “стодомым содомом”,
“тысяче-миллионо-крыший волжских селений гроб”. Принцип образования этих
неологизмов - книжный, необычность и новизна - семантические. Занятны
конструкции, часть основы которых составляет определение: “крикогубый”,
“быкомордая орава”, “кудроголовым волхвам”, причём отношения в этих
прилагательных сходны с отношениями существительного и приложения в
предложении. Маяковский имеет в виду “с губами - криком”, ”мордой - быком” и т.
д. Такое истолкование Винокуром этих конструкций является новым к ним
подходом.
Также филолог отмечает, что поэт не избегал и
обычного способа образования слов, например, “красноязыкий”, ”звонконогие”,
“лазоревосинесквозные”. Иногда сложные прилагательные создают комический
эффект: “эскадры верблюдокорабледраконьи”.
Не обошёл своим вниманием Винокур и способа образования слов присоединением
приставки “-раз”, которая усиливает признак. “Разужасная”,
”разувлекательный”, ”распробабкиной”, “время . . . распроститучье” и даже от
united - разЬюнайтед. А когда эта приставка присоединяется к превосходной
степени прилагательного получается как бы превосходная степень в квадрате, что
характерно не только для творчества Маяковского, но и для разговорной речи:
“пресволочнейшая штуковина”, ”распронаиглавнейший”. То же видим и с
существительными: “рассоциализм”, ”архиразиерархия”…
Довольно много у поэта новообразований в
приставочных глаголах. Подробно Винокур не описывает этот приём (в связи с освещённостью
его в филологии), а останавливается на двух частных случаях:
1)”вторичное наращение приставок на глаголы,
уже снабжённые ими”[1].
Языковед выделяет здесь два случая: принцип - “испозолочено” (как в
древнерусском “изурезались”, ”порастыкали”), где наращение возможно из-за
потери первой приставкой свойств этой части слова:” изъиздеваюсь”. Маяковский
тем самым воскрешает сложное слово, превратившееся в современном языке в
простое.
2)отсечение дополнительных морфем (приставок и
суффиксов) от глагола. Этим поэт обновляет восприятие слова: “ложите”,
”взвидишь”, ”Ну и сон приснит вам полночь-негодяйка”. Винокур отмечает, что
анализ его, разумеется, не полный, но “общие тенденции намечены в некоторых
существенных отношениях”.
Слово во фразе
Якобсон говорит, что поэзия
Маяковского - это поэзия выделенных слов по преимуществу. Винокур в своей
работе пишет о том, что с точки зрения версификационного анализа позиция
Якобсона верна, но нужны синтаксические обоснования. Их он приводит в главе
“Слово во фразе”.
Дело в том, что стиль Маяковского - это разобщённые отрывки, связанные
семантически, а не синтаксически. Поэтому при устранении синтаксической
зависимости речь превращается из связанного потока в обрывки, которые превращаются
в строй независимых синтаксических единиц, дополняющих друг друга своими
семантическими значениями без опоры на форму слов. В то время как в языке
приняты конструкции “уехал вчера”, "очень умён”, у Маяковского чаще
встречается не “примыкание”, а “обособление”[2].
Для поэта нет разграничений между “вы, с вашей добротой. . . ” и “вы с вашей
супругой. . . ” т. е. обособление доходит до крайних пределов( слова,
семантически составляющие одно целое, синтаксически разобщены и превратились в
несколько синтаксических целых.
Для того, чтобы понять детали нужен более тщательный рвзбор.
Здесь Винокур выделяет несколько
случаев: употребление изолированных именительных падежей (чаще поэт употребляет
их несколько подряд, с опредедениями и без них, но обязательно без
глаголов). Функции таких конструкций различны: а)картинное изображение места и
обстановки действия, обрисовка аксессуаров сюжета:
Ночь.
Надеваете лучшее
платье.
Или: Бульвар
Машина.
Сунь пятак, -
что-то повертится,
пошипит гадко.
