Создание и функционирование Верховного тайного совета
Федеральное агентство по образованию
Ставропольский государственный
университет
Кафедра истории
России
Дипломная работа
на тему:
Создание и функционирование Верховного тайного
совета
Студентки 4 курса исторического
факультета
Группа «В»
Дурдыевой Гузель
Научный руководитель:
Беликова Т.В. КИН, доцент
Ставрополь 2007
Содержание.
Глава 1. Исторические обстоятельства
возникновения Верховного тайного совета.
1.1.
Борьба
за власть после смерти Петра I в 1725г.
1.2.
Причины
возникновения и состав Верховного тайного совета.
Глава 2. Политика Верховного тайного
совета.
2.1.
Корректировка
петровских реформ.
2.2.
Борьба
за власть в Верховном тайном совете.
2.3.
Попытка
ограничения самодержавия.
Введение.
Актуальность
проблемы:
Период дворцовых
переворотов недостаточно изучен в отечественной историографии. Очень мало
специальных исследований и о работе государственного аппарата в этот период, в
частности различных государственных учреждений, в том числе Верховного тайного
совета. Кроме того, существуют диаметрально противоположные оценки, направления
сущности политики этого высшего органа власти в годы правления Екатерины 1 и
Петра 2. Дискуссионность различных аспектов темы, слабая степень изученности
проблемы функционирования государственных учреждений в период дворцовых
переворотов диктуют необходимость дальнейшего комплексного исследования нашей
темы.
Цель работы: изучить деятельность
Верховного тайного совета
Задачи определяются поставленной
целью:
-выяснить
обстоятельства возникновения Верховного тайного совета;
-проанализировать
его состав;
-выявить основную
направленность конкретных мероприятий в Верховном тайном совете, их соотношение
с петровскими реформами;
-рассмотреть ход
борьбы за власть в Верховном тайном совете, определив причины и итоги;
-проанализировать
попытки Верховного тайного совета ограничить самодержавие, при этом выяснить
обстоятельства падения Верховного тайного совета.
Объект – история государственных
учреждений России.
Предмет – политика Верховного тайного
совета.
Степень
изученности:
Анализ степени
изученности проблемы я давала по проблемно-хронологическому принципу, то есть
мною были предложены важнейшие проблемы, которые стояли в центре внимания
дореволюционных, советских и современных исследователей темы и проследила, как
пытались их решить в историографии. Это следующие проблемы:
1.Причины
возникновения Верховного тайного совета;
2.Оценка «затейки
верховников»,связанной с выработкой «Кондиций»;
3.Соотношение
петровских реформ и политика Верховного тайного совета, ее эффективность и
необходимость для дальнейшего поступательного развития России.
В исследованиях
дореволюционных и советских историков на основе изучения официальных
законодательных актов с достаточной полнотой изучена история создания и функционирования
Верховного тайного совета.
По-мнению
Ерошкина Петр 1, а вслед за ним и Екатерина склонялись к мысли о реорганизации
высшего управления путем формирования более узкого, чем Сенат, органа. Видимо,
не случайно в донесении Лефорта от 11 мая 1725 года сообщается о
разрабатываемых при русском дворе планах»об учреждении тайного совета»,
включавшего императрицу, герцога Карла Фридриха, А.Д. Меншикова, П.П.Шафирова и
А.В.Макарова.
3 мая это
сообщение почти дословно повторено в донесении Компредона. Истоки появления
Верховного тайного совета следует искать не только в «беспомощности» Екатерины.
Сообщение от 12 августа 1724 года ставит под сомнение и расхожий тезис о
возникновении совета как каком-то компромиссе с «родовой знатью»,олицетворяемой
Д.М.Голицыным. Своего рода попыткой компромисса можно считать точку зрения
Анисимова. Однако, позиция его весьма противоречива. Такие исследователи, как
Голикова Н.Б., Кислягина Л.Г. считают, что на протяжении ряда лет, еще со
времен Петра 1 «недостаточная оперативность Сената стала ощущаться сильнее, и
это не могло не привести к созданию более гибкого постоянного органа. Им и стал
Верховный тайный совет, возникший на основе совещаний советников,
систематически собиравшихся Екатериной 1». Приведенный тезис наиболее адекватно
отражает причины изменений в высшем управлении в 1726 году и находит
подтверждение в конкретном материале.
Градовский А.Д.
считал, что «учреждение совета принадлежит к разряду самых неожиданных и
внезапных государственных переворотов». Деятельность Верховного тайного совета
привела к тому, что «скоро вся система, созданная Петром, разрушилась
настолько, что уже с трудом можно было найти исходную точку администрации», а
«всматриваясь в историческое значение Верховного совета, нельзя не заметить в нем
сильной попытки доставить господство старому личному началу.
Ключевский писал,
что, созданием Верховного тайного совета «хотели успокоить оскорбленное чувство
старой знати, устраняемой от верховного управления неродовитыми выскочками».
При этом изменялась не форма, а сущность правления, характер верховной власти:
сохраняя свои титулы, она из личной воли превращалась в государственное
учреждение.
Филиппов А.Н. в
книге «История Сената в правление Верховного тайного совета и Кабинета»
высказал мнение о том, что основным пороком созданной Петром системы органов
власти была невозможность совмещения коллегиального принципа их устройства с
характером исполнительной власти. Как орган исполнительной власти, «стоящий в
непосредственном отношении к верховной власти», и был, считал Филиппов, основан
Верховный тайный совет.
Таким образом,
возникновение совета – не столько результат борьбы политических интересов,
сколько необходимость, связанная с восполнением существенного пробела в
петровской системе органов высшего управления. Результаты деятельности совета
были незначительны, ибо ему «пришлось действовать непосредственно после той
напряженной, деятельной эпохи, когда реформа следовала за реформой, когда во
всех сферах народной и государственной жизни господствовало сильное
возбуждение. Совету пришлось быть учреждением эпохи реакции... Совет должен был
разобраться в сложных задачах петровской реформы, оставшихся для последующих
эпох далеко не в разрешенном виде. Такая деятельность...показала ясно, что в
петровской реформе выдерживало испытание временем и что должно было быть
отставлено. Наиболее последовательно, полагал Филиппов, совет придерживался
линии Петра в своей политике по отношению к промышленности, но в целом «общая
тенденция деятельности Совета – примирить интересы народа с интересами...армии,
не ведя обширных военных предприятий, не задаваясь никакими реформами по
отношению к «войску». При этом, так же как и Ключевский, считал, что «совет
отвечает в своей деятельности главным образом нуждам данной минуты,занимается
теми делами, какие требуют немедленного решения.
В 1909 году вышла
из печати книга Вяземского Б.Л. «Верховный тайный совет». Как и многих его
предшественников, автора интересовала не столько проводившаяся советом
политика, сколько его история как государственного учреждения. Однако нельзя
согласиться с мнением Анисимова Е.В. о том, что выводы и наблюдения автора не
отличались оригинальностью и являлись повторением идей Филиппова и Милюкова. В
действительности многие суждения Вяземского были именно оригинальны, хотя бы
потому, что его оценка деятельности совета была почти безоговорочно позитивной.
Рассматривая причины возникновения Верховного тайного совета, Вяземский, как бы
синтезировав идеи Градовского и Филиппова, пришел к заключению, что совет играл
своего рода генерал-прокурора, приспосабливая систему петровских учреждений к
самодержавию.
Исследователь
Строев В.М. в Верховном тайном совете видел своего рода «коалиционное
правительство», которое «оказалось на высоте своего призвания».
В 1975 году Анисимов
Е.В. защитил кандидатскую диссертацию на тему «Внутренняя политика Верховного
тайного совета (1726 - 1730)». Создание Верховного тайного совета
рассматривается в работе как «начальный этап перестройки системы управления,
преследовавшей цель приспособления государственного аппарата к новым задачам,
вставшим перед самодержавием в первые послепетровские годы».
Группа историков
во главе с Ерошкиным считали, что оценка работы государственных учреждений
периода дворцовых переворотов зависит от оценки личности монарха. Очень
распространенными являются рассуждения о «ничтожности» преемников Петра в
противовес значительности и масштабности политических преобразований самого
Петра.
Другая группа
исследователей под руководством Голиковой утверждают, что Верховный тайный
совет – прямой наследник негласных советов Петра в 20-е годы 18 века, органов с
более или менее постоянным составом, сведения о которых достаточно ясно
отразились в дипломатической переписке того времени.
Падение
Верховного тайного совета в 1730 году могло рассматриваться как доказательство
того, что появление органов, подобных ему, - нечто вроде призрака русского
абсолютизма. Так воспринимали этот орган множество историков 18 – 19 вв.,
начиная с ТатищеваВ.Н. и кончая Павловым – Сильванским Н.П., а отзвуки
понимания проявились и советской историографии.
Сложившиеся в
общественном сознании стереотипные представления о послепетровском времени
нашли отражение в «записке о древней и новой России» Карамзина, который осудил
попытки ограничения самодержавия членами Верховного тайного совета и всю
проводимую им политику. Карамзин полагал, что Анна Ивановна «хотела
правительствовать согласно с мыслями Петра Великого и спешила исправить многие
упущения,сделанные с его времени», но «несчастная привязанность» ее к Бирону не
позволила ей выполнить свою задачу. В сущности та же точка зрения была
воспроизведена и в некоторых появившихся во второй половине 19 века работах
историков – правоведов, в том числе и Градовского А.Д.
Первым, кто
поставил перед собой задачу беспристрастно осветить историю послепетровской
России, был Соловьев С.М., в 18 – 20 томах своей «Истории России с древнейших
времен», давший подробный очерк событий этого времени. Рассматривая
правительственную политику в царствование Екатерины 1, Соловьев в целом не
отрицал вынужденности мер, предпринимавшихся Верховным тайным советом, однако
общий его вывод состоял в том, что «программа преобразователя показалась
слишком обширна, а «люди, оставленные России Петром, не имели его веры в
способности русского народа, в возможность для него пройти трудную школу;
испугались этой трудности и отступили назад». Деятельность Верховного совета
представляет реакцию против как финансовой администрации, так и податной
системы петровского времени.
Финансовая политика
совета, по мнению Вяземского, была продиктована заботой о сокращении расходов
государства. Осуществленная советом реорганизация местного управления, которая
всеми предшественниками Вяземского трактовалась как полное разрушение
петровской системы, была, как он полагал, вызвана тем, что и Петр «не решился
окончательно разделаться с дореформенными учреждениями, вследствие чего
реорганизация местного управления оказалась несовершенной и новому порядку
приходилось приспосабливаться к старой почве, на которую он был перенесен»
стремление Вяземского оправдать действия совета проявилось в трактовке судебной
реформы. Он утверждал, что на деле реального разделения властей не существовало
и при Петре, а меры Верховного тайного совета едва ли правосудие более доступным
и действенным, поскольку воевода мог тотчас сам приводить в исполнение свои
решения.
Говоря об
историографии послепетровского времени, нужно упомянуть и о статье Н.А. Павлова
– Сильванского «Мнения верховников о реформах Петра Великого», опубликованной в
1910 году. Главным противникам петровских преобразований он считал Меньшикова.
Исследователь категорически опровергал суждение Милюкова о единстве методов
Петра и верховников, утверждая, что вопросы остались, но изменились приемы их
решения, так как в противоположность Петру верховники всегда уклонялись от
сложного и трудного; они нередко пользовались в своих мероприятиях приемом
точного воспроизведения допетровских порядков.
В 1949 году Е.С. Пархом
была защищена кандидатская диссертация о торгово – промышленной политике
Верховного тайного совета, в которой особо подчеркивалось иностранное влияние
на нее и соответственно многие мероприятия оценивались резко отрицательно.
Истории выработки в 1727 – 1731 годах таможенного тарифа было посвящено исследование Ф.И. Козинцевой, промышленная
политика нашла отражение в монографии Н.И. Павленко по истории металлургии.
Детальному разбору финансовая, в том числе фискальная политика была подвергнута
в монографии С.М. Троицкого.
По словам
Анисимова, при Петре II Совет пре5вратился в
«коллективного регента», а отставка Меньшикова расчистила «путь к власти
родовитой оппозиции», и в этих условиях совет «стал орудием в ее руках».
Осуществленная административная реформа носила черты централизации и
концентрации управления и преследовала цели повышения эффективности,
мобильности управления, приспособления деятельности государственного аппарата к
специфике внутренней обстановки и внутри политических проблем послепетровского
периода. Особое внимание уделил попыткам ревизии податной реформы. Именно в
ней, по его мнению, видели верховники причины плачевного финансового состояния
страны и разорения крестьянства.
В своей работе
«Россия без Петра» автор так же критиковал политику Верховного тайного совета.
Из новейших работ
по интересующей нас проблематике упомяну Я.А. Гордина «Меж рабством и
свободой». Он полагает, что Верховный тайный совет в первый год своего
существования выполнил главную тактическую задачу – бешеный галоп, которым вел
измученную Россию Петр I, был приостановлен, обличено
было положение купечества и крестьянства. Царствование Петра II доказало недееспособность
государственной системы, полупостроенной Петра I. Поражение конституционной «затейки» верховников привело к
тому, что с первых же месяцев нового царствования началось попятное движение к
вульгаризованным петровским установкам.
