Очерк истории Малой Азии. Древность

Очерк истории Малой Азии. Древность

ОЧЕРК ИСТОРИИ МАЛОЙ АЗИИ.

ДРЕВНОСТЬ.

Эта книга - краткий экскурс в прошлое дохристианской Анатолии. По мнению автора, самого интересного периода истории самого интересного региона планеты.

Анатолийский полуостров, составляющий сегодня азиатскую часть Турции, - это настоящий музей под открытым небом, место, где переплелись судьбы десятков племен, государств, цивилизаций. Не зря древние греки считали его, пусть и несколько цинично, «мусорной свалкой народов»!

Современное слово «Азия» впервые прозвучало на этих землях. «Ассувой» называли хетты конгломерат небольших государств, располагавшихся некогда на крайнем западе современной Турции. Впоследствии этот топоним распространился на весь полуостров, а затем и на все земли, лежащие на восток от Эгейского моря. Что до «Анатолии», то в переводе опять же с древнегреческого это – «место, где восходит Солнце», «страна, лежащая на востоке». Название не только поэтическое, но и символичное - ведь отсюда древняя Эллада, ставшая колыбелью современной европейской цивилизации, заимствовала своих богов и героев, легенды, мифы, многие технические и научные достижения. Трудно найти другую страну, чья земля хранила бы столько следов прошлых эпох. В этом смысле  «по насыщенности» с ней может сравниться разве что все та же Греция, но такого культурного и исторического калейдоскопа не знала даже она. Хатты, неситы, лувийцы, палайцы, мушку, кашкайцы, лелеги, фригийцы, ионийцы, эолийцы, лидийцы, мисийцы, ликийцы, карийцы, урарты считали эту землю своей родиной. Ассирийцы, хурриты, мидийцы и парфяне поочередно захватывали восток современной Турции, финикийцы и греки основывали по ее берегам свои колонии. Малоазийские (Малая Азия - еще одно название Анатолии) сатрапии, то есть провинции, составляли наиболее развитую часть Ахеминидской империи. Чеканный шаг македонских фаланг, а затем - римских когорт знаменовал новую смену исторических эпох.

Где-то здесь в незапамятные времена обитали таинственные пеласги, которых различные исследователи считают то потомками атлантов, то далекими предками славян, а после разрушения Трои отсюда начали странствие на Апеннины этруски, чьи культура и государственность легли в основу цивилизации древнего Рима. На черноморском побережье Малой Азии, согласно древним мифам, существовало государство воительниц-амазонок, победами над которыми так гордились герои греческих сказаний.

Кстати о мифах и легендах. Если им верить, неподалеку от Смирны (современного Измира) жил Тантал, обреченный после смерти на «танталовы муки», и обладатель ослиных ушей Мидас, превращавший в золото любой предмет, до которого дотрагивался. Из местных пантеонов заимствовали греки бога врачевания Асклепия и бога войны Ареса, солнечного прорицателя Аполлона и лунную охотницу Артемиду. Здесь Парис вручил золотое яблоко раздора прекрасной Афродите, после чего десять лет пришлось воевать друг с другом, а заодно и с Олимпийскими богами, героям Троянской войны. Здесь Беллерофонт укротил крылатого Пегаса и с его помощью избавил мир от огнедышащей Химеры (до сих пор расторопные гиды показывают туристам расщелины на вершине горы Янарташ – «Огненного камня», откуда вырываются языки пламени, утверждая, что именно туда было низвергнуто поверженное чудище). Неподалеку от города Антакья, древней Антиохии, в которой последователи молодой тогда религии впервые стали именовать себя христианами, находилась роща, где нимфа Дафна превратилась в лавровый куст, спасаясь от слишком назойливых ухаживаний Аполлона. Вдоль берегов Геллеспонта (сегодня – Чанаккале), Пропонтиды (Мраморное море) и Босфора (Богазичи) пролегал путь аргонавтов.

Реальные же анатолийцы возвели постройки, причисленные в древности к «чудесам света» - храм Артемиды Эфесской и Галикарнасский мавзолей, подарили миру символ медицины - чашу, обвитую змеей, изобрели пергамент, без которого много столетий немыслимо было развитие литературы и науки, а также придумали то, без чего и сейчас вообще мало что возможно - деньги. Российский двуглавый орел в качестве символа государственности позаимствован был нашими предками у Византии, унаследовавшей его в свою очередь (через турок-сельджуков) у Хеттской империи, столица которой располагалась неподалеку от современной Анкары.

Большую часть полуострова занимает возвышенное плоскогорье (средняя высота над уровнем моря превышает тысячу метров), переходящее на востоке в Армяно-курдское нагорье, увенчанное заснеженной вершиной Большого Арарата, на склонах которого время от времени возобновляются поиски Ноева Ковчега. В здешних горах берут начало великие реки Тигр и Евфрат, ставшие колыбелью древнейших цивилизаций Шумера, Аккада и Вавилона и вытекавшие, согласно Библии, из Земного Рая. В центре нагорья расположено самое большое озеро современной Турции – Ван.

