Общество множественных индивидов

Общество множественных индивидов

               Общество множественных индивидов.

                                                             Касумов Т.К.,

  кандидат философских наук, доцент, Московский государственный открытый университет.

Множественная личность  в известном   смысле совершенно  нормальное  явление…

                                              Джордж Мид

Статья посвящена исследованию множественности как качественной характеристики общества. Автор исходит из того, что множественность  как способность индивидов быть многими и в таком качестве отвечать на вызовы времени, есть условие символического и социального воспроизводства общества  в радикально изменяющемся мире. В этой связи предлагается трёхчленка «множество-множественность-множественный» как инструмент для анализа приживаемости различных типов множественности в обществе.  Разработка множественности как социальной категории – это новый аспект в исследовании проблем, считает автор, связанных  в большей мере с поведением индивидов в эпоху постмодерна

Ключевые слова: множество, множественность, множественный, простое множество,  открытое множество, закрытое множество, пересекающееся множество, совершенное множество, объединение множеств, идентичность.

             Множественность как  явление общественной жизни. Предварительные замечания.

 Дать определение чему-то, значить выделить в нём то «определяющее» и указующее, что может характеризовать данный объект в целом, и  в дальнейшем  стать его «именем», по которому он будет узнаваем. В науке надо ещё к тому же привести доказательства в пользу различимого и установить логические связи между ним как «определителем» и определяемым», а также выйти на круг освещаемых в данной «связке» проблем. Последнее крайне значимо, так как указывает на теоретико-практическую целесообразность избранной темы, её актуальность. Мы поступим также и попытаемся с учётом общечеловеческой тенденции к множественному поведению  (исходная посылка нашего доказательства), дать новое определение обществу и решить три исследовательские задачи. Во-первых,   показать, что «множественность» как форма социальной жизни есть, прежде всего, различение. Это свойство социума. Во-вторых, то, что множественность может проявляться  на различных уровнях конкретизации и с этих позиций характеризовать современные общества (объекты определения). И, в-третьих, то что, исходя из своей неодназначной сути, она может  не только различать, но и объединять.

Решение поставленных задач предполагает выявление природы множества и множественности, а также  исследование  их подвидов и точек пересечений в контексте различных социальных проблем и др. Так, масштабное функционирование замкнутых коррупционных множеств, их «мирное» пересечение с простыми (безучастными) и властными  множествами, говорит нам о соответствующих нравах, господствующих в обществе, о том, что такому коррумпированному обществу  еще далеко до гражданского общества. То есть, до формирования таких социально  оправданных структур, которые существуют между семьёй и государством в гражданских обществах. Это и  общественные организации, и  не зависимые от государства СМИ, профсоюзы, политические партии и другие институты, которые  призваны оказывать существенное воздействие на всё общество, и, конечно же, действенно противостоять коррупции.

 В то же время открытые множества (открытые, прежде всего для участия в делах общества), преодолев свою простоту, представят нам общество уже в ином, позитивном  качестве. И, вполне понятно, что совершенной  множественности должно будет соответствовать также и  совершенное общество.  Но, что такое множественность и как это понятие сопрягается с родовым понятием множество? Обратимся за помощью к математике, где множество давно уже является объектом активного изучения, в частности, теории множеств. Понятие множество, узнаём мы, оказывается,  логически не определяется из-за своей широты, а лишь поясняется математиками, что и сделал немецкий учёный  Георг Кантор (1845-1918). Под множеством он понимает объединение в одно целое определённых, вполне различимых объектов  нашей интуиции или нашей мысли. Такое пояснение вполне приемлемо и  мы именно так используем данное понятие в быту, когда указываем на какое-то количество вещей (множество книг, множество писем и т.д.).  Таким образом, множеством будет любой чётко определённый набор объектов (элементов множества), в том числе, и людей  (множество индивидов), обладающих общим свойством. Мы также позаимствовали у математиков ряд понятий (пустое множество, замкнутое множество, пересекающееся множество, открытое множество, совершенное множество, объединение множеств), которые намериваемся использовать  в целях собственного исследования.

Теперь, когда у нас есть ясность по поводу родового понятия множество, а также  имеется набор рабочих понятий для выражения различных его состояний, мы можем сказать о том, как с ними сопрягается множественность. И, вообще, что это такое? Множественность - это свойство множества, его суть, которая может фиксироваться в отрыве от множества как субъекта. Она имеет, как бы, своё собственное существование, но, не в смысле, конечно, платоновской идеи, а как образ.  И  в то же время, множественность с необходимостью  присуща каждому элементу множества (множественный как носитель свойства). Например, красивость, это понятие, и то, что за ним стоит (наше представление), существует  вне индивида. А вот  красивый (индивид) это тот, которому данное свойств уже присуще. Или вот, скажем, национализм, как то, что есть в сознании, и реальный националист - индивид со всей националистической атрибутикой. Наконец, множественность как атрибутика современных обществ, и множественный индивид-носитель этого свойств. В этой связке «индивид-общество» множественность является агентом типизации решений, что делает её объектом научения. Осознание необходимости быть множественным и иметь позиции в различных планах, овладение этим искусством, происходит в контексте публичной социализации и в целом социальной жизни.