Краткий обзор
историографии послепетровской России достаточно ясно показывает, что на
протяжении полутора столетий в ней шла постоянная борьба двух взаимоисключающих
тенденций. С одной стороны, стремление изобразить всю послепетровскую эпоху как
«мрачную страницу русской истории, а соответственно, и внутреннюю политику
представить как попытку контрреформы». С другой – стремление доказать, что
политика Верховного тайного совета была продиктована конкретными условиями
разоренной петровской реформой страны и поэтому была вполне разумной и
оправданной.
Источниковая
база: при
выполнении работы опирались на изучение разнообразных источников, позволяющих
раскрыть различные аспекты возникновения и функционирования Верховного тайного
совета. Источники по моей теме можно разделить на несколько групп.
1 группа –
законодательная акты (8 февраля 1726 года – указ об учреждении Верховного
тайного совета; «Мнение не в указ», 25 февраля 1730 года – «Кондиции», 4 марта
1730 года – указ об упразднении Верховного тайного совета), позволяющие
рассмотреть процесс возникновения этого высшего органа, раскрыть содержание
конкретных мер. Дают официальную фактовку необходимости тех или иных
мероприятий.
2 группа – сочинения
современников. К ним можно отнести: «Краткая повесть о смерти Петра Великого»
Ф. Прокоповича «Записки Манштейна о России 1727 – 1744 года».
3 группа –
мемуарная литература. Среди них: записки Миниха.
4 группа –
дипломатическая переписка. Депеши иностранных послов.
Структура. Работа состоит из введения,
2х глав, заключения и списка источников и литературы.
1 глава –
Обстоятельства возникновения Верховного тайного совета.
2 глава –
Политика Верховного тайного совета.
Глава I. Исторические обстоятельства
возникновения Верховного тайного совета.
1.1. Борьба
придворных группировок за власть после смерти Петра I
16 января 1725
г. Пётр слёг и больше уже не встал. Силы оставили царя. За несколько часов до
смерти, когда он уже потерял дар речи, слабеющей рукой Пётр успел написать только два слова :
«отдайте всё». Но кому он завещал своё дело, кому он передавал российский
престол, осталось неизвестным1.
Дело царевича
Алексея и ранняя смерть сыновей Петра от его второй жены Екатерины заставили
Петра установить новый порядок престолонаследия, согласно которому государь мог
назначить себе приемника по своему усмотрению. Новый закон (“Устав о наследии
престола”), изложенный и истолкованный Феофаном Прокоповичем в “Правде воли
монаршей во определении наследника державы своей”, был обнародован 5 февраля 1722 г.
Закон о
престолонаследии предполагал наличие завещания и передачи престола по воле
монарха, но Пётр не успел составить его при жизни.2
Что представляла
собой та полоса дворцовых переворотов, которой ознаменовалась история
Российской империи с 1725 по 1762 г. и даже позже (убийство Павла)?
В трудах В.И. Ленина
имеются оценки на эволюцию самодержавия в России. Он подчёркивал, что “русское
самодержавие XVII века с боярской думой и
боярской аристократией не похоже на самодержавие XVIII века с его бюрократией, служилыми сословиями, с отдельными
периодами «просвещённого абсолютизма», что «монархия с боярской думой не
похожа на чиновничье-дворянскую монархию XVIII века».1.
В.И. Ленин
определяет русское самодержавие XVIII века как чиновничье-дворянскую монархию с бюрократией и служилыми
сословиями. Создание этой монархии, оформление абсолютизма, истоки которого
восходят ко второй половине XVII в.,
является следствием преобразований в царствие Петра I. Период «просвещенного абсолютизма»
в России падает на время Екатерины II, хотя элементы «просвещённого абсолютизма» характерны и для Петра I. Поэтому нельзя говорить об эпохе
дворцовых переворотов как о чём-то принципиально отличном от предшествующего и
последующего этапа в истории самодержавного строя в России. Однако новые
концепции и подходы дали основание переосмыслить многие, ставшие уже
постулатами, оценки и выводы.
Конечно, почти
четыре десятилетия, отделяющие смерть Петра I от восшествия на престол «преемницы Петра». Екатерины II, представляют особый период в
истории Российской империи, период, наполненный политическими событиями большой
важности. В течение XVIII в. имела место дальнейшая
(по сравнению с петровским абсолютизмом) эволюция самодержавия: особенно
выделяются времена Верховного тайного совета как попытка существенного умаления
самодержавия в пользу феодальной олигархии, «затейка верховников» начало 1730
г., преследовавшая цель поставить у власти феодальную аристократию и путём
«кондиций» ограничить монарха.1.
В течение всего
этого периода шла борьба за власть между отдельными группировками «шляхетства»,
«верховниками» и «шляхетством», вельможами и рядовым дворянством, между
различными группировками придворной знати. Но так как во время дворцовых
переворотов дворянская природа самодержавия не менялась, то «перевороты были до
смешного легки, пока речь шла о том, чтобы от одной кучки дворян или феодалов
отнять власть и отдать другой».1
Не успел
смежить веки русский император, как вопрос о том, кто наследует его престол,
стал предметом горячих споров. Давно уже при дворе сложились две группировки
правящей знати. Одна состояла из вельмож, хотя и титулованных, но в большей
своей части неродовитых, не знатного происхождения. Своими титулами и чинами,
своим богатством и влиянием, своим местом в обществе они обязаны Петру. Среди
этих вельмож ( Александр Данилович Меньшиков и Пётр Андреевич Толстой, Гавриил
Иванович Головкин и Фёдор Матвеевич Апраксин, Павел Иванович Ягужинский и Иван
Иванович Бутурлин.
Вторая
группировка знати, представленная Голицыными во главе с Дмитрием Михайловичем,
Долгорукими, Никитой Ивановичем Репниным и другими, состояла из вельмож, отцы и
деды которых составляли ту самую боярскую аристократию, которая заседала в
боярской думе в царствование деда и отца Петра I, Михаила Фёдоровича и «Тишайшего» Алексея Михайловича и
правила русской землёй по привычному правилу: «Царь указал, а бояре
приговорили», они были далеки от того, чтобы подобно Хованским и Соковниным,
таким же представителям боярской знати Московской Руси XVII века, как их отцы и деды, цепляться
за ветхозаветную старину; они понимали, что колесо истории повернуть вспять не
удастся, да и незачем. Потому обученные Петром жить «с манеру немецкому»,
одетые в новое платье европейского покроя, с обритыми бородами и в париках они
не только не были чужды петровским нововведениям, но и сами проводили их2.
Если вельможи,
составлявшие первую группировку придворной знати, отчётливо сознавали, что
своими титулами «светлейшего князя» или «графа», «своей недвижимой
собственностью», своей карьерой они обязаны Петру, петровским порядкам, в
основе которых лежал дух «табели о рангах», то знать, входившая в состав второй
группировки, считала своё право управлять Россией наследственным, завещанным
отцами вместе с вотчинами правом, основанном на «породе» и передаваемом из
поколения в поколение опыте» службы государевой.
Первые были
порождением ими же проводимых реформ, вторые (и без петровских реформ, если бы
всё оставалось в том же положении, что и во времена «Тишайшего», правили бы
русской землёй.1. Если для первых основой их положения в правящих
кругах была личность самодержца, то вторые считали себя вправе занимать свои
посты и владеть своим богатством в силу одного лишь происхождения. Эта
феодальная аристократия с презрением смотрела на таких как Меньшиков, сделавший
карьеру от царского денщика до светлейшего князя, петербургского губернатора и
президента военной коллегии.
Смерть Петра
вызвала столкновение и борьбу этих двух группировок правящей верхушки. Спор
разгорелся по поводу о наследнике Петра. В покоях дворца, где умирал творец
закона о престолонаследии, началось усиленное обсуждение духа и буквы этого
закона. Сопоставляя его с указом о единонаследии, говорили о возможном
наследовании этого престола дочерьми. В данном случае наследницей престола
становилась старшая дочь Петра Анна. Но она ещё в 1724 году и за себя, и за мужа,
и за своё потомство отказалась от притязаний на русский трон. Следовательно,
престол должен был перейти ко второй дочери Петра Елизавете. Меньше всего прав
на престол и по старым русским обычаям, и по указу о единонаследии, который мог
считаться аналогом указа о престолонаследии, имела вдова Петра Екатерина. Но её
кандидатуру выдвинули и упорно отстаивали неродовитые вельможи: Меньшиков,
Толстой, Апраксин и др. Для них она была своим человеком, прошедшим сложный
путь от служанки пастора Глюка до императрицы, путь, во многом напоминавший их
собственный, являясь символом петровской породы, которая сделала их вельможами.
Сторонники
восшествия на престол Екатерины, и в первую очередь Пётр Толстой, доказывали её
права, ссылаясь на то, что коронацией Екатерины в 1724 г. Пётр как бы наметил
её себе в преемники2. Но противники Екатерины и её друзей
были не менее активны. Дмитрий Михайлович Голицын и другие знатные вельможи
выдвигали на престол малолетнего сына Алексея Петровича Петра. Они рассчитывали
превратить беспомощного мальчика в марионетку, править так, как им хотелось,
отстранив от управления Меньшикова, толстого и других неродовитых вельмож.1
Когда стала
очевидной близкая кончина Петра I, Екатерина поручила Меньшикову и Толстому действовать в её, а, следовательно,
и в их интересах. 2Почти полтора года не получавший
жалования петербургский гарнизон и другие полки получили, наконец, деньги,
обещаны были и другие денежные выдачи, войска возвращались с работ на отдых и
т.п.
В зал дворца,
где собрались сенаторы, генералитет и духовенство из синода, начинают проникать
один за другим гвардейские офицеры. Они внимательно слушают Толстого, который
доказывает права Екатерины на престол, а когда говорят сторонники Петра
Алексеевича, из их рядов доносятся угрозы в адрес «бояр», которым они грозятся
«разбить головы», если они хоть пальцем тронут Екатерину. Через некоторое
время командир Семёновского полка Н.И. Бутурлин привёл ко дворцу оба
гвардейских полка, с барабанным боем выстроившихся под ружьё. Когда фельдмаршал
Н.И. Репин спросил, по чьему приказу приведены полки, Бутурин внушительно
ответил, что они пришли сюда по приказу императрицы, которой все должны
подчиняться, « не исключая и тебя»1.
Демонстрация
гвардейцев сделала своё дело. Сперва согласился признать Екатерину законной
правительницей Репнин, за ним, когда выяснили окончательно у статс-секретаря,
Макарова, что никакого завещания Пётр не оставил, и другие вельможи.
1.2.Создание
Верховного тайного совета.
Вступив на престол, Екатерина продолжала осыпать «милостями»
гвардейцев. За спиной Екатерины стояли вельможи, вначале фактически правившие
за неё, а затем и юридически закрепившие власть в стране.
Среди основных
вельмож не было единства. Каждый хотел власти, каждый стремился к обогащению,
славе, почёту. Все опасались «светлейшего»1. Боялись, что этот
«всесильный Голиаф», как называли Меньшикова, пользуясь своим влиянием на
императрицу,, станет у кормила правления, а других вельмож, познатней и
породовитей его, отодвинет на задний план. Опасались «всесильного Голиафа» не
только вельможи, но и дворянство, шляхетство. Ещё стоял в Петропавловском
соборе гроб Петра, а уже Ягужинский обратился к праху императора, громко, чтобы
слышали, жалуясь на «обиды» со стороны Меньшикова. Сплачивались влиятельные
Голицыны, один из которых, Михаил Михайлович, командовавший войсками,
расположенными на Украине, казался особенно опасным для Екатерины и Меньшикова.
Меньшиков открыто третировал сенат, а сенаторы в ответ на это отказывались
собираться. В такой обстановке действовал умный и энергичный Пётр Андреевич
Толстой, добившийся согласия Меньшикова, Апраксина, Головкина, Голицына и
Екатерины (роль которой в этом деле фактически сводилась к нулю) на учреждение
Верховного тайного совета. 8 февраля 1726 года Екатерина подписала указ о его
учреждении. Указ гласил, что «за благо мы рассудили и повелели с нынешнего
времени при дворе нашем как для внешних, так и для внутренних государственных
важных дел учредить Тайный совет…». В состав Верховного тайного совета указом
от 8 февраля вводились Александр Данилович Меньшиков, Фёдор Матвеевич Апраксин,
Гаврила Иванович Головкин, Пётр Андреевич Толстой, Дмитрий Михайлович Голицын и
Андрей
Иванович Остерман2.
Через некоторое
время члены Верховного тайного совета подали Екатерине «мнение не в указ о
новом учреждённом Тайном совете», которое установило права и функции этого
нового высшего правительственного органа. «Мнение не в указ» предполагало, что
все важнейшие решения принимаются только Верховным тайным советом, любой
императорский указ заканчивается выразительной фразой «дан в Тайном совете»,
бумаги, идущие на имя императрицы, снабжаются также выразительной надписью «к поданию
в тайном совете», внешняя политика, армия и флот находятся в ведении Верховного
тайного совета, равным образом как и коллегии, их возглавляющие. Сенат,
естественно, теряет не только былое своё значение высшего органа в сложной и
громоздкой бюрократической машине Российской империи, но и титул
«правительствующего». «Мнение не в указ»1 стало для Екатерины
указом: она со всем согласилась, кое-что только оговорив. Созданный «при боку
государыни», Верховный тайный совет лишь милостиво считался с нею. Так
фактически в руках «верховников» сосредоточилась вся власть, а
правительствующий Сенат, оплот сенаторской оппозиции Меньшикову и его
окружению, став просто «высоким» надолго потерял соё значение, не перестав быть
средоточием оппозиции «верховникам»2.