От сирийской пустыни и Средиземного моря Анатолия отгорожена хребтами Тавра и Антитавра, с севера обрамлено Понтийскими горами. Древнеримские географы считали Тавр естественной границей, разделяющей весь мир к востоку от Средиземного моря на «внутреннюю» (северную) и «внешнюю» (южную) части. Над юго-востоком плоскогорья господствует гигантский конус потухшего вулкана Эрджиеш (древний Аргей), на северо-западе вздыбилась громада Улудага (в древности – Мисийский Олимп).

Воды из неглубокого водоема, расположенного в центре полуострова, не находя выхода к морю, образуют обширное Соленое озеро — Тузгелю. Самая полноводная река современной Турции - Кызылырмак, которую античные греки называли Галисом, берет начало в восточных горах и течет на юго-запад, но, не доходя до Соленого озера, поворачивает на север. Описав большую петлю, она меняет направление течения на противоположное и, прорезав Понтийский хребет, впадает в Черное море. Запад полуострова открыт благодатному дыханию Эгейского моря – здешние горные кряжи, прорезанные долинами Большого Мендереса (древний Меандр), Малого Мендереса (Каистр), Гедиза (Герм) и Бакырчая (Каик) вытянуты перпендикулярно побережью и не препятствуют теплым потокам воздуха проникать вглубь плато.

Леса в современной Турции – редкость, но в интересующую нас эпоху растительность полуострова была побогаче.

НАЧАЛО:

РЕВОЛЮЦИЯ НА КОНИЙСКОМ ПЛАТО

В неолите, или новом каменном веке (IX – VI тысячелетие до н.э.) человечество пережило первую (и пока, слава Богу, единственную) социальную революцию поистине планетарного масштаба. Основным содержанием ее стал переход от присваивающего хозяйства к производящему: племена собирателей, охотников и рыболовов превратились в общины скотоводов и земледельцев. Рост производства продуктов питания дал возможность высвободить из ежедневной борьбы за выживание часть людей, которые теперь могли посвятить себя непроизводственной деятельности: занятиям искусством и наукой, а также - государственному строительству, как принято теперь говорить. Человечеству открылся путь к цивилизации. Процессы эти начались в обширном регионе «благодатного полумесяца», охватывающего Переднюю Азию и северо-восток Африки. Наиболее зримым признаком «неолитической революции» стало возникновение протогородов – эмбрионов будущих цивилизаций Египта, Междуречья и Малой Азии.

На юге Анатолийского полуострова, неподалеку от современного города Конья (греческий Иконион) найден неолитический поселок, сопоставимый по возрасту с древнейшим известным науке протогородом - палестинским Иерихоном, - получивший название Чаталхеюк по холму, на котором он расположен. В 1961 году здесь начались планомерные раскопки под руководством известнейшего британского археолога Джеймса Мелаарта. Он и его последователи установили, что поселение существовало более тысячи лет – примерно между 6800 и 5700 годами до н.э. На площади в десять гектаров вскрыто двенадцать последовательно сменявших друг друга культурных слоев. Последний из них носит следы пожара и разрушений – похоже, что процветание жителей Чаталхеюка в конце концов переполнило чашу терпения завистливых окрестных варваров.

Это был почти город, обнесенный защитными стенами, хаотично застроенный тесно лепившимися друг к другу глинобитными домами. Жилища площадью 20-30 квадратных метров не имели дверей; их обитатели попадали внутрь через отверстие в крыше, пользуясь приставными лестницами. Поселение состояло из жилых блоков по пять-шесть домов, вероятно принадлежавших одному роду. Одно из зданий в блоке служило культовым помещением. Внутренние стены таких построек украшались бычьими головами и расписывались сценами охоты и обрядовых действий. Особый интерес у ученых вызвала фантастическая роспись, изображающая сцену охоты на быка или оленя с участием… обезглавленных скелетов. На стене другого святилища запечатлено извержение вулкана. Вероятно, древний художник стал очевидцем извержения расположенного неподалеку кратера Дараджадагы, по расчетам палеогеологов имевшее место около 6200 года до н.э.

Мебели как таковой обитатели поселка не знали, им ее заменяли возвышения из глины, под которыми хоронили умерших, рассчитывая на то, что духи предков защитят своих здравствующих потомков от всяческих напастей. Подобный обычай был вообще широко распространен по всему Древнему Востоку.