Или такой яркий пример из стихотворения “Про это”:
Лубянский презд.
Водопьяный
вид
вот.
вот
фон.
В постели она.
Она лежит.
Он.
На столе телефон.
б)достижение “кинематографического эффекта”:
Мотоцикл.
Толпа.
Сыщик.
Свисток.
в)именительный падеж как исходный пункт для рассуждения.
г)употребление для лаконизма (например в автобиографии “Я сам”): “Беллетристики
не признавал совершенно. Философия. Гегель. Естествознание. Но главным
образом марксизм. ”
Как мы видим функции разные, но смысл один - разобщённость именительных
падежей, которые превращаются в независимые синтаксические целые, связанные
семантически. Это явление выделяется и в общеупотребительной речи, что
отмечают Шахматов и Пешковский. Но они склонны толковать разобщённые
именитльные падежи как сказуемые, а, следовательно, как педложения. Винокур
считает иначе: в синтаксических целых (которыми являются разобщённые
именитльные падежи) нет наклонения и времени, поэтоу они не предложения. Хотя
филолог отмечает аналогичную с предложениями функцию этих конструкций, но
только с оговоркой, что это достигается различными средствами.
Другие именительные тоже не
сказуемые.
Отличие от существительных
синтаксических единств состоит в том, что они разобщены с текстом, что
придаёт новую художественную ценность слову. Например, числительные обычно не
употребляются без существительных, но:
Четыре.
Тяжёлые, как удар.
“Кесарево Кесарю - Богу богово”.
Где именительный отделён от других определений. Наиболее ярко разобщение видно
на примере конструкции “именительное ФРАЗА глагол”(Винокур склонен считать,
что такая конструкция предложением не является).
Морган.
Жена.
В корсетах.
Не двинется.
Или: Москва.
Вокзал.
Народу сонм.
Набит, что в бочке
сельди.
Изолированные именительные аналогичны по функции в тексте - т. к. любые
синтаксические связи с текстом отсутствуют, то они несут лишь смысловую
нагрузку, которая и позволяет относить их к тексту.
Май стоял.
Позапрошлое лето.
Вещи.
Всем по пять кило.
Лингвист говорит нам о сходных
конструкциях, которые также встречаются в стихах Маяковского. Если бы у
данного слова не было тире, его можно было бы принять за прямое дополнение.
Кто-то предлагал - сквозь Землю
до
Вашингтона кабель. Здесь нет вопроса в винительном или именительном
падеже кабель, да это и не важно т. к. конструкция синтаксического смысла не
имеет.
Или например: Обалдело дивились:
выкрутас монограмма,
дивились сиявшему серебром
полированным. . .
Монограмма синтаксически равна сиявшему !!!
Атак же: Картина третья.
Развёртывается у
трамвая. - ТРИ отдельные синтаксические целые, которые в обычном языке были бы
подлежащим, дополнением и сказуемым ОДНОГО предложения.
Разобщённые именительные -
частный случай “преодоления синтаксиса”(поэтому и короткая строка в творчестве
поэта и разброс слов, обычно связанных).
Скушно Пушкину.
Чугунному
ропщется.
Были времена - прошли былинные.
- здесь одно существительное употреблено в двух местах - сначала без
определения, а затем определением. Поэтому повышается вес
прилагательного, появляется возможность его субстантивизации. Вот и ещё пример
своеобразия языка Маяковского.
Другое словесное разобщение
достигается вытеснением зависимой формы независимой.
Пелагея,
что такое?
где ещё кусок
жаркое?
Вместо двупланоаой конструкции “кусок жаркого”, этим и обусловлено такое
разделение на строки.
А вот ещё способ освобождения слова от синтаксических связей: слово,
принудительно требующее дополнения, употребляется без него. “Я не могу на
улицах!”.
Независимое употребление разных
звеньев предложения приводит к отсутствию глагола там, где по норме он нужен.