Обращает на себя
внимание состав Верховного тайного совета, он целиком отражает то соотношение
сил, которое сложилось в правительственных кругах. Большая часть членов
Верховного тайного совета, а именно четыре из шести ( Меньшиков, Апраксин,
Головкин и Толстой, принадлежала к той неродовитой знати или примыкала к ней,
как Головкин, которая выдвинулась на первый план при Петре и благодаря ему заняла
руководящие посты в управлении государством, стала богатой, знатной,
влиятельной. Родовитая знать была представлена одним Дмитрием Михайловичем
Голицыным. И, наконец, особняком стоит Генрих Иоганович Остерман, немец из
Вестфалии, ставший в России Андреем Ивановичем, интриган, беспринципный
карьерист, готовый служить кому угодно и как угодно, энергичный и деятельный
бюрократ, покорный исполнитель царских повелений при Петре и правитель
Российской империи при Анне Ивановне, «лукавый царедворец», благополучно
переживший не один дворцовый переворот. Его появление в составе Верховного
тайного совета предвещает то время, когда вслед за кончиной Петра, которого
«заморские» авантюристы, смотревшие на Россию, как на кормушку, хотя они и не
были приглашены в далёкую Московию именно им, боялись и не решались действовать
открыто, на русском престоле оказались его бездарные преемники, и «напасть
немецкая» развернулась на всю, проникнув во все поры российского государства.
Таким образом, состав Верховного тайного совета при Екатерине I в феврале 1726 года отражал победу
петровских питомцев и их опоры в январе 1725 года ( гвардейцев. Но править
Россией они собирались совсем не так, как Пётр. Верховный тайный совет
представлял собой кучку аристократов (а верховники действительно были
феодальной аристократией, все без исключения, независимо от того, кем были их
отцы и деды в Московском государстве), стремившихся сообща, маленькой, но
могущественной и влиятельной группой править Российской империей в личных
интересах.
Конечно,
включение в состав Верховного тайного совета Дмитрия Михайловича Голицына
отнюдь не означало его примирения с мыслью о том, что он, Гедиминович, имеет
такое же право и основания править страной как и царский денщик Меньшиков,
«худородный» Апраксин и др. Придёт время, и противоречия между «верховниками»,
т.е. те же противоречия между родовитой и неродовитой знатью, которые вылились
в события у гроба Петра, найдут отражения и в деятельности самого Верховного
тайного совета1.
Еще в донесении
от 30 октября 1725 года французский посланник Ф. Кампредон сообщает о «тайном
совещании с царицею», в связи с чем им упоминаются имена А. Д. Меньшикова,
П. И. Ягужинского и Карла Фридриха. Неделей позже он сообщает о «двух важных
совещаниях», состоявшихся у Меньшикова.1 В одном из его донесений
упоминается также имя графа П. А. Толстого.
Практически в это
же время датский посланник Г. Мардефельд сообщает в донесениях о лицах,
входящих в состав советов, «собираемых по внутренним и внешним делам»: это А.
Д. Меньшиков, Г. И. Головкин, П. А, Толстой и А. И. Остерман.
При анализе
данных известий нужно отметить следующие обстоятельства. Во-первых, речь идет о
наиболее важных и «тайных» государственных делах. Во-вторых, круг советников
узок, более или менее постоянен и включает людей, занимающих ключевые
государственные посты, и родственников царя (Карл Фридрих – муж Анны Петровны).
Далее: совещания могут происходить у Екатерины I и с ее участием. Наконец, большинство названных
Кампридоном и Мардефельдом лиц вошло затем в состав Верховного тайного совета. У
Толстого назрел план обуздать своеволие Меншикова: он убедил императрицу
создать новое учреждение – Верховный тайный совет. Председательствовать на его
заседаниях должна была императрица, а его членами предоставлялись равные
голоса. Если не умом, то обостренным чувством самосохранения Екатерина
понимала, что необузданный нрав светлейшего, его пренебрежительное отношение к
прочим вельможам, заседавшим в Сенате, стремление командовать всем и вся, могли
вызвать распри и взрыв недовольства не только у родовитой знати, но и среди
тех, кто возводил ее на престол.2 Интриги и соперничество, разумеется, не
укрепляли позиций императрицы. Но с другой стороны, согласие Екатерины на
создание Верховного тайного совета явилось косвенным признанием ее
неспособности самой, подобно супругу править страной.
Было ли
возникновение Верховного тайного совета разрывом с петровскими принципами
управления? Для решения этого вопроса нужно обратиться к последним годам Петра
и практике решения Сенатом наиболее важных вопросов. Здесь бросается в глаза
следующее. Сенат может собираться не в полном составе; на заседаниях, разбиравших
важные вопросы, зачастую присутствует сам император. Особенно показательно
заседание 12 августа 1724 года, обсуждавшее ход строительства Ладожского канала
и основные статьи государственных доходов. На нем присутствовали: Петр I ,
Апраксин, Головкин, Голицын. Примечательно, что все советники Петра – будущие
члены Верховного тайного совета. Это наводит на мысль, что Петр I, а затем и Екатерина склонялись к
мысли о реорганизации высшего управления путем формирования более узкого, чем
Сенат, органа. Видимо, неслучайно в донесении Лефорта от 1 мая 1725 года
сообщается о разрабатываемых при русском дворе планах «об учреждении тайного
совета», включающего императрицу, герцога Карла Фридриха, Меншикова, Шафирова,
Макарова.1
3 мая это
сообщение почти дословно повторено в донесении Кампридона.
Итак,
истоки появления Верховного тайного совета следует искать не только в
«беспомощности» Екатерины I. Сообщение же о заседании 12 августа
1724 года ставит под сомнение и расхожий тезис о возникновении Совета как о
каком-то компромиссе с «родовой знатью», олицетворяемой Голицыным.
Указ 8 февраля
1726 года, которым официально оформлялся Верховный тайный совет при особе
императрицы, интересен как раз не следами борьбы лиц и группировок (их там можно
разглядеть лишь с очень большим трудом):этот государственный акт – не что
иное, как законодательное установление, в принципе сводящееся к легализации
уже имеющегося совета.
Обратимся к
тексту указа: « Понеже усмотрели мы, что тайным действительным советникам и
кроме сенатского правления есть немалый труд в следующих делах: 1) что они
часто имеют по должности своей, яко первые министры, тайные советы о
политических и других государственных делах, 2) из них же заседают некоторые
в первых коллегиях, отчего в первом и весьма нужном деле, в тайном совете, а и
в Сенате в делах остановка и продолжение от того, что они за многодельством на
могут вскоре чинить резолюции и названныя государственныя дела. Того за благо
мы рассудили и повелели с нынешнего времени при дворе нашем как для внешних,
так и внутренних государственных важных дел учредить Верховный тайный Совет,
при котором сами будем присудствовать».пСпбю__________________________________________________________________________________________________________________________
Указ 8
февраля 1726 года трудно заподозрить в какой- то «недосказанности», маскирующей
некую борьбу партий, группировок и т. п.: настолько ясно виден тот факт, что
центр тяжести законодательного постановления лежит совершенно в другой
плоскости, а именно в области задач функционирования государственной машины.
Не так
давно четко сформулировано мнение, что на протяжении ряда лет, еще со времен
Петра I «недостаточная оперативность
Сената стала ощущаться сильнее, и это не могло не привести к созданию более
гибкого постоянного органа. Им и стал Верховный тайный совет, возникший на
основе совещаний советников, систематически собиравшихся Екатериной I». Приведенный тезис наиболее
адекватно отражает причины изменений в высшем управлении в 1726 году и находит
подтверждение в конкретном материале.
Уже 16 марта
1726 года французский посланник Кампредон опирался на оценки, дошедшие из среды
самого Совета. В так называемом «Мнении не в указ»1 мы
находим, в частности, такой комментарий указа 8 февраля 1726 года: «а как ныне
Ея императорское величество…для лутчаго успеху в росправе государства тож
правление изволила разделить надвое, ис которых в одном важные, в другом
протчие государственные дела, то как всем видимо есть, что с помощью Божиею не
в пример лутче стало быть прежнего…» Верховный тайный совет, как негласные
советы времен Петра I, - чисто абсолютистский
орган. Действительно, какой-либо документ, регламентирующий деятельность
Совета, отсутствует. «Мнение не в указ» скорее формулирует общие принципы
независимости и полновластия, нежели как-то ограничивает их. Ведающий внешней и
внутренней политикой, Совет является императорским, поскольку императрица в нем
«первое президентство управляет», «оной совет толь наименее за особливое
коллегиум или инако почтен быть может, понеже он токмо Ея величество ко
облегчению в тяжком Ея правительстве бремени служит».
Итак,
первое звено: Верховный тайный совет – прямой наследник негласных советов Петра
I в 20-е годы XVIII века, органов с более или менее
постоянным составом, сведения о которых достаточно ясно отразились в
дипломатической переписке того времени.
Падение
Верховного тайного совета в 1730 году могло рассматриваться как доказательство
того, что появление органов, подобных ему, - нечто вроде призрака прошлого,
вставшего на пути только что родившегося русского абсолютизма. Так воспринимали
этот орган множество историков XVIII – XIX веков, начиная с В. Н. Татищева и
кончая Н. П. Павловым-Сельванским, а отзвуки такого понимания проявились и в
советской историографии. Между тем ни сами события 1730 года, ни их последствия
для такого заключения оснований не дают. Необходимо учитывать, что к указанному
времени Совет во многом утратил качество негласного реального правительства
страны: если в 1726 году состоялось 125 заседаний Совета, а в 1727 году – 165,
то, например, с октября 1729 года после смерти Петра II в январе 1730 года Совет вообще не
собирался и дела были в значительной степени запущены.1 Кроме
того, документы, вышедшие в 1730 году, причем документы программного, без
преувеличения, значения, нельзя сводить к знаменитым «Кондициям». Не меньшего
внимания заслуживает так называемое «Клятвенное обещание членов Верховного
тайного совета». Он рассматривается как документ, составленный членами Совета
после ознакомления с позицией столичного дворянства в отношении верховной
власти. В нем говорится: «Целость и благополучие каждого государства от благих
советов состоит… Верховный тайный совет состоит не для какой собственной того
собрания власти, точию для лутчей государственной ползы и управления, в помощь
их императорских величеств». Воспринимать эту декларацию, учитывая официальный
характер документа как демегогический прием, видимо, нельзя: его направленность
диаметрально противоположно положениям «Кондиций». Скорее всего это –
свидетельство изменения первоначальной позиции Верховного тайного совета, с
учетом пожеланий, выраженных в дворянских проектах, и настроений самого
дворянства. Не случайно и программное требование «Клятвенного обещания»:
«Смотреть того, дабы в таком первом собрании одной фамилии болше двух персон
умножено не было, чтоб тем нихто не мог взять вышней для на селя силы».Это
достаточно зримое подтверждение того, что, с одной стороны, традиции «монархии
с боярской думой и боярской аристократией» были еще в памяти , а с другой - что
политическое мышление верхушки господствующего класса в этот период напрямую
отказывалось от них.
Указанная
корректировка позиции Верховного тайного совета и послужила причиной того, что
он не испытал в марте 1730 года никаких жестоких репрессий. Указ от 4 марта
1730 года, упразднивший Совет, выдержан в весьма спокойной форме. Более того,
значительная часть членов Совета была введена в состав восстановленного Сената
и лишь затем под различными предлогами отстранена от государственных дел. Члены
Верховного тайного Совета А.И.Остерман и Г.И.Головкин 18 ноября 1731года были
введены в состав вновь учрежденного Кабинета министров. Такое доверие со
стороны новой императрицы к людям, бывшим, вне всякого сомнения, в курсе
известной «затейки» с ограничением полномочий императрицы, заслуживает того,
чтобы быть отмеченным. В истории событий 1730 года еще очень много неясного.
Еще Градовский А. Д. обратил внимание на любопытную деталь первых шагов
политики Анны Иоанновны: восстанавливая Сенат, императрица не восстановила
должность генерал-прокурора. Как один из вариантов объяснения этого явления,
историк не исключал и того, что «советники ея имели в виду поместить
какой-нибудь новое учреждение между Сенатом и верховною властью…»1
Период 20—60-х гг. XVIII в. — отнюдь не возвращение или попытка возвращения к старым
временам. Это — период «юношеского
максимализма», который переживал в это время укреплявшийся русский абсолютизм,
вмешиваясь во все и вся и при этом, видимо,
не имея реальной опоры в Сенате этого времени в центральных учреждениях, бывших «стройной системой»
зачастую лишь на бумаге.
В противоположность укоренившемуся среди
многих буржуазных исследователей мнению, не до конца изжитому и в
работах советских историков, именно «надсенатские» императорские советы были
проводниками новой, абсолютистской линии в управлении.