Другое дело пример с коррупцией, которое, надо полагать,  в своих истоках восходит всё же  к логике дара. Мы исходим из того, что коррупция изначально складывалась из рудиментов  древнего обычая обмена дарения, и вытекающего из этого взаимности обязательств. Наверняка, это было не всегда благостным делом соединять соперничающие силы, скрывать противоположные интересы с помощью  актов  дарения. Однако именно так, посредством цикла: дарить-принимать-возмещать символически и социально воспроизводили себя архаические общества, в чём убеждает нас известный французский социолог, этнолог Мосс. В современных обществах акт дарения был рационализирован, в нём  возобладали меркантильные интересы и соображения. Став принудительным,  дарение  переродилось во взяточничество и стало источником наживы и подкупа. Здесь прижитие коррупционности шло от элементов множества (коррупционеров), которое незримо сколачивалось годами, на основе интересов наживы, потаённых, внутренних устремлений. Став множеством коррупция развило и расширило коррупционность, как присущее ей свойство в социумах. Со временем она, действительно, обрела устойчивое место в коллективных представлениях и коллективных чувствах, благо, ещё и потому, что не встретила отпора со стороны простых и закрытых (властных) множеств. Теперь, естественно, стало во многом труднее  бороться с коррупцией, ибо коррупционность  присуща уже не только явным, но и латентным множествам. Освобождаясь от явных коррупционеров, власть, по существу заменяет их латентными. И всё идёт по кругу, а в результате расширяется и укрепляется лишь коррупционное пространство Видимо, придётся согласиться с тем, что нажива, как установка скрытых сил в обществе, сегодня  имеет большую власть над индивидом, она стоит ближе к  его Я, чем пресловутое МЫ других. К тому же у неё в союзниках чаще всего ходит множественность как коррупционный опыт, который  пересекает  (и частично заражает) многие другие множества, И там, где есть благодатная почва, имеются потаённые мысли о наживе, образуется пересекающееся множество коррумпированности, готовое вливаться  в реальные множества коррупционеров. Для того, чтобы одержать над ней верх, необходимо, что-то более действенное «втиснуть» между неё (наживой) и Я, скажем, страх или ещё больший интерес. Но какой, вот ведь вопрос. Что может быть сильнее взятки? Вопрос риторический, скажут нам. Однако точно, что это уже не идеологема. И также можно сказать о том, что любые меры борьбы с коррупцией будут фрагментарными и не искоренят её полностью. Она будет постоянно воспроизводиться в силу особенностей человеческой природы и общественных связей.   Здесь уместно вспомнить классика социологии Э. Дюркгейма, который писал, что преступность (читай коррупция) есть нормальный и необходимый феномен человеческого общества. Более того, преступность он  рассматривал как один из факторов динамики общественной жизни. Однако преступность становится «ненормой», когда она достигает своего чрезмерного роста. Но, что в таком случае считать нормой преступления, где здесь предел допустимости. Нам представляется, что критерии можно разработать, используя понятия «множество» и «множественность». Если, например, коррупция охватила какое-то множество людей, имеющих к тому же «доходные места», то с этим следует бороться, виновных наказывать по закону и проводить соответствующую  профилактику. Но если коррупция множества стала коррупционностью в обществе, когда практически и повсеместно  нет по отношению к ней жёсткой оппозиции, потому что произошло опривычивание коррупционности,  и  она обрела уже  системный характер, то следует бить тревогу. Ибо такой масштаб коррупционности является угрозой безопасности страны. Сегодня в России сложилась именно такая ситуация -  коррупция множества стала коррупционностью общества. Поэтому действенные меры государства по разрушению образа коррупционности в обществе и реальная борьба против коррупции были бы  весьма своевременными.

Приведённые нами примеры показывают, что множественность, будучи лишь органическим «порождением» множества, может способствовать укреплению и расширению его рядов, в том числе и  за счёт новых элементов множества (индивидов). Множественность, таким образом, способствует интеграции индивидов, оставляя, в то же время простор для развития их индивидуальности, не «втискивая» их в жёстко заданные рамки.  Вот, собственно, схема (множество-множественность-множественный), по которой мы собираемся показать, что ныне в высокодифференцированных обществах множественность как форма социальной жизни укрепилась и стала определяющей для индивидов и в целом общества, в силу многообразий условий жизни и  деятельности. Здесь множественность, как бы, примиряет индивида и общество, выступая условием их эффективного взаимодействия, а значить и солидарности. Потому как осуществляет селекцию социального опыта, исходя, прежде всего из злободневных потребностей людей. Однако опыт этот не всегда бывает  позитивным и служит обществу. Рассмотрим подробнее эти вопросы.

 Начнём с той мысли, что «тело» общества состоит из человеческого материала или элементов множества  (индивидов). И, того непреложного факта, что жизнь в это тело может вдохнуть лишь взаимодействие. Только взаимные действия людей обеспечивают их  существование  и развитие как множества  множеств  в едином (то есть в  обществе). »Как нечто, собранное в одно целое, - пишет Корнелиус Касториадиис, - множество есть тождественное себе единство различий»  (1.,с.283).С данной формулой можно согласиться, рассматривая множество как количественное понятие (общество как множество индивидов…) В условиях же динамичных изменений, множество может быть единым перманентно, превращаясь в скором времени  для индивида в множественность. Видимо в этом плане Левинас, формулируя свою философскую позиции, подчёркивает, что его  »целью является утверждение множественности, не допускающей слияния в единство…» (2.,с.26) Отсюда однозначно можно полагать лишь то, что множественность существует как самостоятельная определённость на социетальном уровне. Причём значительным  фактом это становится в рамках  развитых общественных систем эпохи постмодерна  и глобальных перемен, когда человек может отвечать на вызовы лишь как множественный индивид, в соответствии с множественностью как определяющей чертой общества. В противном случае было бы преждевременно сегодня определять общество посредством множественности как класса поведения.

  Всё это так,  нам  скажут, но может ли множественность, действительно, стать доминирующим фактором при определении типологических черт общества и, в частности объяснить механизмы  принятия решений. Вот в чём вопрос? Попытаемся прояснить ситуацию и обосновать наше положение об обществе множественных индивидов. Иными словами, начнём обсуждение проблем индивида и общества в терминах множественности, полагая, что такой подход (новый ракурс) позволит нам уяснить поставленные вопросы, и, тем самым привести доводы в пользу предложенного нами определения общества.

    Ныне существует  много определений современных обществ, связанных в первую очередь с высокими  достижениями в области производства (постиндустриальное общество, технотронное общество), науки, технологий (информационное общество) и потребления (общество изобилия, общество потребления), а также с теми новыми рисками, которые несут собой эти достижения  самому обществу (общество риска). В более широком плане говорят об обществе постмодерна, вобравшего в себя многое из названных черт, но уже в иной качественной определённости и консистенции. Здесь же, в частности, можно назвать индивидуализированное общество Зигмунта Баумана, отличающееся усилением роли неконтролируемых человеком сил и тенденций. В каждом из этих определений есть свой смысл, заключающийся, прежде всего в том, чтобы  выразить сущностные моменты (активность индивида в  тех или иных сферах жизни или нарастание неопределённостей), характерные  поэтапно для развитых обществ. Здесь в качестве определителя черт выступает процесс индустриализации (индустриальное или постиндустриальное общество), знание (информационное общество) и изобилие (общество потребления). В то же время с экзистенциальной точки зрения (с позиций существования индивидов) есть нечто общее («разделяемый смысл»), присущее всем этим современным обществам, тому, как они существуют и развиваются. Таким общим моментом является поведение «множественности», приемлемое сегодня для подавляющей части общества. Множественность принадлежит обществу,  она присутствует с необходимостью в действиях индивидов и служит им, помогая не только адаптироваться, но и самовыражаться. Сегодня индивид должен выдержать испытания на множественность, чтобы соответствовать стандартам и веяниям общества. И он его выдерживает. Поэтому не удивительно, что мы в массе своей имеем ситуации, когда множественность связывает всех без различия и требует принятия его от всех в равной степени. В результате чего большая часть населения интегрируется в общество как множественные индивиды. Здесь фактором интеграции является не схожесть или разделение труда, характерные, соответственно, для традиционных и индустриальных обществ. Они сыграли свои роли, подготовив почвы для последующих перемен. Ведь именно разделение труда сделало повседневную жизнь человека качественно множественным. Теперь он с жёсткой необходимостью должен быть многим (многофункциональным, многомерным) и принадлежать обществу, то есть интегрироваться в него как множественный индивид.  «Сегодня, как справедливо пишет Бауман, в движение пришли не одни только люди, но также и финишные линии дорожек, по которым они бегут, да и сами беговые дорожки. Утрата чёткого места в обществе становится ныне опытом, который может сколько угодно раз повторяться в жизни каждого человека, в то время как лишь немногие, а то и никакие из возможных статусов оказываются достаточно надёжными, чтобы можно было говорить о длительном пребывании в них. Это напоминает (популярную ныне) игру в «музыкальные кресла», когда они во множество размеров и форм появляются в различных точках пространства и вынуждают игроков постоянно перемещаться, не зная  ни отдыха, ни радости конца пути, не ожидая никаких удобств в пункте назначения, где можно было бы опустит руки, расслабиться и перестать беспокоиться. Переспектива обретения «стабильного пристанища» в конце дороги отсутствует, быть в пути стало постоянным образом жизни индивидов, не имеющих (теперь уже хронически) своего устойчивого положения в обществе,» (3, с.184).Иными словами, быть множественным - вот удел современного индивида.