В городе жили земледельцы и пастухи, ремесленники и художники - сеяли пшеницу, ячмень, горох, разводили коз, овец и коров, писали фрески, лепили из глины и вытесывали из камня статуэтки Великой богини-матери, у которой просили плодородия земли, приплода скота, здорового и многочисленного потомства себе. В более поздние эпохи, по прошествии многих тысяч лет, уже другие народы поклонялись той же богине под именами Кувава, Кибела, Лето, Ма, Артемида. Некоторые из найденных статуэток представляют ее восседающей на троне, по обе стороны которого расположены леопарды. Иконография богини сохранилась на протяжении тысячелетий – много позже фригийцы (а вслед за ними древние римляне) так же изображали свою богиню Кибелу, лишь заменив леопардов на львов.

На стенах жилищ обитатели оставляли закрашенные охрой отпечатки своих ладоней: изображение красной ладони в качестве символа защиты от зла было распространено в древности по всему Средиземноморью. Даже сегодня в турецкой глубинке можно увидеть оттиски растопыренной пятерни на стенах современных глинобитных деревенских домов. Здесь же найдены древнейшие изображения свастики - символа Солнца и круговорота времени.

Примерно в это же время на территории Малой Азии существовал еще ряд аналогичных, хотя и не столь крупных поселений: Хаджилар, Чайоню, Кешкхеюк.

Древнейшим историческим, то есть зафиксированным в письменных источниках народом Анатолии являются хатты. О них нам поведали в деловой переписке с метрополией ассирийские купцы, покрывшие около 1900 года до н.э. юго-восток полуострова сетью своих торговых колоний. Предприимчивые иностранцы покупали у местных правителей металлы, которыми в древности славилась страна: медь, олово, серебро. Прочтение немногих сохранившихся собственно хаттийских текстов позволило ученым отнести хаттский язык к абхазо-адыгейской группе, т.е. говорить об этническом родстве древнейшего населения Анатолии с современными народами Северного Кавказа. Отсутствие информации о более древнем населении современной Турции позволяет считать хаттов автохтонами, то есть коренными обитателями этих мест.

Уже в конце III тысячелетия до н.э. у хаттов складывается государственность, судить об уровне которой не позволяет скудость данных. Нарам-Син Аккадский, четвертый царь из династии Саргонидов, около 2200 года до н.э. сообщает о своем походе против союза семнадцати «царей», в числе которых был и хаттийский правитель по имени Памба. Из ассирийских хроник явствует, что Страна Хатти была разделена по меньшей мере на десять мелких княжеств, главным из которых была, по-видимому, территория с центром в городе Бурушхатум (хеттская Пурусханда), так как его правителя, в отличие от других, ассирийцы именуют ни много ни мало «великим царем».

Своеобразные изделия хаттийских ремесленников, и в первую очередь, культовые предметы, ощутимо повлияли на искусство последующих культур, а изображение солнечного диска, встающего над священными животными, дожило до сего дня, став эмблемой Министерства туризма и культуры современной Турции. Среди археологических находок — серебряные и бронзовые статуэтки животных, золотые кувшины и кубки, каменные и металлические идолы, тела которых имеют форму дисков, покрытых геометрическим орнаментом, а головы нанизаны на длинные тонкие шеи. Иногда попадаются двух- и трехголовые кумиры, а ряде случаев голова вообще заменена парой глаз. Для керамики этой эпохи характерны тщательно обработанные полихромные изделия ручной работы – гончарного круга еще не знали. Сосуды покрыты геометрическим орнаментом черного, красного и белого цветов; иногда на них присутствуют стилизованные изображения птиц. определили основные черты искусства последующих культу

На крайнем северо-западе полуострова, на холме Хисарлык примерно в это же время возникает поселение, известное Гомеру, а через него и нам, как Троя или Илион, заселенное, видимо, выходцами из европейской Фракии (территория современной Болгарии и Македонии). Найденные здесь при раскопках культовые и хозяйственные изделия свидетельствуют о довольно тесных торговых и культурных контактах жителей Троады с населением островов Эгейского моря. Первооткрывателем Трои стал немецкий археолог-любитель Генрих Шлиман, посвятивший всю жизнь поискам города, в существование которого в конце XIX века мало кто из серьезных ученых верил, считая поэмы Гомера целиком плодом художественного вымысла. Позднейшие раскопки выявили на холме более десятка культурных слоев – люди жили здесь вплоть до римской эпохи. Шлимана же интересовала лишь «гомеровская» Троя, поэтому он уделил внимание только тому слою, который принял за искомый город, по существу уничтожая при раскопках все, что было до и после Елены, Приама, Гектора и Париса. И сейчас легко просматривается широченный раскоп Шлимана, пробороздивший весь холм от вершины до скального основания. Кстати, как позже выяснилось, с датировкой немец ошибся больше чем на тысячу лет и за «свою» Трою (следы пожара, золотые клады – ясно же, что это следы Троянской войны!) принял гораздо более раннее поселение.