Обратимся к конкретному материалу. Вот
лишь несколько достаточно ярких и типичных примеров. Возникновение Верховного тайного совета вызвало
довольно характерную реакцию со стороны
Сената, о которой мы можем судить по личному распоряжению Екатерины I: «Объявить в
Сенате. Чтоб ныне по указам, присланным из Верховного тайного совету
исполняли так, как определено, а о местах не щитатся. Ибо
еще не вступили в дела, да почали о местах щитатся»1.
Именно Верховным тайным .советом была
образована специальная Комиссия о подати во главе с Д. М. Голицыным,
которой надлежало решить один из, самых больных вопросов — состояния финансов
государства и.» одновременно — бедственного состояния податного
населения России2. Но Комиссии не удалось даже пробить
«информационный барьер» — из-за отрицательного отношения нижестоящих
инстанций. В своем доношении Совету 17 сентября 1727 г. Д. М. Голицын сообщал,
что комиссией были посланы в Сенат и Военную
коллегию указ «и притом пункты, по которым требовано о присылке надлежащих к
оной комиссии ведомостей, и по оны
из Высокого Сената прислана ведомость об одной Киевской губернии, и та не на все пункты. А о Смоленской губернии
объявлено, что в Сенат ведомости поданы, а о других губерниях ведомостей не прислано. А яз Военной коллегии
ведомости присланы, точию не на все
же пункты...» и т.д.2 Совет был вынужден своим протоколом от 20 сентябри 1727 г.
пригрозить коллегиям и канцеляриям штрафом в случае, если ведомости и
впредь будут задерживаться, но насколько
можно предполагать, это не возымело никакого действия. Совет смог вернуться к
работам миссии лишь 22 января 1730
г., когда вновь слушалось ее доношение,
но закончить работу Комиссии не удалось.
Множество подобных казусов, видимо, и приводило
членов Верховного
совета к заключениям о необходимости сокращения штата различных инстанций. Так, Г. И. Головкин категорически заявлял:
«Штат разсмотрит зело нужно, поскольку нетокмо люди есть лишния, бес которых
можно 'пробыть, но целыя канцелярии внов
сделанные, в которых нужды не видится».1
Позиция Сената в отношении ряда запросов Верховного совета была более чем уклончивой. Так, на соответствующий
запрос о фискалах было получено
следующее доношение: «А коликое число и
где и все ли против указанного числа имеютца фискалы, или где не имеютца, и для чего, о том в Сенате известия
нет»3. Иногда Сенатом предлагались слишком медлительные и архаические решения
насущных вопросов. К таким можно отнести предложение Сената в разгар крестьянских выступлений 20-х гг. «Восстановить особые
приказы для расследования разбойных и убивственных дел». В противовес этому Совет занялся
крестьянскими выступлениями сам.
Когда в 1728 г. в Пензенской губернии вспыхнуло довольно крупное движение, Совет специальным
указом предписал воинским частям
«разорить до основания» «воровские и разбойничьи станы», причем о ходе карательной экспедиции, назначенные М. М.
Голицыным командиры должны были рапортовать непосредственно Совету2.
Подводя итоги, отметим, что анализ
деятельности высших государственных учреждений России 20—60-х гг. XVIII в.
ярко иллюстрирует их одноплановость как необходимых элементов политической
системы абсолютной монархии. Ясно прослеживается их преемственность
не только в общем направлении политики, но и самой их
компетенции, должностей, принципов формирования, стиля текущей
работы и других моментов вплоть до оформления документации и т.
п.
На мой взгляд, все это позволяет
дополнить в какой-то мере общее представление, существующее в
советской историографии относительно политического строя России XVIII в.
Видимо, следует более отчетливо понять всю глубину и
разносторонность, известной характеристики В. И. Лениным «старого
крепостнического общества»,
в котором перевороты были «до смешного легки», пока дело шло о том, чтобы
передать власть от одной группы феодалов—другой.
Подчас эта характеристика получает упрощенную трактовку, а акцент продолжает делаться лишь на то, что все
сменявшие друг друга в XVIII в. правительства проводили крепостническую политику.
История высших учреждений 20—60-х гг. XVIII в. зримо показывает и то, что абсолютизм как система в эти
годы неуклонно укреплялся и приобретал
большую зрелость по сравнению с предшествующим
периодом. Между тем еще очень распространенными являются рассуждения о «ничтожности» преемников Петра I в противовес
значительности и масштабности политических преобразований самого
Петра. Думается, такое перенесение центра тяжести с действительно важного фактора
— функционирования верхушки
абсолютистских правительств — на личные качества того - или иного монарха на данном этапе развития
историографии является просто
архаизмом.1 Особенно важно осознание этого при написании учебников и учебных пособий, а также
изданий, рассчитанных на широкие
читательские массы.
Требуется, очевидно,
определенная корректировка устоявшихся терминов
для более правильного определения ключевых проблем истории России XVIII в., а
также и наиболее перспективных путей их решения. Чем больше накапливается
фактов о высших государственных органах, функционирование которых реально отражало
состояние абсолютизма — политической надстройки на этапе позднего феодализма1,
тем яснее становится: неизменно употребляющийся
со времен Ключевского термин «эпоха дворцовых переворотов» отнюдь не
отражает основной сущности периода 20— 60-х гг. XVIII
столетия. Учитывая спорный характер высказанных в данной статье
положений, вряд ли стоит предлагать конкретную точную
формулировку для определения этого периода: это было бы
преждевременным при настоящем состоянии разработки проблемы. Однако уже
сейчас можно сказать однозначно: такая формулировка и конкретный термин должны
отражать главные тенденции социально-экономического и политического развития страны, а следовательно, включать и определение того,
чем было данное время для эволюции
абсолютизма и степени его зрелости.
Обращаясь к вопросу о дальнейших путях
развития проблемы, подчеркнем: до настоящего времени актуальным остается
давно высказанный
тезис С.М. Троицкого о необходимости «монографически разрабатывать историю господствующего класса феодалов». При этом известный советский исследователь считал,
что «следует уделить особое внимание исследованию конкретных противоречий внутри господствующего класса феодалов и тех
форм, которые принимала борьба между
отдельными прослойками феодалов в тот - или иной период»2.
Обращение к истории высших государственных
учреждений России XVIII в. позволяет дополнить и конкретизировать
общий тезис С. М. Троицкого. Видимо, не меньшее значение имеют и
проблемы «социальной стратификации» в среде государственного класса, факторы,
влиявшие на формирование административной
элиты, обладавшей реальным влиянием на внутреннюю и внешнюю политику страны. Особым вопросом, несомненно,
заслуживающим внимания, является вопрос о политическом мышлении этого периода, изучении социально-политических взглядов
государственных деятелей 20—60-х гг., выяснении того, как складывались «программные» политические установки этого времени.
Глава 2. Политика Верховного тайного
совета.
2.1. Корректировка петровских реформ.
Верховный
тайный совет был создан именным указом от 8 февраля 1726 г. в составе А.Д.
Меншикова, Ф.М. Апраксина, Г.И. Головкина, А.И. Остермана, П.А. Толстого и Д.М.
Голицына' . То обстоятельство, что в него вошли президенты Военной, Адмиралтейской
и Иностранной коллегий, означало, что они выводятся из подчинения Сената и их
руководство оказывается подотчетным непосредственно императрице. Таким
образом, высшее руководство страны четко давало понять, какие именно
направления политики оно осознает как приоритетные, и обеспечивало принятие по
ним
оперативных
решений, уничтожая саму возможность паралича исполнительной власти из-за
коллизий, вроде той, что имела место в конце 1725 г. Протоколы заседаний совета
указывают на то, что первоначально в нем обсуждался вопрос о разделении на
департаменты, т. е. о распределении сфер компетенции между его членами, однако
реализована эта идея не была. Между тем фактически такое разделение в силу
должностных обязанностей верховников, как президентов коллегий, имело место.
Но принятие решений в совете осуществлялось коллегиально, а следовательно,
коллективной была и ответственность за них.
Первые
же решения совета свидетельствуют о том, что их члены отдавали себе ясный
отчет, что его создание означает кардинальную перестройку всей системы органов
центрального управления, и стремились по возможности придать его существованию
легитимный характер. Не случайно их первое заседание было посвящено решению
вопросов о функциях, компетенции и полномочиях совета, о его взаимоотношениях с
другими учреждениями. В результате появилось известное "мнение не в
указ", в котором определялось подчиненное по отношению к совету положение
Сената, а три важнейшие коллегии фактически уравнивались с ним. поскольку им
предписывалось сообщаться между собой промемориями[1]. В течение всего февраля и
первой половины марта 1726 г. верховники (вскоре в этой работе к ним
присоединился включенный в совет по настоянию императрицы герцог Карл Фридрих Голштннский)
вновь и вновь возвращались к регламентации деятельности нового органа.
Плодом их усилий стал именной указ от 7 марта "о должности Сената",
неделю спустя указ, переименовывавший Сенат из "правительствующего"
в "высокий"(14 июня того же года из "правительствующего" в
"святейший" был переименован Синод), а 28 марта еще один указ о
форме сношений с Сенатом).
В
исторической литературе активно обсуждался вопрос о том, имели ли верховники
изначально намерения олигархического характера и не означало ли учреждение
Верховного тайного совета фактически ограничение самодержавия. Мне в данном
случае наиболее убедительной представляется точка зрения Анисимова. "По
своему месту в системе власти и компетенции, — пишет он, — Верховный тайный
совет стал высшей правительственной инстанцией в виде узкого, подконтрольного
самодержцу органа, состоявшего из доверенных лиц. Круг дел его не был
ограничен - он являлся и высшей законосовещательной, и высшей судебной, и
высшей распорядительной властью". Но совет "не подменял Сенат",
ему "были подведомственны в первую очередь дела, не подпадавшие под
существующие законодательные нормы". "Крайне важным, — замечает Анисимов,
— было и то, что в Совете в узком кругу обсуждались острейшие государственные
проблемы, не становясь предметом внимания широкой публики и не нанося тем самым
ущерба престижу самодержавной власти"1 .
Что
же касается императрицы, то позднее, в указе от 1 января 1727 г., она вполне
четко объяснила: "Мы сей Совет учинили верховным и при боку нашем не для
чего инако только, дабы оной в сем тяжком бремени правительства во всех
государственных делах верными своими советами и беспристрастными объявлениями мнений
своих Нам вспоможение и облегчение учинил"1. Анисимов
вполне убедительно показывает, что целым рядом распоряжений, обозначивших круг
вопросов, которые должны были докладываться ей лично, минуя совет, Екатерина
обеспечила свою от него независимость. На это же указывают и многие другие примеры,
как, например, история включения в состав совета герцога Голштинского,
редактирование императрицей некоторых решений совета и пр. Но как следует
трактовать учреждение Верховного тайного совета (а его появление, несомненно,
было важным преобразованием в сфере управления) с точки зрения истории реформ
в России XVIII столетия?
Как
будет видно из нижеследующего обзора деятельности совета, его создание
действительно способствовало повышению уровня эффективности управления и по
существу означало совершенствование системы органов власти, созданной Петром I. Пристальное же внимание
верховников с первых дней существования совета к регламентации его деятельности
указывает на то, что они действовали строго в рамках заданных Петром
бюрократических правил и, пусть бессознательно, стремились не к разрушению, а
именно к дополнению его системы. Стоит отметить и то, что совет был создан как
коллегиальный орган, действовавший в соответствии с Генеральным регламентом.
Иначе говоря, само создание совета, на мой взгляд, означало продолжение
петровской реформы. Рассмотрим теперь конкретную деятельность Верховного
тайного совета в важнейших вопросах внутренней политики.
Уже
указом от 17 февраля была осуществлена первая мера, направленная на
упорядочение сбора провианта для армии: генерал-провиантмейстер был подчинен
Военной коллегии с правом доносить в Верховный тайный совет о неправильных
действиях коллегии. 28 февраля Сенат распорядился закупать у населения фураж и
провиант по цене продавца, не чиня ему никакого притеснения.
Спустя
месяц, 18 марта, от имени Военной коллегии была издана инструкция офицерам и
солдатам, посылаемым для сбора подушной подати, что, по-видимому, по мысли
законодателей, должно было способствовать сокращению злоупотреблений в этом самом
больном для государства вопросе. В мае Сенат реализовал прошлогоднее
предложение своего генерал-прокурора и направил сенатора А.А. Матвеева с
ревизией в Московскую губернию. Между тем Верховный тайный совет был озабочен
прежде всего финансовыми вопросами. Решить его верховники пытались в двух
направлениях: с одной стороны, путем упорядочения системы учета и контроля за
сбором и расходованием денежных сумм, а с другой — за счет экономии средств.
Первым
результатом работы верховников по упорядочению финансовой сферы стало
подчинение Штатс-конторы Камер-коллегии и одновременное уничтожение должности
уездных рентмей-стеров, объявленное указом от 15 июля. Указ отмечал, что с введением
подушной подати функции рентмейстеров и камериров на местах стали
дублироваться, и повелевал оставить лишь камериров. Учет прихода и расхода
всех финансовых средств также было сочтено целесообразным сосредоточить в
одном месте. В тот же день еще одним указом Штате-конторе было запрещено самостоятельно
выдавать средства на какие-либо чрезвычайные расходы без разрешения
императрицы или Верховного тайного совета.