Укоренённость множественности в  жизни различных социумов стало основой формирования адхократичного человека (множественного  индивида), главной особенностью которого является стремление во всём преуспеть и многому соответствовать. Поведение такого человека  можно было бы изучать в рамках социологии множественности. В отличие от веберовской социологии действия, социология множественности полагает взаимодействие не  столько Я и Другой на основе ожидания, а сколько Я, ОНИ (общество) и МЫ (множество) на основе достижений.  Именно взаимодействию Я и множеству других какой-то определённой направленности индивид отдаёт предпочтение в выборе целей и образцов социального поведения. Адхократичный человек -это человек постмодерна, такого состояния по Бодрийяру, когда приходит конец историческим институтам. Они уходят ненасильственно, незаметно, без особого накала страстей и революций, оставляя после себя лишь  подобия. Так культурные и экономические ценности предшествующей эпохи сменяются симулякрами  (копиями, оригинал которых безвозвратно утерян), подменяющими истинные смыслы. Соглашаясь с таким видением современных реалий, можно говорить также и  о том, что на смену классам, выделенным по экономическим параметрам, приходят множественные индивиды (симулякры классов), сбивающиеся в большие множества под знаком времени и общественных изменений. Так, множественность обуславливает перманентные отношения индивида с работой и тем самым ведёт к  разрушению классовой идентичности и перечёркиванию профессиональных границ. Сегодня множественный индивид  зарабатывает на жизнь сразу на нескольких «площадках». Он может работать в сфере услуг, играть на бирже и быть ещё хакером. В силу разных профессиональных позиций и интересов  он практически  утрачивает свою классовую идентичность, их во многом заменяют стили достижений. Ориентировки на них индивид, как правило, получает извне. В этой связи в современном обществе  можно различать два основных типа симулякра: симулякр-зритель и симулякр-герой. Симулякры зрители, это все те, кто работает в сфере производства материальных благ и услуг, именно их трудом создаются необходимые условия для экзистенций. Это также и те, кто учится. Симулякры герои, это все те, кто занят в шоу бизнесе, в большом спорте и  в большой политике, они создают «героическое» по призванию и профессионально. Как и положено симулякры зрители и симулякры герои встречаются в СМИ (у экранов телевизоров, на открытых площадках  и пр.). Одни пришли на встречу после трудовых и учебных будней, чтобы «впечатлиться», другие приходят - «впечатлять». Эту встречу можно рассматривать как источник распространения в обществе стандартов множественности, форм социальной жизни и стилей достижений, одобряемых обществом  и различными социальными группами. А в содержательном отношении скорее следует признать факт укрепления в коллективных представлениях  трёх базовых ценностей: веры, нации и личного  блага. Именно на их основе создаются идентичности, с которыми  соотносят себя множественные индивиды, в поисках ответов  на вопросы: «Куда мне  идти?» и « На кого мне ровняться?». Но в ответ они слышат лишь  голоса симулякров. Собственно, так и  укрепляется мир симулякров, когда  вопреки целевым установкам, производятся лишь симулятивные модели и  такие же идентичности. К проблеме идентичности мы ещё вернёмся.

Множественный индивид - это качественная характеристика  современного индивида, так же как одиночество, которое привычно говорит нам  об одномерности в жизни человека, во всяком случае, в её внешних проявлениях. Множественность подпитывается  рационализмом, а рационализм это всегда выбор, принятие оптимальных решений. В этом случае множественность может послужить дополнительным аргументом в пользу принятия решений. Одиночество же, напротив, живёт иррациональным, доверяя больше чувству и  интуиции, чем разуму. Поэтому мотивы поведения множественного индивида отличаются, они в большей мере «подвижны», разнообразны, а порой и  сложны, он   вынужденно ведёт  себя так, чтобы быть  «применительным» ко многим обстоятельствам и не простым ситуациям. И, похоже, что это ему удаётся  и установка на  «учащённо – множественную -  применительность» становится  нормой его образа жизни. Такая множественность проистекает из пульсирующих  поведенческих актов, поступков и действий. Это множественность первого порядка (микромножественность), в ней как калейдоскопе событий, многообразие и разнообразие теряют свои «когниции», растворяясь в заданном социумом учащённом ритме жизни. Тогда как на переднем плане мы видим лишь одно - множественность как форму поведения и индивида, который ей служит, чтобы быть, как говориться «в теме жизни», не отстать, а то даже  и превзойти других. У множественного индивида Я расщеплено на многие Я, над ним властвует всёохватывающая множественность других. Одиночеству же удаётся в большей мере сохранить в  целостности своё личностное Я, отгородившись от соблазна множественности. Множественность первого порядка или микромножественность субъективна, это множественность лицом к лицу, что делает её близкой и понятной нам.