Руины Трои, даже с их циклопическими оборонительными стенами, совсем не производят впечатления крупного города, способного на протяжении десяти лет противостоять объединенной греческой армии,  и немало скептиков утверждает, что Хисарлык не может быть «той самой» Троей, вокруг которой и в прямом и в переносном смысле было сломано столько копий. Романтикам от истории, однако, придают уверенности в их правоте результаты не так давно проведенной аэрофотосъемки, выявившей вокруг холма подземные следы многочисленных древних построек. Так что, возможно, что хисарлыкский комплекс – это лишь акрополь, внутренняя крепость, и новые раскопки принесут новые сенсации?

ГЛАВА I

СЫНОВЬЯ СТРАНЫ ХАТТИ

Открытие хеттской цивилизации принято считать величайшим достижением исторической науки прошлого века.

Дело в том, что о хеттах не помнили уже античные греки, и лишь глухие воспоминания об этом народе рассыпаны по песням Илиады и Одиссеи. Гомер рассказывает о неких «кетеях», на последнем этапе войны помогавших троянцам отстоять город от натиска воинства Агамемнона. Причем, перечисляя союзников Трои в многочисленных баталиях, поэт всякий раз на первое место ставит собственно троянцев и лишь для кетеев делает исключение: первыми в списке участников коалиции упоминаются они, а лишь потом – сами жители Трои. «Великий слепец», очевидно, что-то такое слышал о былом величии этого народа…

В Ветхом Завете «хеттеи» фигурируют в числе племен, населявших Палестину во времена, когда сыны Израилевы пришли в «землю обетованную» из Египта. А задолго до этого праотец Авраам приобрел у «сынов Хеттовых» пещеру Махпела близ Хеврона. Хеттеянкой была жена Исава, военачальник Урия, некоторые насельницы гарема Соломона. Последний еще и ввозил коней из Египта и продавал их «царям Хеттейским». В одном эпизоде Библия повествует о том, как сирийские воины, заслышав ржание коней и стук колесниц, решили: «Верно нанял против нас царь Израильский царей Хеттейских и Египетских… И встали, и побежали в сумерки…» И в этом отрывке - несомненное проявление уважения к мощи совершенно неизвестного читателю народа!

В XIX веке из расшифрованных Шампольоном египетских хроник стало известно, что фараоны XVIII-й династии поддерживали отношения с государством, именуемым «Хета». Его царь вместе со своими многочисленными союзниками сражался против самого Рамзеса Великого у стен Кадеша на реке Оронт (теперь она называется Эль-Аси) в битве, которую подробно описал египетский хронист; а позднее заключил с фараоном договор, текст которого высечен на стенах Карнакского храма. Со времен Тиглатпаласара I (ок. 1100 года до н.э.) ассирийцы называли Сирию не иначе как «страной Хатти».

«Открытие» хеттов свершилось за письменным столом. В 1876 году крупнейший британский специалист по Древнему Востоку Арчибальд Генри Сейс зачитывает на заседании Общества библейской археологии доклад, в котором эмпирически предлагает считать хеттскими недавно обнаруженные надписи на базальтовых блоках из Хамы (древний Хамат) и Алеппо (древний Халеб), выполненные странными иероглифами, отдаленно напоминающими египетские. Впоследствии он расширил свод гипотетических хеттских памятников за счет целого ряда надписей и барельефов, найденных в различных, иногда весьма удаленных друг от друга районах Малой Азии и Сирии. Через четыре года тот же Сейс уверенно заявляет: вся горная страна, раскинувшаяся к северу от Месопотамии, в древности была населена хеттами.

В разных странах Европы пробуждается интерес к хеттской проблематике: вопрос «Кто такие хетты?» в те годы был столь же популярен как совсем недавно вопрос «Есть ли жизнь на Марсе?». Археологические экспедиции наведываются в Турцию все чаще. Тем временем история хеттов во многом проясняется благодаря архиву документов, обнаруженному в 1887 году в Телль-эль-Амарне. Найденные здесь глиняные таблички с клинописными текстами, составленными преимущественно на хорошо известном к тому моменту ученым аккадском языке, содержали, среди прочего, переписку египетских фараонов с их зарубежными «визави». Помимо упоминаний о царе Хатти и донесений о передвижениях его войск, в архиве хранилось письмо от хеттского владыки Суппилулиумаса, в котором последний поздравлял фараона Эхнатона с восшествием на египетский престол. В 1900 году уже издан обширный свод хеттских надписей, включавший тексты, скопированные с девяноста шести памятников и множества оттисков печатей.

В 1906 году на окраине турецкой деревушки Богазкей (сейчас – Богазкале) Гуго Винклер выудил неожиданно богатый «улов». Причем, на раскоп немецкий филолог даже не ходил (в археологии он все равно ничего не смыслил), а просто сидел в палатке и взахлеб читал клинописные глиняные таблички, которые ему корзинами несли рабочие. Из земли был извлечен архив хеттских царей, насчитывавший около 10 тысяч документов. Уже в ходе предварительного исследования текстов стало ясно, что на месте раскопок располагалась некогда столица страны Хатти. Часть табличек содержала записи все на том же аккадском, игравшем на Древнем Востоке роль языка международного общения, но большинство документов было написано той же клинописью, но на неизвестном языке, то есть поддавалось огласовке, но не прочтению.