15
июля стало поворотной датой в судьбе не только Штатс-конторы. В тот же день на
том основании, что в Москве имеется собственный магистрат, там была упразднена
контора Главного магистрата, что стало первым шагом по преобразованию городского
управления, а сама эта мера явилась одним из, как считали верховники, способов
экономии средств1 . Первый шаг был сделан и на пути к судебной
реформе: был издан именной указ о назначении п города воевод для исправления
судных и розыскных дел. Причем, аргументация была такова, что уездные жители
терпят большие неудобства от необходимости по тяжебным делам ездить в провинциальные
города. Одновременно и надворные суды оказываются перегружёнными делами, что
влечет за собой усиление судебной волокиты. Впрочем, жаловаться на воевод
разрешалось в те же надворные суды.
Понятно,
впрочем, что восстановление должности уездных воевод имело отношение не только
к судопроизводству, но и в целом к системе управления на местах. "А
понеже, — считали верховники, — прежде сего бывали во всех городах одни
воеводы и всякие дела, как государевы, так и челобитчиковы, також по присланным
из всех приказов указом отправляли одни и были без жалованья, и тогда лучшее от
одного правление происходило, и люди были довольны"1. Это
была принципиальная позиция, вполне определенное отношение к созданной Петром
системе местного управления. Однако вряд ли справедливо видеть в ней ностальгию
по старому. Ни Меншиков, ни Остерман, ни тем более герцог Голштинский
испытывать такой ностальгии не могли просто в силу своего происхождения и
жизненного опыта. Скорее, за этим рассуждением был трезвый расчет, реальная
оценка сложившейся ситуации.
Как
показало дальнейшее, указы от 15 июля стали лишь прелюдией к принятию решений
гораздо более кардинальных. Верховники прекрасно понимали, что ликвидацией
одной лишь московской конторы Главного магистрата проблему финансов не решить.
Главное зло они видели в чрезмерно большом количестве учреждений разного уровня
и чересчур раздутых штатах. При этом, как ясно из вышеприведенного
высказывания, они вспоминали, что в допетровское время значительная часть
аппарата управления вовсе не получала жалованья, а кормилась "от
дел". Еще в апреле герцог Карл Фридрих подал "мнение", в котором
утверждал, что "гражданский штат ни от чего так не отягощен, как от
множества служителей, из которых, по рассуждению, великая часть отставлена быть
может". И далее герцог Голштинский замечал, что "есть много
служителей, которые по прежнему здесь, в империи бывшему обычаю с приказных
доходов, не отягощая штат, довольно жить могли". Герцога поддержал
Меншиков, предложивший отказаться от выплаты жалованья мелким служащим
Вотчинной и Юстиц-коллегии, а также местных учреждений. Такая мера, полагал
светлейший, не только сбережет государственные средства, но и "дела могут
справнее и без продолжения решаться, понеже всякой за акцыденцию будет
неленостно трудиться"1. К концу мая решили жалованья
"приказным людям не давать, а довольствоватца им от дел по прежнему
обыкновению с челобитчиков, кто что даст по своей воле"2.
Следует иметь в виду, что под приказными при этом понимались мелкие служащие,
не имевшие классных чинов.
Однако
показательно, что в вопросе сокращения штатов в первую очередь верховники
обратили внимание на коллегии, т. е.
центральные,
а не местные учреждения. Уже в июне 1726 г. они отмечали, что от их раздутых
штатов "в жалованье происходит напрасной убыток, а в делах успеху не
бывает"3. 13 июля члены совета подали
императрице доклад, в котором, в частности, писали: "В таком множественном
числе во управлении лучшаго успеху быть не может, ибо оные все в слушании дел
за едино ухо почитаются, и не токмо, чтоб лучший способ был, но от многова
разногласия в делах остановка и продолжение, а в жалованье напрасной убыток
происходит"4.
По-видимому,
почва для доклада была подготовлена заранее, ибо уже 16 июля на его основе
появился именной указ, почти дословно повторявший аргументацию верховников:
"В таком множайшем числе членов во управлении дел лучшего успеху не находится,
но паче в разногласиях в делах остановка и помешательство происходит".
Указ предписывал оставить в каждой коллегии лишь по президенту,
вице-президенту, двум советникам и двум асессорам, да и тем велено было
присутствовать в коллегии не всем одновременно, а только половине из них,
сменяясь ежегодно. Соответственно, и жалованье предполагалось платить лишь
находящимся в данный момент на службе. Таким образом, применительно к
чиновникам была реализована мера, ранее предлагавшаяся для армии.
В
связи с этой реформой А.Н. Филиппов писал, что "Совет весьма близко стоял
к условиям тогдашней действительности и живо интересовался всеми сторонами
управления... в этом случае он отметил... то, на что ему приходилось постоянно
наталкиваться в деятельности коллегий". Однако принятое решение историк
считал полумерой, которая "не могла иметь будущность". Верховники,
полагал он, не озаботились изучением причин наблюдаемого ими порока, и
сокращали число коллежских членов, "не решаясь ни отказаться прямо от
коллегиальности, ни отстаивать петровскую реформу в целом". В том, что
чрезмерность числа коллежских членов не была выдумкой верховников и что она
действительно отрицательно сказывалась на оперативности принятия решений,
Филиппов, безусловно, прав, однако его оценка реформы представляется чересчур
резкой. Во-первых, то обстоятельство, что верховники не посягнули на принцип
коллегиальности, указывает, с одной стороны, на то, что они не замахивались на
петровскую реформу центрального управления как таковую, а с другой, -- вполне
понятно, что отказ от этого принципа означал бы гораздо более радикальную
ломку, которая в конкретных исторических условиях того времени могла бы иметь
непредсказуемые последствия. Во-вторых, замечу, что собственно аргументация,
связанная с неэффективностью работы коллегий и в докладе совета, и затем в
указе была по существу лишь прикрытием, в то время как цель носила чисто
финансовый характер. И наконец, нельзя забывать и о том, что худо-бедно
коллегии просуществовали в России еще не один десяток лет после этого, в целом
справляясь со своими функциями.
В
конце 1726 г. верховники избавились еще от одной излишней, по их мнению,
структуры: указом от 30 декабря были уничтожены вальдмейстерские конторы и
сами должности вальдмейстеров, а смотрение за лесами было возложено на воевод.
Указ отмечал, что "в народе от вальдмейстеров и лесных надзирателей
великая тягость состоит", и пояснял, что вальдмейстеры живут за счет
штрафов, взимаемых с населения, что, естественно, влечет значительные злоупотребления.
Понятно, что принятое решение должно было способствовать ослаблению социальной
напряженности и, видимо, как считали верховники, повышению платежеспособности
населения. Между тем речь шла о смягчении петровского законодательства о
заповедных лесах, в свою очередь связанного с вопросами содержания и
строительства флота, Это была еще одна острая проблема, где петровское
наследие впрямую сталкивалось с реальной жизнью. Строительство флота требовало
больших финансовых вложений и привлечения значительных людских ресурсов. И то,
и другое в условиях послепетровской России было крайне затруднено. Выше уже
говорилось, что в первый после смерти Петра год строительство флота, несмотря
ни на что, продолжалось. В феврале 1726 г. был издан именной указ о продолжении
строительства судов в Брянске1. Однако впоследствии, уже в 1728 г.,
совет после долгих споров был вынужден прийти к решению не строить новых
кораблей, но только содержать в исправности имеющиеся. Это произошло уже при
Петре II, что нередко связывают с
отсутствием у юного императора интереса к морским делам. Соответственно и
верховников обвиняют в пренебрежении любимым детищем Петра Великого. Однако
документы свидетельствуют, что данная мера, как и иные подобные, была
вынужденной и диктовалась реальными экономическими условиями того времени,
когда, кстати, Россия не вела никаких войн.
Впрочем,
и в 1726-м, как и в предшествующем, году был принят ряд узаконений,
направленных на поддержание петровского
наследия.
Важнейшее значение, в частности, имел акт от 21 апреля, подтверждавший
петровский указ 1722 г. о порядке престолонаследия и придававший силу закона
"Правде воли монаршей". 31 мая именным указом была подтверждена
обязательность ношения немецкого платья и бритья бород отставными, а 4 августа
-"обывателями" Санкт-Петербурга.
Между
тем обсуждение в Верховном тайном совете вопроса о том, как примирить интересы
армии и народа, продолжалось. Поиски в течение полутора лет паллиативных
решений не привели ни к каким серьезным результатам: казна практически не
пополнялась, недоимки росли, социальная напряженность, выражавшаяся прежде
всего в крестьянских побегах, которые угрожали не только благосостоянию
государства, но и благополучию дворянства, не спадала. Верховникам становилось
ясно, что необходимо принять более радикальные комплексные меры. Отражением
этих настроений явилась записка Меншикова, Макарова и Остермана, поданная в
ноябре 1726 г. Именно на ее основе был подготовлен и 9 января 1727 г.
представлен в Верховный тайный совет проект указа, который после обсуждения в
совете уже в феврале был реализован несколькими изданными указами.
Указ
от 9 января откровенно констатировал критическое состояние государственных
дел. "По разсуждении о нынешнем состоянии нашего империя, - говорилось в
нем, - показывается, что едва ли не все те дела, как духовныя, так и светския в
худом порядке находятся и скорейшаго исправления требуют... не токмо
крестьянство, на которое содержание войска положено, в великой скудости обретается
и от великих податей и непрестанных экзекуций и других непорядков в крайнее и
всеконечное разорение приходит, но и прочия дела, яко: коммерция, юстиция и
монетные дворы весьма в разоренном состоянии обретаются". Между тем
"понеже армия так нужна, что без нея государству стоять невозможно...
того ради и о крестьянех попечение иметь надлежит, ибо солдат с крестьянином
связан, как душа с телом, и когда крестьянина не будет, тогда не будет и
солдата". Указ предписывал верховникам "иметь прилежное рассуждение
как о сухопутной армии, так и о флоте, чтоб оные без великой тягости народной
содержаны были", для чего предлагалось создать специальные комиссии о
податях и об армии. Предлагалось также до вынесения окончательного решения о
размере подушины отсрочить ее уплату за 1727 г. до сентября, часть подати
платить натурой, сбор податей и рекрутов переложить на гражданские власти,
перевести полки
из
сельской местности в города, часть офицеров и солдат из дворян для экономии
денег отпускать в долгосрочные отпуска, уменьшить число учреждений,
упорядочить ведение дел в Вотчинной коллегии, учредить Доимочную канцелярию и
Ревизион-коллегию, рассмотреть вопрос о поправлении монетного дела, увеличить
размер пошлин за продажу деревень, ликвидировать Мануфактур-коллегию, а
фабрикантам собираться один раз в год в Москве для обсуждения мелких вопросов,
более важные же решать в Ком-мерц-коллегии1.
В
тот же день, 24 февраля, появился и комплексный указ, содержавший целый ряд
важных мер и почти дословно повторявший указ от 9 января: "Понеже всем
известно есть, каким неусыпным прилежанием блаженный и вечно достойный памяти
Его Императорское Величество, наш любезный супруг и государь трудился в
установлении доброго порядка во всех делах как в духовных, так и светских и в
сочинении пристойных регламентов в надежде того, что уже весьма надлежащий
порядок с пользою народною во всем том следовати будет; но по рассуждении о
нынешнем состоянии Нашей Империи показывается, что не точию крестьяне, на
которых содержание войска положено, в великой скудости обретаются и от великих
податей и непрестанных экзекуций и других непорядков в крайнее разорение
приходят, но и другая дела, яко коммерция, юстиция и монетные дворы весьма в
слабом состоянии и все то скорейшаго исправления требует". Указ предписывал
собирать подушную подать не непосредственно с крестьян, а с помещиков, старост
и управителей, устанавливая, таким образом, для крепостной деревни тот же
порядок, который ранее был
установлен
для дворцовых сел. Ответственность за сбор подушной подати и его проведение
надлежало возложить на воевод, которым в помощь давалось по одному
штаб-офицеру. А чтобы между ними не возникало разногласий из-за старшинства в
чинах, решено было воеводам на время исполнения их должности давать чин
полковника.
Указ
от 24 февраля вновь повторял норму об отправлении части военных в отпуска, а
также предписывал перевод полков в города. Причем, почти дословно повторялись
аргументы, звучавшие еще при обсуждении этого вопроса в 1725 г.: в городских
условиях офицерам легче наблюдать за своими подчиненными, удерживать их от
побегов и других преступлений и гораздо быстрее можно собрать в случае необходимости;
при выступлении полка в поход можно будет сконцентрировать остающихся больных и
имущество в одном месте, что не потребует излишних затрат на многочисленные
караулы; размещение полков в городах приведет к оживлению торговли, причем и
государство сможет получать пошлину с привозимых сюда товаров, но "паче
всего крестьянству великое от того будет облегчение, а и гражданству тягости
никакои не будет1.