     Но есть другая множественность второго порядка (макромножественность), которая проистекает уже из взаимозависимостей решений, что делает её  типизированной в масштабе общества. Скажем, рыночная или потребительская  множественность, которые как силы давления являются по отношению к индивиду уже  объективной  реальностью. Совокупности множественностей определяют «лицо» общества, выступая в целом социальной формой его самоконструирования. Общим моментом, обеспечивающих тесноту связей между микромножественностью и  макромножественностью является то, что и индивид, и общество  стремятся обеспечить свою идентичность через множество, путём приспособления имеющихся в их распоряжении сил (действенных элементов, свойств, качеств и пр.) к изменяющимся воздействиям внешней среды. Такая установка является знаковой, она свидетельствует о новом качестве жизни индивида и общества.  Исходя из сказанного, современные общества мы называем обществом множественных индивидов (активность индивида здесь носит пульсирующий характер и не замыкается на одну какую-либо сферу). Наше определение не заменяет,  а расширяет содержание определений современных обществ, дополняя их ферментом множественности. Искусство жизни в таких обществах требует соответствия многим вызовам, рискам,  адекватности  поведения в различных и далеко не простых ситуациях. Жить по таким меркам - значит быть «разным»  и »вариативным», то есть множественны. Только в таком качестве, в состоянии множественной самодостаточности, можно   «бытийствовать»  наравне с другими. Ибо в состоянии «немножественности » человек  просто выталкивается из активной жизни, что, так или иначе, ведёт к  его отчуждению и одиночеству. Следовательно, можно говорить о том, что множественность является антиподом одиночеству (единичности) и выступает, в известной мере, способом его предупреждения и профилактики. Если множественный индивид становится в круговую оборону вместе с другими, то  одиночество  само держит оборону от всего остального мера.  Однако следует подчеркнуть, что пребывание в множественности не означает усиление коллективистских  начал или конформистских, а тем более массовидности. Скорее надо говорить об укреплении индивидуалистических позиций, в их стремлении к достижению целей, через множественность и вариативность. Оборона множественного индивида это оборона себя по образцу и подобию  других, исповедующих «вариативность». Но в образце  всегда  с необходимостью присутствует исключение, что, собственно, и  является отличительным в индивидуально  множественном поведении. Ибо, в конечном счёте, каждый идёт своим путём в джунглях  множественности, да, и потом, любая вариация может иметь свои преимущества. Расширяя и  укрепляя, таким образом, социальные практики, ролевые структуры, множественность способствует обновлению институциональных начал. Что, кстати, также ведёт к расширению пространства множественности в обществе, освоению ею  большей части социального пространства. Видимо, таким образом, , действует схема различения и объединения, о которой говорит Корнелиус Касториадис.

    Вместе с тем множественность по природе своей  может быть причиной разбалансированности в обществе, распространяя своей «вариативностью» неустойчивость, нестабильность и ненадёжность. Более того, рассматриваемые  через призму множественности общественные проблемы зачастую становятся малопонятными и теряют свою остроту. Ибо создаются шумы, помехи, мешающие распознаванию истинного смысла происходящего. Всё это определяет интерес к изучению проблемы множественных индивидов в обществе с целью,  прежде всего объяснения данного феномена, как продукта определённой культуры, культуры постмодерна, глобальных изменений, а также выявления поведенческих (адаптационных и пр.) аспектов »множественности» в жизни нынешних обществ. Важно начать изучать данную проблему в контексте социально-философских вопросов жизни современных социальных систем, сочетая при этом философские и социологические подходы.

«Чтобы начать говорить о множестве или осмысливать множество, пишет Корнелиус Касториадис, необходимо иметь возможность различать-выбирать-устанавливать-называть-объединять-считать объекты… Необходимо иметь возможность рассматривать эти объекты и как определённые - в смысле решающе-практического определения, - и как различные: следовательно, иметь возможность устанавливать различие - или же действовать, как если бы это различение представлялось возможным» (1.,с.282) Здесь необходимо сделать одно уточнение. Если мы правильно поняли автора, то для него множество пообъектно, а потому и определённо. Для нас же множественность это явление, которое имеет две ипостаси: явную и неявную. В первом случае это действие, поступки, акты, а во втором – установки. Когда мы говорим, что множественность может служить определяющей чертой общества, то имеем в виду множественность как класс поведения, который включает явную и неявную множественность. Именно в этом случае множественность будет определяющей для индивида, станет принципом, соответствующим Закону большинства, и, в такой последовательности, может характеризовать общество.

       Далее наше обоснование существования общества множественных индивидов будет расширено в контексте  рассмотрения  проблем индивидуализации,  идентичности и одиночества. Мы исходим из того, что равновесие в обществе держится на своеобразном  паритете сил «множественности» и «одиночества». Одиночество это больше потребность, чем необходимость, в то время как множественность, скорее необходимость, чем потребность. Если множественность боится одиночества, спасается от него бегством, то одиночеству множественность просто  претит. Так они сосуществуют в двух мирах, создавая своеобразные, и, в какой-то мере  противостоящие  друг другу  центры притяжения и выбора. Территориально одиночество уступает множественности,  закрепляя, правда, за собой право на избранность в духе ницшеанского Заратустры, для которого одиночество является отчизной. Такая  «величавость» возможно и льстит одиночеству, но сражение во многом уже им  проиграно – ныне общества, главным образом,  принадлежат множественным  индивидам. Множественность, как пульсирующая форма жизни,  превалируя над одиночеством, задаёт тон во всех значимых сферах и  структурах общества, оставляя одиночеству «уединённые места», где, как говорится, самолюбию есть место для утех.

     Таким образом, множественность является социальной формой жизни современных обществ, где содержанием могут выступать «индустриализм», «информационализм» или «потребление». По мере формирования таких обществ, развития его содержательных сторон на основе дифференциации,  происходит также и интенсификация множественности, и, как следствие, возрастает её значимость. Ныне множественность есть гораздо больше, чем множество поступков и действий индивидов, она сущность первого порядка в общественной жизни. Именно множественность, как тождественное себе единство различий, то есть совокупность людей, устойчиво воспроизводящих какой-то тип поведения, а не реальная или референтная группа, задаёт образцы поведения массам.

     1. Множественные индивиды - объект изучения новой социологии

Новая социология  заявила о себе тем, что начала трактовать социальную жизнь в терминах изменений, она стала работать на междисциплинарном уровне, выйдя за привычные рамки классической социологии.  Возникла, как полагает У. Бек, «космополитическая методология», нацеленная на то, чтобы вырвать социологию из национально культурного контекста и сделать её универсальной в глобальном масштабе. Существенным аспектом новой парадигмы могло бы стать исследование проблематики множественных индивидов, рассмотрение множественности как  агента глобализации. Ведь  именно множественные индивиды как носители «изменений», свободные от всяких «контекстов» в своём стремлении быть многими, и есть тот объект, о котором манифестирует новая социология. Вместе с тем не следует забывать о классической социологии, которая помимо всего прочего создала не только «язык», на котором продолжают говорить новые социологи. В её арсенале много парадигм, которые и поныне используются социологами в учебных и в исследовательских целях. Речь о том, чтобы, не отвергать, а бережно использовать то, что может помочь в разработке проблематики множественных индивидов.