С началом первой мировой войны, в которой Турция приняла активное участие, раскопки были приостановлены, да и ученые враждующих сторон были вынуждены прервать отношения со своими коллегами.

И вдруг в 1915 году офицер австро-венгерской артиллерии (по необходимости) и специалист по Древнему Востоку (по образованию и призванию) чех Бедржих Грозный публикует ни много, ни мало, а очерк грамматики этого неизвестного языка (тогда его называли арцавским), в котором доказывает, что по структуре этот язык является индоевропейским! Сенсационность открытия состояла в том, что на протяжении многих тысячелетий на Ближнем Востоке безраздельно господствовали семитские и хамитские народы – языки Египта, Аккада, Ассирии, Финикии, Палестины принадлежат именно к этой группе. А в расшифрованных Грозным текстах встречаются такие слова как непис (небеса), ватар (вода), тати (отец, тятя), пата (нога, пята), виана (вино), тва (два), три (три), ти (ты). Расшифровку языка, названного впоследствии хеттским, вскоре окончательно завершили Ф.Зоммер, Й.Фридрих, Э.Стертевант, последний составил к тому же первую его подробную грамматику. Хеттская иероглифика не устояла под напором немцев Х.Т.Боссерта и Ф.Штайнхерра. Работы этих ученых позволили современным хеттологам адекватно и без купюр интерпретировать тексты любого содержания.

На каких же языках говорили в государстве хеттов? Помимо хаттского, использовавшегося в основном в религиозных церемониях, в центральной и северной Анатолии был распространен язык, называемый в науке хеттским или неситским. Всего найдено около 20 000 клинописных табличек, составленных в XVIII – XIII веках до н.э. на северном варианте староаккадской клинописи. На юго-западе и юге полуострова говорили на родственном неситскому лувийском языке (порядка 200 табличек XIV-XIII веков до н.э.), распадавшемся на несколько диалектов. Одним из них является так называемый «лувийский иероглифический» (XVI-VIII века до н.э.), распространенный на юге Анатолии и впоследствии – в Северной Сирии. Писали на нем с помощью оригинальной, местной иероглифики. Малое количество древних надписей (большинство их относится к периоду младохеттских княжеств, о которых речь впереди) объясняется, вероятно тем, что основным материалом для письма в тот период служили недолговечные деревянные пластинки, которые до нас просто не дошли – собственно «писец» по-лувийски – «писец по дереву».

«Научное наступление» на хеттов продолжалось.

После войны швейцарец Эмиль Форрер приступил к реконструкции истории страны Хатти. Ему удалось собрать и опубликовать почти все исторические тексты, относящиеся к ее начальному периоду – так называемой эпохе Древнего царства, а также восстановить полный список всех правителей вплоть до гибели Империи в XIII веке до н.э. А первая по-настоящему документированная и систематизированная работа по хеттской цивилизации вышла из-под пера А.Гетце в 1933 году. Его труд лег в основу многих более поздних хеттологических исследований.

Что известно о хеттах сегодня?

Область их первоначального расселения на полуострове ограничена излучиной среднего течения Галиса (хетты называли его Марассанда) и равнинами к югу от Соленого озера. Именно сюда в начале второго тысячелетия до н.э. проникают индоевропейские племена неситов, постепенно подчиняя местное население и образуя здесь свои государства. Впоследствии им удалось консолидировать народы Анатолии и создать одну из величайших империй древности, соперничавшую с Египтом, Вавилонией и Ассирией за гегемонию на Ближнем Востоке и контролировавшую большую часть Малой Азии, север Сирии и Месопотамии. Как попали неситы со своей предполагаемой прародины в Северном Причерноморье в Анатолию, неизвестно. Часть ученых отдает предпочтение западному (балканскому), часть - восточному (кавказскому) пути. В любом случае маршрут переселения проходил вдоль морского побережья - священные гимны прославляют Солнце, встающее из-за моря - картину, которую невозможно наблюдать в Анатолии, ограниченной с востока горными хребтами.

За перевалами Тавра, на юго-востоке полуострова сложилось государство Киццуватна, населенное в основном лувийцами – ближайшими родственниками неситов. Этот же народ, судя по всему, составлял большинство населения Арцавы – мощного государственного образования на западе или, скорее, юго-западе полуострова. Столицей Арцавы был город Апаса, в котором современные исследователи угадывают позднейший греческий Эфес. На Эгейском побережье возник ряд небольших государств со смешанным населением, значительную часть которого составляли переселившиеся с Балкан фракийцы. Местный субстрат в них был, видимо, представлен полулегендарными лелегами и пеласгами, которых, по свидетельству Геродота, еще застали в этих краях греки. Саму Грецию, населенную в то время преимущественно ахейскими племенами, хетты называли Аххиявой и признавали в качестве одной из мировых держав. Где-то на севере (возможно, на месте позднейшей Пафлагонии и Вифинии) сложилось государство Пала, населенное родственными неситам племенами палайцев.