Этим
же указом был осуществлен ряд мер по реорганизации органов как центрального,
так и местного управления. "Умножение правителей и канцелярий во всем
государстве, — отмечали верховники, — не токмо служит к великому отягощению
штата, но и к великой тягости народной, понеже вместо того, что прежде сего к
одному управителю адресоватца имели во всех делах, ныне к десяти и, может
быть, и больше. А все те разные управители имеют свои особливые канцелярии и
канцелярских служителей и особливой свой суд и каждой по своим делам бедный народ
волочит. И все те управители и канцелярские служители пропитания своего
хотят, умалчивая о других непорядках, которые от безсовестных людей к вящей
народной тягости ежедневно происходят"1Указ от 24 февраля
подчинил городовые магистраты губернаторам и уничтожил конторы и канцелярии
земских комиссаров, ставшие ненужными при возложении обязанностей по сбору
податей на воевод. Одновременно была осуществлена судебная реформа:
ликвидированы надворные суды, чьи функции были переданы воеводам. Верховники
осознавали, что реформа влечет за собой усиление роли Юстиц-коллегии, и
принимали меры к ее укреплению. При самом Верховном тайном совете учреждалась
Доимочная канцелярия, структурно и организационно имевшая коллежское
устройство. Этим же указом создавалась Ревизией -коллегия, а Вотчинная
коллегия переводилась и Москву, что должно было сделать ее более доступной для
помещиков. О Мануфактур-коллегии в указе говорилось, что, "понеже оная без
Сенату и нашего Кабинету никакой важной резолюции учинить не может, того ради
и жалованье напрасно получает". Коллегия ликвидировалась, а ее дела
передавались в Коммерц-коллегию. Однако месяц спустя, 28 марта, было признано,
что делам Мануфактур-коллегии быть в Коммерц-коллегии "неприлично",
и потому при Сенате была учреждена Мануфактур-контора. Указ от 24 февраля
содержал и меры по упорядочению сбора пошлин за выдачу документов из различных
учреждений.
Реорганизация
управления была продолжена и в следующем месяце: 7 марта была ликвидирована
Рекетмейстерская контора, а ее функции возложены на обер-прокурора Сената,
"чтоб напрасного жалованья не происходило". В именном указе от 20
марта было вновь подвергнуто критике "умножение штатов" и связанное
с ним увеличение расходов на жалованье. Указ повелевал восстановить
допетровскую систему выплаты жалованья — "как было до 1700 году":
платить лишь тем, кому платили и тогда, а "где довольствовались от
дел", также удовлетвориться этим. Где прежде в городах у воевод дьяков не
было, туда и теперь секретарей не назначать. Именно данный указ (повторенный
затем 22 июля того же года) явился своего рода апофеозом критики верховниками
петровских преобразований. Показательно, что он отличался от других резкостью
тона и отсутствием привычной развернутой аргументации. Указ как бы выдавал
накопившуюся у верховников усталость и раздражение, ощущение ими бессилия
изменить что-либо кардинальным образом.
Параллельно
с работой по реорганизации управления и налогового обложения верховники немало
внимания уделяли вопросам торговли, справедливо полагая, что ее активизация
может быстро принести государству доход. Еще осенью 1726 г. русский посол в
Голландии Б.И. Куракин предложил открыть для торговли Архангельский порт и
императрица велела Верховному тайному совету навести по этому поводу справки и
доложить свое мнение. В декабре совет заслушал доклад Сената о свободной
торговле и решил создать Комиссию о коммерции во главе с Остерманом, которая
начала свою деятельность с призыва к купцам подавать предложения о
"поправлении коммерции". Вопрос же об Архангельске был решен в
начале следующего года, когда указом от 9 января порт был открыт и повелено
"торговать всем позволить невозбранно". Позднее Комиссия о коммерции
передала в свободную торговлю ряд товаров, ранее отдававшихся на откуп, отменила
ряд ограничительных пошлин и способствовала созданию благоприятных условий для
иностранных купцов. Но важнейшим ее делом стал пересмотр петровского
протекционистского тарифа 1724 г., носившего, по выражению Анисимова,
умозрительный, оторванный от российской реальности характер и принесшего больше
вреда, чем пользы.
В
соответствии с февральским указом и мнением верховников, высказанным ими в
многочисленных записках, правительство решило принять срочные меры и в сфере
денежного обращения. Характер намеченных мер был аналогичен тем, что
принимались при Петре: начеканить легковесной медной монеты на 2 млн. рублей.
Как отмечал А. И. Юхт, правительство при этом "отдавало себе отчет в том,
что данная мера отрицательно скажется на общем экономическом положении
страны", но "другого выхода из финансового кризиса оно не
видело". Посланный в Москву для организации задуманного А.Я. Волков
обнаружил, что монетные дворы выглядели, "как после неприятельского или
пожарного разорения", но энергично взялся за дело и в течение последующих
нескольких лет было начеканено на сумму около 3 млн. рублей пятикопеечников
облегченного веса.
Рассмотрение
в совете вопроса о подушной подати и содержании армии протекало не гладко. Так,
еще в ноябре 1726 г. П.А. Толстой предложил вместо ревизии недоимок, на чем
настаивал верный интересам своего ведомства Меншиков, провести ревизию средств
в Военной, Адмиралтейской и Камерколлегиях. Толстой удивлялся, что в мирное
время, когда многие офицеры находятся в отпусках, армия испытывает недостаток
в людях, лошадях и средствах, и, видимо, справедливо подозревал возможные
злоупотребления. Еще в июне этого же года был издан указ, по которому
армейским полкам предписывалось представлять в Ревизион-коллегию приходные и
расходные книги и счетные выписи в исправном состоянии, что было вновь строжайше
подтверждено в конце декабря. Военная коллегия предложила взимать с населения
подати натурой, но по инициативе Толстого было принято решение дать
возможность плательщикам самим выбирать форму уплаты.
Показательно,
что при всех трудностях и неразрешимых проблемах, с которыми сталкивался
Верховный тайный совет, его деятельность высоко оценивалась иностранными
наблюдателями.1 Теперь больше не подрываются финансы
этого государства ненужными постройками гаваней и домов, плохо усвоенными мануфактурами
и заводами, слишком обширными и неудобоисполнительными затеями или пиршествами
и пышностью, а также не принуждают теперь силою их, русских, к подобной роскоши
и празднествам, к построению домов и переселению сюда своих крепостных, - писал
прусский посланник А. Мардефельд. - В Верховном тайном совете дела исполняются
и отправляются быстро и по зрелому обсуждению, вместо того, чтобы, как прежде,
пока покойный государь занимался постройкой своих судов и следовал другим
своим влечениям, они залеживались на целые полгода, не говоря уже о
бесчисленных других похвальных переменах"1.
В
мае 1727 г. активная деятельность Верховного тайного совета была прервана
смертью Екатерины I и вступлением на престол
Петра II. Последовавшая затем в
сентябре опала Меншикова, как считают многие исследователи, изменила ее
характер и привела к торжеству контрреформаторского духа, символом чего стал в
первую очередь переезд двора, Сената и коллегий в Москву. Чтобы проверить эти
утверждения, вновь обратимся к законодательству.
Уже
19 июня 1727 г. было подтверждено распоряжение о переводе Вотчинной коллегии в
Москву, а августе был ликвидирован Главный магистрат, ставший ненужным после
ликвидации городовых магистратов. Одновременно в петербургскую Ратушу для суда
купечества были назначены бургомистр и два бурмистра. Год спустя вместо
городовых магистратов в городах велено было быть ратушам. В начале осени совет
рассматривал вопрос о целесообразности сохранения торговых консульств в
зарубежных странах, в частности, во Франции и Испании. Сенат, в свою очередь
опиравшийся на мнение Коммерц-коллегии, полагал, что в этом "никакой
пользы государственной не имеется и впредь содержать их к прибыли безнадежно,
ибо посланные туда казенные и купеческие товары проданы многие с
накладом". В результате было решено консульства ликвидировать. Вряд ли
прав Анисимов, увидевший и тут еще одно свидетельство неприятия верховниками
политики Петра, заботившегося о проникновении русских товаров в отдаленные
уголки планеты, в том числе в Америку, даже если это было убыточно. Со смерти
великого преобразователя прошло уже около трех лет — срок, достаточный для
того, чтобы убедиться в безнадежности данной затеи. Принятая верховниками мера
носила чисто прагматический характер. Они смотрели на вещи трезво и считали
нужным поощрять русскую торговлю там, где имелись возможности и перспектива
развития, для чего ими предпринимались достаточно серьезные меры. Так, в мае
1728 г. был издан указ о заведении особого капитала в Голландии для внешних
расходов, чтобы таким образом поддержать вексельный курс и увеличить объем
русского экспорта за границу).
К
осени 1727 г. стало ясно, что отстранение армии от сбора подушной подати ставит
под угрозу получение казной каких-либо денег вообще, и в сентябре 1727 г.
военные вновь были направлены в уезды, хотя и подчинены теперь губернаторам и
воеводам; в январе 1728 г. эта мера была подтверждена новым указом. В том же
январе было позволено каменное строение в Москве, а в апреле уточнено, что для
него требуется получение какого-либо специального разрешения полиции. 3
февраля следующего, 1729 г. каменное строение было разрешено и в других
городах. 24 февраля по случаю коронационных торжеств император объявил о
прошении штрафов и облегчении наказаний, а также о прощении подушной подати за
майскую треть текущего года. По-прежнему пристальное внимание уделялось
контролю за доходами и расходами: указ от 11 апреля 1728 г. требовал
немедленного предоставления коллегиями счетов в Ревизион-коллегию, а 9 декабря
было объявлено об удержании жалованья у чиновников, виновных в такого рода
задержках. 1 мая Сенат напомнил о необходимости регулярной посылки в Академию
наук ведомостей из учреждений центрального управления для их публикации. В
июле Доимочная канцелярия, была выведена из ведения Верховного тайного
совета и переподчинена Сенату с оговоркой, что она по-прежнему обязана
ежемесячно подавать в совет сведения о своей деятельности. Однако, снимая с
себя одни обязанности, совет принимал другие: 'в апреле 1729 г. была упразднена
Преображенская канцелярия и дела "по первым двум пунктам" велено
рассматривать в Верховном тайном совете.1
Важное
значение для упорядочения управления имел изданный 12 сентября 1728 г. Наказ
губернаторам и воеводам, довольно подробно регламентировавший их деятельность.
Некоторые исследователи обращали внимание на то, что Наказ воспроизводил отдельные
процедуры допетровского времени, в частности, сдачу го-
рода
"по росписному списку". Впрочем, сам документ был написан в традиции
петровских регламентов и содержал прямую ссылку на Генеральный регламент 1720
г. Такого рода ссылок на авторитет деда немало содержалось и в других
законодательных актах времени Петра II.
В
законодательстве этого периода можно обнаружить и установления, прямо
продолжающие политику Петра Великого. Так, 8 января 1728 г. был издан указ,
подтверждавший, что главным торговым портом страны по-прежнему является
Санкт-Петербург, а 7 февраля появился указ об окончании строительства там Петропавловской
крепости. В июне в Курскую губернию "для отыскания руд" был послан
мещанин Протопопов, а в августе Сенат распределил по губерниям геодезистов,
поручив им составление ландкарт. 14 июня было велено от каждой губернии
прислать по пять человек из офицеров и дворян для участия в работе Уложенной
комиссии, но, поскольку перспектива законодательной деятельности энтузиазма,
по-видимому, не вызвала, в ноябре это распоряжение пришлось повторить под
угрозой конфискации имений. Впрочем, спустя полгода, в июне 1729 г., собранных
дворян распустили по домам и вместо них было велено набрать новых. В январе
1729 г. вышел указ, предписывавший продолжение строительства Ладожского канала
до Шлиссельбурга, а год спустя вспомнили об отмененном Екатериной штрафе за
нехождение к исповеди и причастию и решили пополнить таким образом государственную
казну.
Не
совсем верно и часто встречающееся в литературе утверждение о полном забвении
в царствование Петра II армии и флота. Так, 3 июня
1728 г. по представлению Военной коллегии были учреждены Инженерный корпус и
минерная рота, утверждены их штаты. В декабре 1729 г. создана канцелярия
лейб-гвардии Семеновского и Преображенского полков, подтвержден указ о
ежегодном увольнении в отпуск одной трети офицеров и рядовых из дворян.
Принимались меры по укреплению городов и острогов Уфимской и Соликамской
провинций для "предосторожности от башкир".
изменений
в системе управления и судопроизводства, финансовой и налоговой сферах,
торговле. Столь же очевидно и то, что совет не имел какой-либо определенной
политической программы, плана преобразований и тем более такого, у которого
была бы какая-либо идейная основа. Вся деятельность верховников была реакцией
на конкретные социальные, политические и экономические обстоятельства,
сложившиеся в стране в результате радикальных реформ Петра Великого. Но это не
означает, что решения новых правителей страны принимались сгоряча и носили
бессистемный характер. Даже при том, что ситуация была действительно критической,
все реализованные верховниками меры прошли через длительный этап всестороннего
обсуждения и первые серьезные шаги были предприняты спустя почти полтора года
после смерти Петра и полгода после учреждения Верховного тайного совета. Причем
в соответствии с уже налаженной на предшествующем этапе бюрократической
процедурой почти всякое решение, принимавшееся советом, проходило этап
экспертной оценки в соответствующем ведомстве. Следует также принять во
внимание, что люди, оказавшиеся у власти, не были людьми случайными. Это были
опытные, хорошо информированные администраторы, прошедшие школу Петра. Но в
отличие от своего учителя, который при всем своем жестком рационализме был
еще отчасти и романтиком, имевшем определенные идеалы и мечтавшем об их
достижении хотя бы в отдаленном будущем, верховники проявили себя откровенными
прагматиками. Впрочем, как показали события 1730 г., по крайней мере некоторые
из них не были лишены способности мыслить масштабно и заглядывать далеко
вперед.1
Возникает,
однако, несколько вопросов. Во-первых, какова была реальная ситуация в стране и
не старались ли верховники, как считает Анисимов, сгустить краски? Во-вторых,
действительно ли осуществленные верховниками преобразования носили контрреформаторский
характер и, таким образом, были направлены на разрушение созданного Петром? И
если даже так, то означает ли это поворот процесса модернизации вспять?