Как известно, классический этап социологии длительное время осваивался социологами Европы и Америки в рамках предложенных парадигм (коллективное - индивидуальное, макро – микро,  структура  и действие  и т. д.). Для классиков важной была идея соответствия меж­ду институционализацией ценностей и социализацией индивидов. Об­щество рассматривалось как целостность и система, в которой необхо­димо было сохранить устойчивое равновесие и обеспечить социальный порядок. Основной темой социологии были эволюционизм и функцио­нализм. Однако со временем социологи стали осознавать малопродуктивность этих подходов и обнаруживать «нестыковку» базовых подхо­дов с новыми изменяющимися реалиями. Это было связано с началом постмодернизации, которая изменила взгляд на мир, преобладающий в индустриальных обществах со времен промышленной революции. Из­менился характер базовых норм общественной жизни, индивид пере­стал противостоять обществу как целостность, в своих целедостижениях он стал исходить из многообразия и больше ориентироваться на себя и свое ближайшее окружение, порождая тем самым неопределенности и амбивалентности. Известный французский социолог Ален Турен (1925) так характеризует эти перемены: «исчезла идея общества» (коллекти­вистская иллюзия); социальное заменено политикой; исторические из­менения не определяются уже как прогресс (идею прогресса сожгли в Освенциме) или модернизация, а как совокупность стратегий, стремя­щихся оптимизировать употребление органических ресурсов и контро­лировать зоны неопределенности. В этих изменяющихся условиях наряду с «классическим репертуаром» стало складываться новое про­блемное поле, которое французские социологи назвали социальным конструктивизмом, потому что в этом случае социальная реальность постигается в качестве сконструированной, а не в качестве «естествен­ной», неизменной, как это было раньше. Таким образом, начала создавать­ся новая социология. Следует отметить, что и здесь пальма первенства принадлежит европейским социологам (П. Бурдье, Э. Гидденс, Н. Луман, А.Турен,  Ю. Хабермас и др.), которые, не разрывая связей с лучшими традициями классической социологии, стали работать в новых областях исследований, в большей мере отвечающих современным реа­лиям. Так, новая социология Алена Турена, пытается заменить представле­ние об общественной жизни, обоснованное понятиями «общество», «эволюция» и «роль», другим представлением, в котором центральное место займут такие понятия, как «историчность», «общественное дви­жение» и «субъект». Под историчностью он понимает способность об­щества конструировать себя, исходя из культурных моделей, используя конфликты и общественные движения.

По общему мнению, современных европейских социологов, обще­ство, представленное как социальная целостность в трудах классиков, перестает быть объектом социологии, оно распадается на множество индивидов, творческие способности которых заменяют принципы единства общественной жизни. Действующие индивиды в большей мере озабочены поисками и поддержкой своей идентичности, а не коллективистскими универсалиями. Согласно Норберту Элиасу (1897— 1990) - известному немецкому социологу - предметом социологии выступают взаимозависимые индивиды. Общество представляется им как подвижная и меняющаяся ткань многочисленных зависимостей, связывающих индивидов друг с другом. Существует ткань взаимоза­висимостей, в которых индивиды обнаруживают рамки индивидуаль­ного выбора и которая одновременно устанавливает его предел. Норберт Элиас предлагает заменить понятие системы понятием фигурации и тем самым уйти от идеи целостности и замкнутости на себя.

О множественности индивидов, правда, с несколько иных позиций, говорит и американский социолог Ирвинг Гофман (1922-1982). Через множественность рамок (понятие «рамки» Гофман ввел для обозначе­ния организационных принципов, структурирующих события, ситуа­ции), в которых могут быть расположены опыты индивида, можно по­дойти к фрагментарному видению этого индивида. Так, если место­имение «Я» отсылает нас к говорящему и если этот последний пред­ставляет конкретную биографическую целостность, - подчеркивает Гофман, - это не означает, что всякий раз, когда мы прибегаем к цитированию его высказываний, мы не обязаны включать целостность как таковую во всех ее аспектах. Говорящего, по мнению Гофмана, следо­вало бы рассматривать в качестве совокупности различных вещей, связанных между собой. Это высказывание вполне может послужить и для определения понятия множественности индивидов.

Итак, новая социология, прежде всего, констатирует распад целостностей: общества, индивида, ценностей, идей на множество со­ставляющих («различных вещей») и делает их предметом своего изучения, конструируя из них социальную реальность. В этом кон­тексте индивид предстает единым в пространстве и непрерывным во времени. Антиномия единство - множественность индивидов опре­деляет не только методологию, но и методы сбора первичной социо­логической информации. Так, социологи начинают предпочитать ме­тод интервью (лучше побольше узнать от самого индивида) методу наблюдения (при котором нужно уследить за индивидом, перемеща­ющимся по многим сценам повседневной жизни).

Подход новых социологов к анализу социальной реальности как множеству индивидов представляется интересным (перспективным) и с точки зрения изучения социальных проблем в России. Видимо, пока еще рано говорить о России как о стране постмодерна, но бесспорным является тот факт, что после распада СССР все мы, «единоверцы» и строители новых форм жизни, вдруг стали множественными индиви­дами, стремящимися соответствовать множеству реалий. В нашей сегодняшней политике мы имеем плюрализм, в эконо­мике - многоукладность (государственный сектор, частный, «теневой» и пр.), а в повседневной жизни - одно сплошное многоборье. Россий­ское общество можно рассматривать как совокупность «старых», «но­вых», «колеблющихся» и «отстраненных» индивидов, связанных меж­ду собой территорией, языком, историей, культурой и общей властью.

Поэтому нас не должно удивлять то, что с развитием множествен­ных индивидов проблемы односторонности и «всевластия» коллекти­визма стали сами по себе разрешаться как своеобразная альтернатива, во многом задаваемая новыми реалиями общественной жизни. Но как объяснить природу множественных индивидов, составляющих в современных обществах порядок реальности?

Индивид (вид, родовое существо) по определению един (автономен), и это фактически так. Он целостен (личностные начала) по своим проявлениям: различиям или инаковости. Единичное и множественное как стороны, или части, феномена «индивид» органически связаны и неотделимы друг от друга. Вместе они составляют единичную множественную сущность бытия индивида по формуле «одно — с другим». Как справедливо заметил Жан Люк Нанси, «единичность каждого неотделима от его бытия со многими, и потому что, на самом деле, и в целом единичность неотделима от множественности» (4, с. 60).».