Но т. к. основанием высказывания, как правило, является независимый член
речи, нет надобности в глаголе. Здесь нет предикации, а есть нерасчленённый
способ выражения, которым обладает каждое слово.
“Доглагольное” синтаксическое
построение делится на несколькослучаев. 1)восклицания:
Нагнали каких-то.
Блестящие!
В касках!
Нельзя сапожища!
Скажите пожарным. . .
2)Условные конструкции после если
Если б рот один, без глаз, без затылка -
сразу могла б поместиться в рот
целая фаршированная тыква.
3) Целевые конструкциипосле чтобы:
Глупые речь заводят:
чтоб дед пришёл,
чтоб игрушек ворох.
Одно обдумывает
мозг
лобастого,
чтобы вернее,
короче,
сжатее.
4) Иллюзия недоговорённости:
И когда говорят мне, что труд,
и ещё, и ещё,
будто хрен натирают на
заржавленной тёрке. . . (первоначально - “говорят про труд”).
Дальнейшим следствием этого
принципа является отсутствие союзов: Замечали вы -
качается
в каменных
аллеях
полосатое
лицо повешенной скуки. . .
Иззахолустничается.
Станет -
Чита.
Иногда у Маяковского независимость получает грамматическое выражение:
Глаза у судьи - пара жестянок
мерцает в помойной яме. . .
Сказуемое тяготеет к сравнению (что можно наблюдать в древнерусской литературе:
“. . . а князь их - фота на голове. . . ”): красная
-
клюквы воз - щека.
Любопытно, что между членами нет отношений
подчинения, есть присоединение независимых членов. Синтаксическая
самостоятельность уравнивает все слова и уничтожает иерархию: Маленькая,
но семья.
Хорошо
и целоваться,
и
вино.
Тот же смысл и при преобразовании других, менее свободных категорий: “Мы
знаем, кого мети!”, “Поэзия - это сиди и над розой ной. . . ”
Зачастую видим изменение ранга
слова, например, превращение предлога в наречие (занимательно, что в
древности эти предлоги скорее всего и были наречиями):
И за,
и над,
и под,
и пред
домов дредноуты. . .
Иногда поэт производит инверсию и без перемены функции, например:
Возрадуйтесь,
найден
выход
из
положенья этого. . .
Нередко он опускает предлоги, тем самым замедляя онаречивание существительного
с предлогом: “По Красному морю плывут каторжане, трудом выгребая
галеру”. Или: “Склонилась руке. . . ”, где обозначение предмета, к которому
обращено действие опять же подвержено древнерусской традиции (“. . . избивая
гуси и лебеди завтроку и обеду и ужине. ”).
Винокур отмечает, что Маяковский
не любит подчинения, а предпочитает свободные присоединительные конструкции :
Оскольких
можно
упразднить,
заменя
добросовестным
“телевоксом”.
Испустит чих -
держусь на месте еле я. . .
Таким образом, особенностью языка Маяковского является ослабление
синтаксической связи за счёт семантической; слово может быть синтаксическим
целым без иерархических отношений с другими словами. Также в языке литературы
этого неординарного поэта нет различия между словом и предложением (что, как
отмечает Винокур, было присуще прародителю всего земного языка т. е.
существовала одна единица общения – предложение -слово-звук-крик ). О чём это
говорит? Нет, совсем не об архаизации или стилизации - Маяковского трудно
представить человеком, берущим что-либо из прошлого, он жил самым
современным; это говорит о сохранении некоторых черт праязыка, которые
интуитивно оживил и пустил в литературу Маяковский.
4
Слово в выражении.
Фразеология Маяковского представляет
соединение слов как носителей материальных значений. Выражение для него -
фразеологический аналог синтаксического целого(т. е. предложения).
“Фразеологическими сращениями
называются такие лексическо неделимые обороты, обобщённо-целостное значение
которых не определяется значением составляющих его компонентов. ”[3] У Маяковского наблюдаем борьбу
с омертвением отдельного слова в фразеологическом сращении. Слова
восстанавливают свои отдельные значения, т. е. происходит процесс, аналогичный
тому, что прослеживался в синтаксисе. Поэт создаёт такие условия, что слово
во фразеологизме должно ожить, чтобы фраза была понятна.