Что
касается ситуации в стране, то для ее характеристики стоит обратиться к
монографии П.Н. Милюкова "Государственное хозяйство России в первой
четверти XVIII столетия и реформа Петра
Великого". Даже при том, что многие его данные впоследствии были оспорены
позднейшими исследователями, в целом нарисованная им картина экономического
кризиса, думаю, верна. Между тем столь детальная, основанная на числовых
данных, как
в
книге Милюкова, картина не была известна верховникам, основывавшим свои
суждения главным образом на доношениях с мест и сведениях о количестве
недоимок. Поэтому для примера целесообразно обратиться к такому документу, как
отчеты А.А. Матвеева о его ревизии Московской губернии, где, как можно предположить,
положение были не самым худшим. "В Александровой слободе, - писал Матвеев,
— всех сел и деревень крестьяне податьми дворцовыми через меру их гораздо
неосмотрительно от главных правителей слободы той обложены и отягчены; уже множество
беглецов и пустоты явилося; и в слободе не токмо в селах и деревнях не
крестьянские, но нищенские прямые имеют свои дворы; к тому ж и не без нападочных
тягостей к собственной своей, а не ко дворцовой прибыли". Из
Переславля-Залесского сенатор сообщал: "Непостижимые воровства и
похищения не токмо казенных, но и подушных сборов деньгами от камерира, комиссаров
и от подьячих здешних я нашел, при которых по указам порядочных приходных и
расходных книг здесь у них отнюдь не было, кроме валяющихся гнилых и
непорядочных их записок по лоскуткам; по розыску ими более 4000 налицо тех
краденных денег от меня уже сыскано". В Суздале Матвеев казнил копииста
камерирской конторы за кражу более 1000 рублей и, наказав многих других
чиновников, доносил в Петербург: "В здешнем городе великое со дня на день
умножение из крестьян нищеты, человек по 200 и больше, и отовсюду их, крестьян,
в низовые городы побег чинится многочисленный от всеконечной их скудости,
подушного платить нечем. Крестьяне синодальной команды подают прошения об
обидах и излишних сборах сверх положенного на них подушного1
оклада". "Облегчение в платеже подушных денег, вывод военных команд,
- - писал, комментируя эти документы, С.М. Соловьев, — вот все, что могло
сделать правительство для крестьян в описываемое время. Но искоренить главное зло
-стремление каждого высшего кормиться за счет низшего и на счет казны — оно не
могло; для этого нужно было совершенствование общества, а этого надобно было
еще ждать"1^.
В
деятельности правительств Екатерины I и Петра II, главной целью которой, как
уже говорилось, был поиск денежных средств для поддержания жизнеспособности
государства, можно выделить следующие взаимосвязанные направления: 1)
совершенствование налогообложения, 2) преобразования административной системы, 3)
меры в области торговли и промышленности. Рассмотрим каждое из них в
отдельности.
Как
явствует из материалов обсуждения вопросов, связанных с подушной податью, в
Сенате и Верховном тайном совете, члены первых послепетровских правительств
основной порок податной реформы Петра видели не в самом принципе именно подушного
обложения, но в несовершенном механизме сбора подати, во-первых, не дающем
возможности оперативно учитывать изменения в составе плательщиков, что вело к
обнищанию населения и росту недоимок, а во-вторых, в применении воинских
команд, что вызывало протест населения и понижало боеспособность армии. Критику
вызывало также размещение полков в сельской местности с возложением на местных
жителей обязанности строить полковые дворы, что также делало их повинности
непосильными. Постоянный рост недоимок вызывал серьезные сомнения в возможностях
населения платить подати установленного Петром размера в принципе, хотя эту
точку зрения разделяли не все верховники. Так, Меншиков, как пишет Н.И.
Павленко, считал, что размер подати не обременителен и "это представление
прочно укрепилось в голове князя еще шесть лет назад, когда правительство Петра
I обсуждало сумму подати".
Меншиков "остался верен убеждению, что достаточно уменьшить число подьячих
и рассыльщиков всякого рода,., ликвидировать в уездах полковые дворы,
взимавшие подушную подать, и разместить солдат в казармах городов, как среди
поселян наступит благоденствие". Поскольку именно Меншиков был наиболее
авторитетным из членов совета, его мнение в конечном счете и возобладало.
Вместе
с тем стоит заметить, что, поскольку первый опыт сбора подушной подати был
осуществлен лишь в 1724 г. и его результаты не могли быть известны главному
вдохновителю податной реформы, верховники имели все основания судить о ней по
первым результатам. А как люди, взявшие на себя ответственность за управление
страной, они, более того, были обязаны принять решительные меры по исправлению
положения. Анисимов полагает, что в действительности разорение страны не было
вызвано чрезмерным размером подушной подати, а было следствием перенапряжения
экономических сил в ходе многолетней Северной войны, роста числа и размеров
косвенных налогов и повинностей. В этом он, несомненно, прав. Однако введение
подушной подати, на первый взгляд, весьма умеренного размера, в таких условиях
могло оказаться той каплей, после которой развитие ситуации перешло
критическую черту, и те меры, которые стали предпринимать верховники, были
действительно единствен-
но
возможными для спасения положения. Причем замечу, что на радикальное снижение
размера подушной подати они так и не пошли, справедливо полагая, что оно
поставит под угрозу существование армии. В целом меры верховников следует
признать вполне разумными: вывод воинских частей из сельской местности,
освобождение жителей от обязанности строить полковые дворы, снижение размера
подушной подати, прощение недоимок, варьирование в сборе податей деньгами и
продуктами с введением на них фактически свободных цен, переложение взимания
податей с крестьян на помещиков и управителей, сосредоточение сбора в одних
руках — все это должно было способствовать снижению социальной напряженности и
давало надежду на пополнение казны. Да и Комиссия о податях, во главе которой,
кстати говоря, стоял Д.М. Голицын, т. е. представитель старой аристократии,
находившейся, по мысли некоторых авторов, в оппозиции к петровским реформам,
проработав несколько лет, так и не сумела предложить чего-либо взамен
подушного обложения. Таким образом, как бы ни оценивать критику верховниками
податной реформы, их реальные действия были направлены лишь на ее совершенствование,
корректировку, приспособление к реальным условиям жизни.
Гораздо более радикальный характер имели преобразования,
осуществленные
верховниками в системе управления страной, и некоторые из них могут
действительно рассматриваться как контрреформаторские по отношению к
петровским учреждениям. В первую очередь это относится к ликвидации надворных
судов, создание которых было как бы первым шагом к реализации принципа
разделения властей. Однако подобного рода теоретические рассуждения были,
безусловно, чужды и незнакомы верховникам. Для них надворный суд был лишь одним
из многочисленных учреждений, появившихся на местах в ходе петровских реформ.
К тому же при отсутствии в стране профессионального юридического образования,
а следовательно, и профессиональных юристов, при том, что само право еще не
выделилось в качестве сферы самостоятельной общественной деятельности,
существование надворных судов ни в коей мере обеспечить действительного разделения
властей не могло. Забегая вперед, замечу, что и впоследствии, когда судебные
учреждения были выделены в самостоятельные в ходе губернской реформы 1775 г.,
подлинного разделения властей все равно не получилось, ибо страна и общество
были к нему попросту не готовы.1
Что
же касается организации местного управления, то, оценивая деятельность
верховников, надо помнить, что существовавшая в то время на местах система
учреждений создавалсь Петром в течение долгого времени, и если ядро ее было
создано параллельно с коллежской реформой, то одновременно оставалось немало
различных учреждений, возникавших ранее, часто спонтанно и бессистемно!
Завершение податной реформы и начало функционирования новой системы обложения
неминуемо, даже если бы экономическое положение в стране являлось более благоприятным,
должно было привести к изменениям в структуре органов власти на местах, и эти
изменения, конечно, должны были быть направлены на упрощение системы в целом и
повышение ее эффективности. Именно это и было осуществлено в 1726—1729 гг.
Причем, обращает на себя внимание, что смысл осуществленных мероприятий
сводился к дальнейшей централизации управления, к созданию четкой вертикали
исполнительной власти и, следовательно, никак не противоречил и духу петровской
реформы.
Нельзя
не признать разумным и стремление верховников к удешевлению аппарата за счет
его сокращения. Иное дело, что созданное или, вернее, воссозданное на местах
воеводское управление по сравнению с петровскими учреждениями по форме было
более архаично, однако функционировало оно теперь иначе, чем в допетровской
России, хотя бы потому, что воевода подчинялся не приказу в Москве,, а
губернатору, который, в свою очередь, был подотчетен органам центральной
власти, организация которых была принципиально иной. Не следует пренебрегать
и рассуждениями верховников о том, что населению легче было иметь дело с одним
начальником, чем со многими. Конечно, и новые воеводы, как и их предшественники
XVII в., ничем не брезговали,
чтобы набить карманы, но уж для исправления этого зла действительно, как писал
Соловьев, требовалось прежде всего исправить нравы, что было верховникам не под
силу.
Что
касается центральных учреждений, то, как мы видели, все усилия верховников были
направлены на их удешевление, с одной стороны, и повышение их эффективности за
счет ликвидации дублирования функций — с другой. И если даже согласиться с
теми историками, которые в рассуждениях верховников видят неприятие ими самого
принципа коллегиальности, никаких реальных действий по его разрушению они не
предприняли. Верховники
уничтожили
ряд ранее существовавших учреждении и создали другие, причем новые учреждения
создавались на тех же принципах коллегиальности, а их функционирование
основывалось на петровском Генеральном регламенте и Табели о рангах.
Коллегиальным органом, как уже упоминалось, был и сам Верховный тайный совет.
Всему сказанному не противоречит и сокращение числа коллежских членов, не
изменившее сколько-нибудь принципиально порядок принятия решений в
учреждениях. Несколько иначе выглядит решение верховников отказаться от выплаты
части чиновников жалованья и перевести их на кормление "от дел".
Здесь действительно можно усмотреть существенное отступление от петровских
принципов организации аппарата управления, заложивших основы русской
бюрократии. Конечно, правы те, кто обвиняет верховников в непонимании сути
реформы Петра, однако действовали они исходя не из каких-то идейных установок,
а подчиняясь обстоятельствам. В их оправдание нужно, впрочем, сказать, что в
реальности чиновники и в то время, и позднее получали жалованье крайне
нерегулярно, с большими задержками и не всегда полностью; практиковалась выдача
жалованья продуктами. Так что в определенной мере верховники придали силу закона
тому, что существовало de facto. Обширное государство нуждалось в разветвленном и отлаженном аппарате
управления, но не имело ресурсов для его содержания.
Сам
факт не только ликвидации верховниками некоторых петровских учреждений, но и
создания ими новых свидетельствует, на мой взгляд, о том, что и эти их действия
носили вполне осмысленный характер. Причем, их реакция на меняющуюся ситуацию
была достаточно быстрой. Так, по указу от 24 февраля 1727 г. все обязанности,
связанные со сбором податей в городах, были возложены на городовые магистраты
с личной ответственностью их членов за недоимки. В результате явились новые
злоупотребления и поток жалоб на них посадских людей1, что
стало одним из факторов, предопределивших их ликвидацию. По существу это было
разрешением противоречия между восходящей к иностранным образцам форме
петровских городских учреждений и фактически закрепощенным состоянием
населения российских городов,
при
котором даже ничтожные элементы самоуправления оказывались недееспособными.
Как
вполне разумную и оправданную можно, на мой взгляд, охарактеризовать
торгово-промышленную политику Верховного тайного совета. Всрховники исходили в
целом из экономически верного представления, что именно торговля, скорее всего,
может принести столь необходимые государству средства. Протекционистский тариф
1724 г. нанес торговле значительный урон и вызвал немало протестов со стороны
как русских, так и иностранных купцов. Негативными были и последствия закрытия
еще ранее Архангельского порта, что привело к разрушению веками складывавшейся
инфраструктуры торговли и разорению многих купцов. Поэтому принятые
верховниками меры были разумны и своевременны. Показательно, что и в этих
вопросах они не спешили, а созданная ими Комиссия о 'коммерции завершила
работу над новым тарифом лишь к 1731 г. В основу его были положены, с одной
стороны, голландский тариф (что лишний раз доказывает, что церковники были
истинными "птенцами гнезда Петрова"), а с другой - мнения купцов и
органов управления торговлей. Свою положительную роль сыграл новый вексельный
устав, отмена ряда торговых монополий, разрешение на вывоз товаров из
Нарвского и Ревельского портов, ликвидация ограничений, связанных с постройкой
торговых судов, введение отсрочек на недоимки по таможенным пошлинам.