Единичность изначально заключается в множественности и, наоборот, множественность — в единичности. Если множественное — это всегда растекание с бытием-с-другими (все чаще рациональное), то единичность — завершение представлений в изолированности (оценивание). Притом, что любая форма различия единого в нем самом (индивида) и, надо полагать, для него самого. Потому как множество, на что  уже указывалось, «есть тождественное себе единство различий».

Различимое существует в границах единого, проявляясь в пространстве и во времени как индивидуальное действие/представление, оно характеризует особенное в поведении. Каждое различимое — это в то же время — отдельное, потому как различать может означать не что иное, как соотношение с чем-то, взятым в другом месте (ситуации). Отсюда проблема: как осмыслить сосуществование множества различий в едином, или сосуществование целого (индивид как целостность и последняя субстанциональность) и частей (элементов множества). Ведь преувеличение единства в поведенческом плане может вести к одномерности, и, наоборот, множества — к многомерности. Правда, множество само по себе может выступить показателем социальной активности в жизни. И все же правильным было бы сохранить единство в сущностных моментах, а множественность проявлять в различных формах и ситуациях.

Рассмотрим, как данная проблема решается индивидами в психической жизни и вовне (социальные практики). В психической жизни индивид осознает воедино различные свои проявления, сознательно примиряя «инаковости». Тем самым им обеспечивается целостность как необходимое единство («здесь и теперь»). В то же время в социальной жизни целостное представление об индивиде складывается на основе оценки «различий» другими по социально значимым лекалам — логическим и моральным образцам. Следует подчеркнуть, что «различия», какими бы ни были исключения, чаще всего бывают заранее известны, что равносильно чему-то существующему вне индивида, а следовательно, могут быть определены извне и на основании существующих вовне данностей. Эти обстоятельства чаще всего приводят к тому, что индивиды ситуативно заменяют свою психическую единичность на другую, приемлемую извне. Поэтому можно говорить о двух продуктах психической жизни индивида: психической единичности для себя и психической единичности для других. К слову сказать, над «единичностью для других» в особых случаях могут активно потрудиться и имиджмейкеры.

Психическое единичное для себя есть собранное в одно целое представление о себе, взятое с коэффициентом благожелательности. В сетевом поведении индивид исходит из того, что сеть существует для него. Психическое единичное для других есть собранное в одно целое представление о себе, взятое с ситуативным коэффициентом. В этом случае индивид ведет себя так, как будто он принадлежит сети. Наконец, социальное единичное о другом есть собранное в одно целое представление об индивиде, взятое с коэффициентом ожидания/настороженности. Здесь другие по сети пытаются понять, насколько индивид принадлежит сети, чем себе.

Итак, концепт «множественный индивид» может состоять из четырех составляющих. Это «действие/представление как функция интереса»; «психическое единичное для себя»; «психическое единичное для других» и «социальное единичное о другом». Точкой сгущения здесь является действие/представление, с которым связаны три другие составляющие. От того, как соотносятся различные представления, основанные на личном интересе, зависит пребывание, положение и продвижение индивида в сети, а следовательно, и крепость сетевых структур и в целом самой сети. Такими видятся общие установки множественного индивида в сетевых ситуациях.

Современный множественный индивид, адхократичный человек напоминает мифологического Протея, сына Посейдона, постоянно меняющего свой облик. С изменением социальной ситуации он часто меняет и свои ценностные ориентации и установки, что обеспечивает ему соответствие требованиям ситуации, а значит и выживаемость. В своём социальном поведении множественный индивид, как правило, руководствуется принципами «всеохватности» и «всенацелённости» на максимальную полезность. Эта установка укоренилась в его жизни так, что он поступает почти всегда автоматически, подсознательно, когда надо делать много телодвижений, чтобы через множество поведенческих актов (опытов) выйти на максимальную полезность.

                         2. Индивидуализация - путь к множественности

Современные общества по существу предъявляют человеку ультиматум: «стань или оставайся». Стань как многие другие, соответствуй множеству ролей (качеств) и будь готовым к изменениям. Словом, стань множественным индивидом, или оставайся один и исполняй в «одиночестве» в общем-то, одну партию жизни как одинокий человек. Даная дихотомия не есть нечто застывшее, она довольно таки подвижна, а главное в определённых границах имеет свои свободы выбора. Так, в первом случае человек может стать «множественным», идентифицируя себя со многими группами людей по каким-то признакам: национальным, профессиональным, возрастным, социокультурным и пр. Во втором случае человек может существенно дистанцироваться от многих других и вести одинокий образ жизни. Но он также может найти в себе бога, встать на духовный путь развития и вернуться ко многим уже в другом качестве.

Выбор у многих определён, они стремятся идентифицировать себя «на уровне» и не отставать «здесь и теперь». Это стремление участвовать в общей гонке жизни висит над человеком как дамоклов меч и требует от него жертв, умаления «Я» в угоду изменяющимся стандартам жизни, которые чаще всего задают другие («МЫ» и «ОНИ»). В то же время «Я» стремится к собственной индивидуализации, осознаваемое как духовный и интеллектуальный выбор (свой образ). Отсюда диллема: «Я» (поверхностное) оказывается зажатой между двумя идентичностями (образами); с одной стороны идентичность множества, с другой – идентичность «Я» (внутреннее, воображаемое). А это уже проблема единичного (индивидуализации) во многом. Идентичность множества берёт вверх, пополняя ряды множественных индивидов, а вот идентичность «Я» чаще всего становится уделом одиночества. В то же время понятие одиночество больше на слуху, и воспринимается более однозначно, чем понятия множество, множественность, множественный. Так, фраза, «человек в одиночестве коротает свои дни», воспринимается адекватно, чего нельзя сказать о фразе «человек во множестве живёт себе на славу». Последнее вне контекста вызывает недоумение и требует дополнительных  разъяснений. Это говорит о том, что одиночество, как ненорма, больше привлекает внимание людей. В то время как множественность человека в действительности, ставшая нормой, остаётся незамеченной в силу своей обыденности. Хотя индивиду, выбиравшему чаще всего спорадически  множественный путь жизни, уяснение смысла данного понятия, овладение принципом множественности (разнообразием логик действий) прибавило бы шансов в достижении цели.

    Процесс индивидуализации (в данном случае мы его рассматриваем как часть проблемы множественности индивидов) - это осознанное воз­вращение человека к самому себе (освобождение от социально-классовых связей, зависимости в семье и пр.), становление его в боль­шей мере самим собой. Это неприятие коллективности и целостности, с одной стороны, и стремление к обособлению и множественности, с дру­гой. Апофеоз этих устремлений - нарциссизм или сверхиндивидуализм. Подобные изменения целей жизни характерны для постмодернистских обществ, приходящих на смену обществам модерна в странах Запада.