1) употребление слова в его буквальном и примитивном значении, что зачастую
слышим в разговоре детей . (После того, как одна дама сказала, что в каком-то
деле она собаку съела, мальчик перед её появлением стал прятать своего щенка.
) Совершенно так же Маяковский пишет:
Она(буржуазия)-
из мухи делает слона
и после
продает слоновую кость.
Налицо разложение идеоматики: Если зуб на кого -
Кто из вас,
из сёл,
из кожи вон,
из
штолен
не шагнёт вперёд?!
Буквальность из кожи вон подчёркивается параллельными конструкциями: из
сёл, из штолен. . .
И, конечно, разложение более
слабых конструкций:
“Как трактир мне страшен
ваш страшный суд”,
“Розданные Луначарским венки
лавровые сложим в общий товарищеский суп. ”
Или: Сегодня с денщиком:
ору ему
- Эй,
наваксь
штиблетину,
чтоб
видеть рыло в ней!-
и конешно -
к матушке,
а он
меня
к моей,
к матушке,
к свет
к Елизавете
Кирилловне!
Такое употребление обусловливает
двойное восприятие - и целого, и частей. С таким подходом поэт получает
возможность подбирать слова в выражения не боясь омонимии с фразеологизмами.
“Сплошной ливень вспенил белый океан, сшил белыми нитками небо и воду. ” В
данном случае наличие фразеологического сращения “шито белыми нитками” просто
игнорируется.
Это я
попал пальцем в небо,
доказал:
он - вор!
Принципы Маяковского дают богатый материал для каламбуров:
На земле
огней - до
неба. . .
В синем небе
звёзд -
до
чорта.
Метафора - это подмена одного
значения слова другим[4];
в общеупотребительном языке есть разграничение сочетаемости слов вообще и
метафор в частности. Поэтому мы говорим: “духовные искания” но “поиски
работы”.
А у Маяковского : Я
ногой, распухшей
от исканий
обошёл. . .
Тут оживает первоначальное значение (которое не зависело от контекста).
в сердце таком
слова ничего не тронут :
трогают их революций штыком.
Это четверостишье напоминает полемику о слове трогать в эпоху Карамзина.
Дорога до Ялты
будто роман:
всё время
надо крутить. (от
просторечного “крутить любовь”).
Зачастую каламбур рождается при использовании чистого омонима: Чтобы суше
пяткам -
пол
стелется,
извиняюсь за выражение,
прбковым матом.
Ещё одно нововведение - подмена
части фразеологизма:
В этой теме,
и личной,
и
мелкой,
перепетой не раз
и не
пять. . .
Или: Если кто кого ругает
особенно по общеизвестной
матери. . .
Та же природа в “Окнах роста” -
пословицы: “нашла коза на камень”, ”Колчак - не воробей, вылетит, не
поймаешь”. . . ”Это написано 50 лет тому вперёд”, ”Мы аж на тракторах
пахали”(от мы пахали), “Облако в штанах” (по аналогии с “философ в юбке”).
Все эти нововведения не просто
для эксперимента, цель поэта - максимально полно использовать экспрессивность
языка вообще и разговорного языка в частности. Только такое слово могло
всколыхнуть массы, сагитировать, убедить.
Как пишет сам Винокур, это не
полный анализ творчества Маяковского, но он является полным, довольно
интересным, освещающим те стороны творчества поэта, о которых не было сказано
ранее. Филолог высказывает мысли, теперь ставшие основополагающими в
исследовании языка Маяковского.
СПИСОК
ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Г. О. Винокур “О языке
художественной литературы” (глава “Анализ”)
[1] Тренин
[2] в
филологии эти термины употребляются применительно к другим конструкциям;
Пешковский
[3] М.И.Фомина