Несколько слов о названии народа. Пришельцы, унаследовавшие культуру и государственную традицию покоренных ими земель, свой язык называли «неситским» - по первой столице в Несе/Канеше (современный Кюльтепе?). Их исконное самоназвание неизвестно, сами же они, как и их предшественники, именовали себя «сыновьями страны Хатти». Дабы избежать терминологической путаницы между хаттами абхазо-адыгейскими и индоевропейскими, в историографии был введен искусственный этноним «хетты» для обозначения пришельцев.

Фундамент могущественной империи был заложен царями, имена которых донесли до нас все те же деловые отчеты ассирийских купцов. В этих записях упоминаются некий Питана и его сын Анитта — исторические лица, фигурирующие и в более позднем хеттском тексте, датированном приблизительно 1300 годом до н.э. В нем Анитта, царь Кушшары, рассказывает, как его отец и он сам боролись за власть с правителями соседних городов — Несы, Цальпы, Пурусханды, Салативары и Хаттушши. Города эти были покорены, а последний из них  — даже разрушен до основания, распахан и проклят: «Я взял его ночью приступом и на месте его посеял бурьян. Если кто-нибудь из тех, кто будет царствовать после меня, вновь заселит Хаттушшу, пусть покарает его небесный бог грозы». Восторжествовав над соперниками, Анитта перенес свою резиденцию в Несу. Точное местонахождение вышеперечисленных городов (за исключением Хаттушши) все еще неизвестно, но, похоже, что к концу своего царствования Анитта правил значительной территорией.

Хеттские цари более позднего времени, однако, возводили свою родословную не к нему, а к некоему Лабарне. Может быть, потому что Питана и Анитта были еще хаттийскими правителями? Этого исключать нельзя – мы не располагаем исчерпывающими данными для однозначного вывода. Так или иначе, начинать историю Хеттского царства принято с Лабарны. Аутентичных надписей от времени правления этого монарха не сохранилось, но о его деяниях один из преемников рассказал так: «Некогда Лабарна стал царем… Земля его была невелика; но всякий раз, когда выступал он на битву, он покорял земли своих врагов. Он опустошал эти земли и лишал их силы; и простер он свою власть от моря и до моря. Когда же возвращался он с войны, сыновья его отправлялись во все области той земли — в Хуписну, Тувануву, Ненассу, Ланду, Цаллару, Пурусханду и Лусну — и правили той землею, и вверены им были большие города той земли».

Сообщение о том, что войска Лабарны вышли к Черному и Средиземному морям, подтверждается другим, более поздним документом, согласно которому этот царь покорил упомянутую выше Арцаву. Таким образом, уже при первом своем правителе Хеттское царство владело территорией, простиравшейся (по крайней мере, на юг и запад) до самых дальних пределов экспансии, достигнутых впоследствии наиболее могущественными монархами периода Империи.

Все последующие хеттские цари носили титул «табарна» — по всей вероятности, ставшее нарицательным слегка видоизмененное имя основателя династии. Позднее, в имперский период, чаще использовался другой титул со значением «мое солнце». Очевидно, он заимствован из египетской практики вместе с символом царского достоинства — крылатым солнцем. В эпоху империи появляется и восточное представление о том, что царь наделен сверхчеловеческими способностями. При жизни хеттских царей не обожествляли, но существовал официально признанный культ духов покойных царей, поэтому смерть самодержца обычно обозначалась эвфемистическим оборотом «он стал богом». Царь был одновременно верховным главнокомандующим, верховным судьей и верховным жрецом; кроме того, на нем лежала ответственность за дипломатические контакты с другими государствами.

Преемника Лабарны - Хаттусилиса I потомки вспоминали как царя Кушшары. Именно в этом городе он произнес «программную» речь, которая является для нас главным источником сведений о политической ситуации в стране в период Древнехеттского царства. Из того же документа явствует, что на исходе царствования Хаттусилиса местопребыванием двора стала Хаттушша.

Новая столица почти со всех сторон защищена ущельями и скалами; кроме того, она была обнесена внушительными укреплениями, остатки которых сохранились и по сей день. Укрепления были двойные: в нескольких метрах перед главной линией стен возведено невысокое вспомогательное ограждение. Главная стена состояла из двух слоев кладки, соединенных поперечными стенками; образованные таким образом прямоугольные ячейки заполнялись щебнем. Внешний слой стены сложен из массивных камней неправильной формы, плотно подогнанных друг к другу и не скрепленных строительным раствором, по верху, по-видимому, проходил кирпичный парапет, до наших дней не сохранившийся. Обе линии стен укреплены прямоугольными башнями, отстоящими друг от друга приблизительно на 30 метров; трое ворот фланкированы гигантскими блоками каменной кладки. Стены покоятся на высоком валу, передняя сторона которого облицована камнем. Ко всем воротам, обрамленным мощными привратными башнями, ведут крутые пандусы; внешние ворота отодвинуты вглубь, за линию наружного ограждения, а внутренние представляют собой просто арочный проем в стене. Под крепостным валом проходил туннель, предназначение которого не совсем понятно: то ли он позволял защитникам совершать внезапные вылазки против осаждавшего город врага, то ли использовался в ритуальных целях.