Для человека и общества индивидуалистическая революция озна­чает переход (возвращение) от личностного (общественного) к инди­видуальному (психологическому). Следует ли это понимать как ко­нец эры личности, служения обществу (а значит, и превращение об­щества в «упраздненный механизм») и начало эры индивидуализма -служения самому себе, чреватое опустошенностью, апатией, безраз­личием и превращением в ничто. Мы сознательно «обнажили» неко­торые приметы индивидуализации, чтобы можно было четче пока­зать знаковые проблемы.

Для ответа на поставленный вопрос выделим из потока социологи­ческих мыслей, пытающихся понять этот феномен, два положения, которые понадобятся нам в ходе наших рассуждений. Первое выраже­но в емкой и лапидарной форме: там, где было общество - стала куль­тура. Второе положение как бы развивает эту мысль: культура дает смысл жизни индивидам, которые хотят выразить себя, культура - это область личной свободы, «толкающая» к разнообразию. Выходит, все дело в культуре, которая заполняет все и вся, вытесняет общество как целостность из активной жизни индивида и, как следствие, приватизи­рует его. Так ли это? А может это просто возвращение человека к сво­ему природному состоянию на новом витке развития? Еще Тейяр де Шарден (французский теолог, философ) отмечал, что «первый чело­век» является и может быть только как множество людей. Правда, в этих «множествах» есть большая разница. Множественность «первого человека»- это множественность примитивного существа, которое может выжить только как часть целого. И он выжил, дифференциро­вался, создал цивилизации и целостности высшего порядка - различ­ные типы обществ. Человек обожествил общество (общество - это бог у Дюркгейма) и он был вправе надеяться получить взамен от общества все, в том числе и свободу. Человек Запада получил достаток, безо­пасность, но не свободу. Мнимую свободу, да и то только в обмен на то, что он будет «множественным», дает индивиду культура. Ибо культуре (особенно мультикультуре) нужен только множественный индивид. Если религия и идеология создают целостности, то культура их разрушает, порождая множественности. Так что восстания масс не будет, о чем предупреждал Ортега-и-Гассет (испанский философ, со­циолог), не будет ни века толп, как предрекает Московичи (французский социальный психолог), ни, наверное, серьезных социальных по­трясений, а будут только множественные индивиды. Их множествен­ные действия отвечают потребностям общественной жизни и одно­временно создают иллюзии свободы выбора.

Итак, множественность «первого человека» спустя века оберну­лась множественностью современного индивида. Эта квинтэссенция постмодерна есть результат взаимодействия мультикультуры и неза­висимой практики, утверждающей самое себя, которая обладает здравым смыслом и собственной логической схемой. Множествен­ность индивида выступает как компромисс между свободой и несво­бодой, между господством и негосподством, наконец, между личнос­тью и обществом. В известной мере эту модель жизни можно считать своего рода «тайным оружием» Запада против Востока. Ибо со вре­менем «множественность» как коррозия разъест любой фундамента­лизм и всякую ортодоксальность (коммунистическую убежденность уже «разъела»). «Множественность» удерживает индивида в сети общественных связей и в то же время дает ему относительную сво­боду выбора в границах конкретного общества и его возможностей.

Индивидуализация как обособление - это во многом начало множе­ственности индивидов в обществе, в то время как сверхиндивидуализа­ция (нарциссизм) - его конец. Речь идет о том, чтобы удержать процесс индивидуализации в рамках множественности индивидов. Опасность для индивида и общества кроется здесь в излишней, нарциссической (бездеятельной) индивидуализации, к которой индивида подталкивают, с одной стороны, мультикультура, а с другой - пси-фактор, стремление к самопознанию и обособленности. Мультикультура воздействует на этот процесс через обольщение, которое, в конечном счете, сводится к богатству, расширению и разнообразию индивидуального выбора. В то время как пси-фактор действует на индивида через самопознание, уход в себя, избыточное внимание к своему «Я», в результате чего «Я» утра­чивает свои ориентиры и свою целостность. Удержать эти внешние и внутренние потоки воздействия на индивида в нужном русле призвана идентичность, социо-психокультурное образование, обеспечивающее целостность индивида с какой-то социальной группой, общностью лю­дей. В обществе множественных индивидов, в котором единая социаль­но-предписанная идентичность практически отсутствует, развитие соб­ственной идентичности, этого современного «тотема» выживания, во многом зависит от самого индивида, это его выбор. Причем это выбор уже взрослого человека, а не подростка, занятого поисками своей иден­тичности и образа «Я» из имеющихся стандартов группы.

Свой выбор сегодня индивид делает, как говорят американские политики, в условиях возрастания угрозы со стороны трёх новых врагов:  неопределённости, непредсказуемости и нестабильности. В то же время системы обществ предлагают множество аспектов защиты (действий), требующих внимания индивида, если он хочет соответствовать общепринятым образцам поведения, то есть стать множественным индивидом.

Итак, сама социокультурная ситуация, став множественной и вариабельной в своих требованиях по отношению к индивиду требует от него множественности, как формы второго порядка, отличающейся от своей первоосновы (индивида как атома социальной структуры общества) множественностью действий. В этой связи уместно привести справедливые слова Карла Ясперса, который пишет, что «индивид распадается на функции. Быть означает быть в деле; там, где ощущалась бы личность, деловитость была бы нарушена». 

Множественность как результат новой социализации, став вторичной натурой индивида, поможет ему выжить в условиях неопределённости, непредсказуемости и нестабильности. Быть множественным нашего далёкого предка заставляла дикая природа, чуждая ему. В современной жизни быть множественным человека заставляет уже само общество. Множественный индивид, как было уже показано, живёт в мире «симулякра»,  который представляет собой всего лишь симуляцию реальности, у него отсутствует целостное восприятие, он живёт применительно к обстоятельствам, стремясь к достижениям.

Сразу отметим отличительные особенности понятия идентичнос­ти в паре с понятием идентификация и подчеркнем их органические связи. Идентификация означает процесс, посредством которого ин­дивид на основании ментального образа сличает себя с другим, в то время как идентичность является результатом этого процесса. Инди­вид с помощью значимого другого приобретает свою идентичность -социальное качество. Посредством этого он может усваивать соци­альные стандарты мышления и деятельности.

Понятие «идентификация» в психоанализе разработано Фрейдом и означает усвоение образца поведения значимого другого. Различа­ют несколько этапов идентификации (от примитивного в детстве - до сложных на протяжении всей жизни). Социальный психолог А. Бан­дура рассматривает идентификацию как часть социализации, а соци­ологи - прежде всего как фактор солидарности.