Испытывая острый дефицит денежных средств, верховники, однако, считали
возможной адресную поддержку отдельных промышленных предприятий путем
предоставления налоговых льгот и государственных дотаций. В целом их
торгово-промышленная политика была относительно более либеральной и находилась
в русле модернизационных процессов.
Итак,
в первые пять лет после смерти Петра Великого процесс преобразований в стране
не остановился и не был повернут вспять, хотя темпы его, конечно, резко замедлились.
Содержание новых преобразований было связано прежде всего с корректировкой
тех петровских реформ, которые не выдержали столкновения с реальной жизнью.
Однако в целом политика новых правителей страны отличалась преемственностью.
Все основополагающее в петровских реформах — социальная структура общества,
принципы организации государственной службы и власти, регулярные армия и флот,
податная система, административно-территориальное деление страны, сложившиеся
отношения собственности, светский характер власти и общества, нацеленность
страны на активную внешнюю политику — осталось неизменным. Правомерно сделать,
видимо, и еще один вывод: первые годы истории послепетровской России доказали,
что реформы Петра в основе своей были необратимы, и необратимы именно потому,
что в целом соответствовали естественному направлению развития страны.
2.3. Попытка
ограничения самодержавия
Идея создания
совета впервые в приблизительном виде сформулирована была еще при жизни Петра
Генрихом Фиком. Он был единомышленником князя Д.М.Голицына. Есть сведения, что
формальный проект учреждения Верховного тайного совета составлен был двумя
крупными дипломатами: бывшим петровским вице – канцлером Шафировым и голштинцем
Бассевичем. Каждый из них преследовал свой интерес – Шафиров надеялся стать
членом совета в качестве канцлера – министра иностранных дел – и вернуть
утраченное влияние, а Бассевич рассчитывал, что его государь – как член русской
августейшей семьи – возглавит Совет.
Оба они просчитались.
Идею перехватил Меншиков, против кого она первоначально и была направлена.
Екатерину
возникновение этого сильного и полномочного органа устраивало, поскольку он
должен был согласовать интересы большинства персон и групп и стабилизировать
ситуацию в верхах.
Полномочия,
которые получил Совет, поразили как русских, так и иностранных дипломатов. Они
увидели в происходящем решительный шаг к изменению формы правления – к
ограничению самодержавия. Ибо третьим пунктом указа – после двух формальных –
значилось: «Никаким указам прежде не выходить, пока они в Тайном совете
совершенно не состоялись, протоколы не закреплены и ее величеству для
всемилостивейшей апробации прочтены не будут».
Милюков так
характеризует сложившееся положение: «После короткого торжества людей,
державших власть в момент смерти Петра, оппозиции удалось заставить их
поделиться властью с собою: фавориты и оппозиционеры заняли места рядом друг с
другом во вновь учрежденном Верховном совете»1
С этой
характеристикой нельзя согласиться только в одном: под оппозицией Милюков
понимает аристократическую группировку, никак ее не дифференцируя. Между тем
создание Верховного тайного совета было не просто объективной победой сил, противостоящих
в этот момент Меншикову и Толстому ( хотя именно они более всего добивались
создания Совета ), а сил вполне определенного толка. Толчком к возникновению
Совета, к активизации всех групп и персон был слух о возможном походе князя
М.М.Голицына на Петербург во главе дислоцированной на Украине армии. Слух был
ложный, но весьма симптоматичный. Все знали, что предпринять подобный шаг
знаменитый генерал, чуждый политическим интригам, может только по требованию
старшего брата – князя Дмитрия Михайловича. Князь Дмитрий Михайлович уже в это
время обсуждал с вышеупомянутым Генрихом Фиком проекты конституционного
устройства России. А немаловажной частью слухов о заговоре было намерение
гипотетических заговорщиков, возведя на престол малолетнего Петра 2, ограничить
самодержавную власть.
Как абсолютно
точно писал о Голицыне Ключевский, «исходя из мысли, субъективно или
генеалогически у него сложившейся, что только родовитая знать способна держать
правомерный порядок в стране, он остановился на шведской аристократии и
Верховный тайный совет решил сделать опорным пунктом своего замысла».1
Но при всей несомненной ориентации князя Дмитрия Михайловича на родовитую знать
как на гаранта и исполнителя конституционной реформы цель этой реформы была для
него отнюдь не сословно – эгоистической. Многие противники именно такого
развития государственного устройства не в состоянии были еще понять то, что
понимал князь Дмитрий Михайлович и что они сами смутно ощущали в последнее десятилетие
петровского царствования.
Вполне возможно,
что ужаснувший окружение Екатерины слух пущен был с ясной целью – сдвинуть
ситуацию, заставить Екатерину и всесильного в тот момент Меншикова пойти на
принципиальный компромисс, открывающий возможности переустройства системы.2
То, что князь
Дмитрий Михайлович стал одним из шести высших сановников в империи, было
огромной победой именно той части оппозиции, которая ориентировалась на при
принципиальную реформу системы. Реформу европейскую, но не антипетровскую.
Историки,
считающие, что создание Верховного тайного совета предопределило возможность
конституционного порыва 1730 года, на мой взгляд, совершенно правы.
Но в момент
возникновения перед Верховным тайным советом стояла прежде всего чрезвычайно
конкретная задача – предотвратить окончательное разорение страны. А все
признаки близкого краха были налицо.
Заключение
В результате
исследования пришла к следующим выводам:
- анализ
источников и литературы позволяет рассматривать возникновение Верховного
тайного совета как настоятельную необходимость в создании высшего органа власти
для решения наиболее «важных дел» государства. В таком качестве Верховный
тайный совет стал наследником «Негласных советов» Петра 1;
- состав
Верховного тайного совета в официально сложившейся расстановке политических сил
в обществе, в ходе борьбы за власть, носил компромиссный характер, объединив
представителей двух враждующих придворных группировок: сторонников Екатерины –
новую знать и сторонников Петра 2 – придворную аристократию;
- компромиссный
характер Верховного тайного совета предопределил наличие постоянного
противоборства между различными группировками знати в его составе, осложненной
попытками Меншикова сосредоточить власть в Верховном тайно совете в своих
руках;
- можно
согласиться с мнением Анисимова, о том, что политика Верховного тайного совета
носила черты централизации и концентрации управления и преследовала цели
повышения эффективности, мобильности управления, приспособления деятельности
государственного аппарата к специфике внутренней обстановки ,
внутриполитических проблем послепетровского периода;
- попытка
верховников ограничить самодержавие, составив «Кондиции» для монарха, может
свидетельствовать о наличии в «затейке верховников» планов изменения
политического устройства в обществе, элементов конституционализма.
Список использованных источников и литературы.
Источники.
Законодательные
акты:
1. «Мнение не в
указ о новоучрежденном Верховном тайном совете»
2. Указ об
учреждении Верховного тайного совета
3. Указ
Верховного тайного совета, предоставлявший новоучережденной Академии наук
монопольное право в сфере гражданского книгопечатания в стране
4. Указ о форме
сношений Верховного тайного совета с сенатом и коллегиями
5. «Клятвенное
обещание членов Верховного тайного совета»
6. «Кондиции»
7. Указ 4 марта
1730 года, упразднивший совет.
Сочинения
современников:
1. «Краткая
повесть о смерти Петра Великого» Ф. Прокоповича
2. «Записки
Манштейна о России 1727 – 1744 годов».
Дипломатическая
переписка:
1. Депеша
английского посла Рондо.
1. Записки
Миниха.
Литература.
1. Андреев Е.В. Представители
власти после Петра I. Минск, 1990.
2. Анисимов Е.В. Материалы
комиссии Д.М. Голицина о подати. Т. 91. М., 1973.
3. Анисимов Е.В. Время
петровских реформ. М., 1991.
4. Анисимов Е.В. Путники,
прошедшие раньше нас // Безвременье и временщики. Л., 1991.
5. Анисимов Е.В. Смерть в
конторке // Родина. 1993. № 1.
6. Белявский В.С. Золушка на
троне России // На российском престоле. М., 1993.
7. Бойцов М.А. «Затейка
верховных господ» // Со шпагой и факелом: 1725 – 1825. М., 1991.
8. Бойцов М.А. «…Клии страшный
глас» // Со шпагой и факелом. Дворцовые перевороты в России: 1725 – 1825. М.,
1991.
9. Вяземский Б.Л. Верховный
тайный совет – СПб., 1998.
10. Голикова Н.Б., Кислягина Л.Г.
Система государственного управления // Очерки русской культуры XVIII в. Ч. 2.
М., 1987.
11. Градовский А.Д. Высшая администрация
России XVIII – столетия и генерал – прокуроры. СПб., 1966.
12. Гельбиг Г. фон. Русские избранники.
М.: Воениздат, 1999.
13. Гордин Я. Меж рабством и свободой.
М., 1997.
14. Демидова Н.Ф. Бюрократизация
государственного аппарата абсолютизма в XVII – XVIII вв. // Абсолютизм в России. М., 1964.
15. Ерошкин. История государственных учреждений
дореволюционной России. М., 1989.
16. Иванов И.И. Загадки русской истории
XVIII в. М., 2000.
17. Каменский А.Б. Российское дворянство
в 1767 год. // История СССР. 1990. № 1.
18. Каменский А.Б. Российская империя в
XVIII веке: традиции и модернизация. М., 1999.
19. Карамзин Н.М. Записка о древней и
новой России. СПб., 1914.
20. Костомаров Н.И. Государи и бунтари:
господство дома Романовых до вступления на престол Екатерины II. М., 1996.
21. Костомаров Н.И. Окно в Европу:
господство дома Романовых до вступления на престол Екатерины II. М., 1996.
22. Костомаров Н.И. Русская история в
жизнеописаниях ее главнейших деятелей. М., 1990.
23. Ключевский В.О. Курс русской
истории. М., 1989.
24. Ключевский В.О. Неопубликованные
произведения. М., 1983.
25. Курукин И.В. Тень Петра Великого //
На российском престоле. М., 1989.
26. Мавродин В.В. Рождение новой России.
Л., 1988.
27. Милюков П.Н. Очерки по истории
русской культуры.
28. Павленко Н.И. Александр Данилович
Меньшиков. М., 1981.
29. Павленко Н.И. Полудержавный
властелин: Историческая хроника. М., 1991.
30. Павленко Н.И. Птенцы гнезда Петрова.
М., 1988.
31. Павленко Н.И. Страсти у трона:
история дворцовых переворотов. М., 1996.
32. Платонов С.Ф. Лекции по русской
истории. М., 1993.
33. Соловьев История России с древнейших
времен. М., 1963.
34. Троицкий С.М. Русский абсолютизм и
дворянство в XVIII в. М., 1974.
35. Черепнин Л.В. К вопросу о
складывании абсолютной монархии в России. М., 1981.
1
Курукин И.В. Тень Петра Великого // На российском престоле С. 71
2
Устав о наследии престола. С.45.
3
Прокопович Ф. Правда воли монаршей. С.18.
1Бойцов М.А. «Затейка верховных господ» //Со шпагой и факелом: 1725 –
1825. С. 312.
1
Бойцов М.А. «Затейка верховных господ» //Со шпагой и факелом: 1725 – 1825.
С.213.
2 Каменский А.Б. Российская империи в XVIII веке:
традиции и модернизация. С.140.
1
Павленко Н.И. Страсти у трона. С.18.
2 Там
же.С.24.
1Гордин Я. Меж рабством и свободой.
С.142.
2 Там
же.С.43.
1 «Мнение не в указ о новоучреждённом Верховном
тайном совете» С.14.
2
Вяземский Л.Б. Верховный тайный совет. С.245.
1 И. И.Иванов Загадки русской истории
18 в. М 2000 г. с. 590
2 Сборник Русского исторического общества. С.
46.
1 там же. С. 409.
1 Вяземский Б. Л. Верховный тайный
совет. С. 399-413.
1 Градовский А. Д. Высшая
администрация России 18-го столетия и генерал-прокуроры. С. 146.
1
Мавродин В.В. Рождение новой России.С.247.
2 Там
же. С.287.
1 Ключевский В. О. Курс русской истории. С.191.
2
Троицкий С.М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII в.
С.224.
1
Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. С.147.
[1] Каменский А.Б. Российская
империя в 18 веке. С. 144.
1 Там же. с. 150
1 Там же
2 Там же.
3 Каменский А. Б. Указ. Соч. с. 169.
4 Там же. С. 215.
1 Указ о
строительстве судов.
1 Мавродин В. В. Рождение новой
России. С. 290.
2 Там же. С. 293.
1
Курукин И.В. Тень Петра Великого // На российском престоле. С.68.
1
Андреев Е.В.Представители власти после Петра. С.47.
1
Ерошкин. История государственных учреждений дореволюционной России. С.247.
1 Записки Мардефельда А.С.24.
1
Курукин И.В. Тень Петра Великого // На российском престоле. С.52.
1
Иванов И.И. Загадки русской истории.С.57.
1 Милюков П. Н. Государственное
хозяйство России в первой четверти 18 столетия и реформа Петра Великого.
1 Там
же. С. 234.
1 Там же. С. 69.
1 Милюков П. Н. Очерки по истории
русской культуры.Ч.3. Вып.2.С.184.
1 Ключевский В. О. Сочинения. Т.4.
С.253.
2 Гордин Я. Меж рабством и свободой.
С.101.