До настоящего времени от всех построек, кроме нескольких крепостных ворот, остались лишь фундаменты, но человеку, поднявшемуся на самую высокую точку города, открывается впечатляющая панорама древнего мегаполиса с десятками остовов храмов, дворцов, цитаделей. Недаром первый европеец, увидевший Хаттушшу в первой половине XIX века, охарактеризовал ее как «город, напоминающий Афины в пору наивысшего расцвета».

Хаттусилис I и его преемник отодвинули границы царства на юг и восток - несомненно, их привлекали плодородие прибрежных равнин и богатства древних государств Передней Азии. Первой жертвой Хаттусилиса стало царство Ямхад со столицей в Алеппо, контролировавшее в то время всю Северную Сирию. Через какое-то время оно, по-видимому, отложилось, так как следующему хеттскому царю Мурсилису I, пришлось вновь его покорять. Не удовольствовавшись повторным подчинением Северной Сирии, хетты перешли Евфрат и завоевали Вавилонию, разграбив ее древнюю столицу. Это событие привело к падению первой династии вавилонских царей, самым ярким представителем которой был Хаммурапи, законы которого «проходят» теперь в средней школе.

Хетты, безусловно, располагали одной из лучших армий того времени. Ударную силу ее составляли колесницы, чьи экипажи рекрутировались из представителей родовой аристократии. Рядовые общинники служили в тяжелой пехоте, вооруженной короткими копьями, предназначенными в основном для метания, и довольно длинными мечами. Защитное вооружение составляли высокие шлемы с плюмажами, небольшие круглые щиты, кожаные панцири с нашитыми на них металлическими пластинами. Есть упоминания и о легкой пехоте – лучниках и пращниках.

Указание на технику осадного дела содержится в повествовании об осаде города Уршу, где упоминаются таран и «гора» — вероятно, вал для подведения осадных машин непосредственно к крепостным стенам.

Сезон военных кампаний приходился на весенние и летние месяцы; обильные снегопады в горах и на Анатолийском плоскогорье препятствовали проведению зимних операций. Ежегодно с наступлением весны рассматривались знамения, и если они предвещали удачу, царь объявлял мобилизацию, назначая время и место сбора отрядов, и лично выступал в поход во главе войска. Как правило, кампания продолжалась все лето. С приближением осени военачальники тактично напоминали царю, что «год слишком короток» и время осталось лишь на мелкие операции, по завершении которых воины возвращались по домам.

Первые признаки нестабильности государственной власти проявились уже в царствование Хаттусилиса. Во главе дворцового заговора встал его родной сын и наследник, но царь подавил мятеж в зародыше. Царевича лишили имущества и изгнали. Его место занял другой сын, Мурсилис, тогда еще несовершеннолетний. Взойдя на трон, Мурсилис I развернул уже упоминавшуюся затяжную военную кампанию в Сирии и Вавилонии и долгим своим отсутствием в столице спровоцировал очередной заговор. По возвращении из Вавилона он был убит неким Хантилисом, мужем своей сестры. Так начался период дворцовых переворотов и интриг, продлившийся несколько поколений и заставивший царство балансировать на грани анархии.

Правление Хантилиса было отмечено катастрофами во внешней политике. В восточную область Хеттского царства вторглись хурриты — народ, обитавший в горах близ озера Ван. Завоеватели разорили города Нерик и Тилиуру, находившиеся в непосредственной близости от столицы. На юге хетты оставили почти все территории, завоеванные их первыми царями.

Поднявший меч от меча чаще всего и гибнет. Хантилиса зарезал другой зять Мурсилиса, Цидантас, а того – его собственный отпрыск Аммунас. Последний погиб от руки Хуццияса, правителя небольшого городка Хакмес…

Положение несколько выправил очередной узурпатор - Телепинус, взошедший на престол около 1525 года до н.э. Решительно избавившись от всех соперников, он смог закрепиться на троне. Ситуация требовала упорядочить процедуру престолонаследия и провести прочие неотложные меры по укреплению государства. Похоже, что первые хеттские цари не наследовали престол, а избирались, и объявление наследника перед собранием знати включало в себя формальную просьбу об одобрении кандидата, без чего преемник не мог быть признан законным царем. Телепинус ввел новый закон о престолонаследии, сформулированный следующим образом: «Да станет царем царевич, сын жены первого ранга (т.е. первой жены – А.И.). Если нет царевича первого ранга, да станет царем сын жены второго ранга. Если же нет царевича, да возьмут мужа для дочери первого ранга (старшей дочери – А.И.), и да станет он царем». Этот и еще ряд административных законов Телепинуса соблюдались вплоть до последних дней Хеттской империи.