Проблемами идентичности активно занимаются психологическая антропология и социология. Психологическую антропологию в большей мере интересуют проблемы этнической идентичности, а социологов - социальные механизмы формирования и развития со­циальных идентичностей. В своих исследованиях психологи-антропологи отмечают многие позитивные стороны этнической идентичности как основы осмысленного существования индивидов. В то же время они говорят об опасности ее трансформации в нацио­нально-эгоистические и экстремистские формы, используя такие по­нятия, как «дисассоциативная идентичность», «гиперэтническая идентичность» или «гиперидентичность» Дж. Деверо, известный специалист в этой области, предложил универсальную, как нам пред­ставляется, формулу функционирования этнической идентичности: «В» является «У», будучи не «X». «Черное прекрасно, - поясняет Деверо, - оно может быть истинным и функциональным, только если это подразумевает, что «белое тоже прекрасно» (но по-другому), и, конечно, наоборот.

У социологов нет таких емких формул, но, тем не менее они также выходят на обобщение (типологии), исследуя проблемы идентичнос­ти в широком социально-практическом диапазоне - национальной идентичности, религиозной идентичности, политической идентично­сти, профессиональной идентичности и т. п. Рассмотрим примеры социологических подходов, предложенных отечественными социологами. Но вначале отметим несколько общих позиций, обозначив­ших указанную проблематику в российской практике.

В современной России проблема социальной идентичности стала актуальной в силу причин, главным образом связанных с утратой определяющего и сплачивающего вектора развития общественной жизни. Сегодня многие остались один на один с навалившимся на них грузом новых проблем. Лишившись привычной идентичности, они стали одинокими в плане сопричастности с какими-то сообщест­вами, потребность в которых сильно возросла. Так что не западный постмодерн, а российская специфика во многом актуализирует у ин­дивидов поиски собственной идентичности. Но как бы то ни было, эта проблема затрагивает интересы многих людей в различных типах общества. И это больше сближает, чем разъединяет.

На развитие социальной идентичности оказывают воздействие, с одной стороны, социальные процессы, а с другой - прошлый опыт индивида, его установки, ожидания и статус. Так, благодаря средст­вам массовой информации, социальное пространство поистине обре­ло глобальный характер. Теперь индивидам предоставлена возмож­ность соотносить себя с любой социальной группой, общностью и субъективно переживать свои идентичности, будь то в прошлом, на­стоящем или обозримом будущем. В обществе множественных ин­дивидов все это побуждает к перманентному поиску идентичности исходя из установок, политических пристрастий и изменившегося статуса. В связи с этим представляется интересным то, с какими со­циальными группами и общностями идентифицируют себя россияне? Как трансформируется их идентичность?

По данным, предоставленным известным российским социологом В.А. Ядовым, на переднем плане у россиян находится идентификация с ближайшим окружением: семья, друзья и коллеги по работе. Идентификация по национальной принадлежности смещается от контекста повседневности  к «абстрактным» солидарностям. Что касается смены идентичности, то здесь наблюдается актив­ный поиск идентичности в рамках «средних социальных групп».

Эти данные, прежде всего, говорят о развитии в России общества множественных индивидов. Идентификация на уровне целостных идентичностей (назовем это «большими идентичностями») общества, государства (российская идентичность), нации отодвинуты на задний план, они не привлекают россиян как объекты идентификаций. Упор сделан на ближайшее окружение (назовем это «малыми идентичнос­тями»), что приводит к большому разбросу идентичностей и свидетельствует о наличии в России общества множественных индивидов. Однако следует отметить, что «малые идентичности» не ведут сами по себе к разрушению общества как целостности (на то были другие причины, и мы о них уже говорили). Более того, «малые идентичнос­ти» могут способствовать сохранению целостности и эмоциональной живости общественной ткани.

Тот факт, что национальная идентичность переместилась на пе­риферию, объясняется, как нам представляется, тем, что в настоящее время в России нет ярких и привлекательных объектов для идентификаций по на­циональной принадлежности. Отсюда можно предположить, что каждый русский человек, будучи русским по своей природе, желает им быть  русским человеком-  по-своему, исходя из собственных представлений, которым не может найти достойных  аналогов в жизни. Странно, но это, видимо, так. Человек находит объекты для идентификаций в семье, среди друзей и коллег по работе, а вот по национальной иден­тичности - не может. Вот над чем стоит поразмышлять.

В заключение подчеркнем следующие моменты. Если индивидуа­лизация ведет к множественности индивидов и тем самым разрушает целостность общества (принципы коллективности), то идентичность (прежде всего коллективная), наоборот, в конечном счете, может со­здавать определенные целостности локального или символического характера и обеспечивать тем самым жизнеспособность обществен­ной ткани. Думается, это и есть основная социальная функция иден­тичности - создавать целостности общественной направленности, - которая «запускается» и поддерживается на функциональном уровне во многом благодаря ценностно-рациональным действиям социаль­ных институтов. В то же время множественность, как необходимость и консолидирующая сила, сама по себе играет существенную роль в сохранении не только целостности общества, но и укреплении его внешних связей. Это особенно следует подчеркнуть в связи с разразившимся кризисом, когда всем нам придётся стать многими, чтобы удержать  и сохранить свои жизненные позицнн.

Литература

1. Корнелиус  Касториадис. Воображаемое установление общества. М. Гнозис-Логос. .

2. Левинас Э. Время и Другой, Гуманизм другого человека. СПб:  Изд-ство «Высшая религиозная философская школа. 1998.

3. Зигмунт Бауман. Индивидуализированное   общество. М, 2002.

4. Жан-Люк Нанси. Бытие единичное множественное. Минск. 2004.

5. Жиль Делез  Феликс Гваттари. Что такое философия? СПб: Изд-ство «Алетейя»  1998.

6. Бек Ульрих. Общество риска. На пути к другому модерну. М., 2000.

7. Карл Ясперс  Жан Бодрийяр. Призрак толпы. М., 2008..     

8. Коркюф Филипп. Новые социологии. М., 2002.

9. Липовецки. Жиль. Эра пустоты. Эссе о современном индивидуа­лизме. Санкт-Петербург, 2001.

   11.   Турен  Ален. Возвращение человека действующего. Очерк о соци­ологии. М., 1998.

         12..    Хабермас Юрген. Вовлечение другого. Очерки политической те­ории. Санкт-Петербург, 2001.

13..Элиас Норберт. Общество индивидов. М., 2001.

          14. Н.Е. Покровский  Г. В. Иванченко, Универсум  одиночества. М.  Логос. 2008.