Некоторые исследователи вообще склонны уподоблять хеттское государство конституционной монархии, в которой власть правителя ограничивалась тулией – советом знати (в первую очередь – родственников царя) и панкусом – собранием рядовых воинов. Тулии по реформе Телепинуса даже было предоставлено право в определенных случаях приговаривать царя к смерти, она же санкционировала расправы над его родственниками. Чуть забегая вперед, скажем, что с течением времени роль этих государственных органов стала слабеть.

Во внешней политике царь-реформатор должен был ограничиться обеспечением обороны границ. Варварские племена, совершавшие набеги с востока и севера, были оттеснены в горы, часть занятых ими территорий удалось отвоевать. Но с отложением Арцавы и потерей земель за Таврским хребтом Телепинусу пришлось смириться. Он вошел в историю еще и как первый хеттский царь, заключивший международный договор - с Киццуватной (Кувой ассирийских хроник, римской Катаонией), занимавшей плодороднейшую Киликийскую равнину. Текст договора до нас не дошел, но, принимая во внимание тот факт, что правитель Киццуватны вскоре стал именоваться «великим царем», а в следующем столетии эта страна играла важную роль в мировой политике, можно предположить, что хетты признали ее на правах равенства.

Сведениями о второй половине правления Телепинуса мы почти не располагаем. Начался период «смутного времени», длившийся около 100 лет и окончившийся лишь с воцарением в 1460 году до н.э. хуррита по национальности Тутхалияса II — основателя новой династии и Империи. Мы не имеем практически никаких документов, относящихся к этой эпохе, но, согласно археологическим данным, никакого сколько-нибудь серьезного разрыва в культурной и государственной преемственности за это время не произошло. Если не считать усиления хурритского влияния на все сферы жизни государства и общества.

О новом царе достоверно известно лишь то, что он разрушил Алеппо: Хеттское царство снова могло диктовать свою волю мятежным данникам. За долгий период смуты Сирия отошла под власть Ханигальбата — политического союза хурритских племен, сложившегося в начале XVI века до н.э., и долгое время сирийцы безнаказанно совершали грабительские набеги на хеттские земли. В 1457 году до н.э. фараон Тутмос III разгромил Ханигальбат, и Сирия оказалась под контролем египтян. Однако после смерти энергичного фараона, Египет не смог более удерживать эти земли и был вынужден отступить перед натиском новой хурритской державы — Митанни, чьи иноплеменные, арийские цари установили господство почти над всей Передней Азией.

Новое возвышение хурритов ввергло Хеттское царство в очередной кризис. Некоторые сирийские княжества, ранее входившие в орбиту влияния хеттов, теперь признали сюзеренитет Митанни, другие объявили о своей независимости. При Хаттусилисе II и Тутхалиясе III страна Хатти оказалась на краю пропасти: «Враг из Каски пришел и разграбил земли Хатти… Из-за Нижних земель пришел враг из Арцавы, и он также разграбил земли Хатти… Враг извне, из Араунны, пришел и разграбил всю землю Гассии. И снова враг извне, из Ацци, пришел и разграбил все Верхние земли… И враг из Исувы пришел и разграбил землю Тегарамы. И еще пришел враг извне, из Арматаны, и он также разграбил земли Хатти… Хаттушша город был сожжен дотла…». Как выстояло государство, непонятно. Хотя вряд ли все эти нападения произошли одновременно - в таком случае от царства остался бы только жалкий клочок земли.

Конец очередному ослаблению положило воцарение Суппилулиумаса I. Он узурпировал трон около 1380 года до н.э., хотя и являлся законным сыном Тутхалияса III и сопровождал своего отца в походах. Новый царь начал с того, что укрепил и расширил оборонительные сооружения вокруг столицы. И уже после этого приступил к решению главной внешнеполитической задачи — борьбой с Митанни, по чьей вине Хеттское царство пришло в упадок при предыдущих правителях.

Первый, недостаточно подготовленный поход за Тавр обернулся провалом; часть трофеев, захваченных у хеттов, царь Митанни Душратта отослал своему союзнику фараону. Следующую кампанию готовили более тщательно. По-видимому, хеттской разведке удалось установить, что главные силы митаннийцев расквартированы в Северной Сирии. План состоял в том, чтобы, переправившись через Евфрат, атаковать Митанни с тыла. Это был опасный маршрут, через населенные дикими племенами горы, и для покорения их пришлось предварительно провести «акцию замирения». В результате ее с царством, именуемым в текстах то «Ацци», то «Хайаса», был заключен мирный договор, скрепленный династическим браком. Таким образом, Суппилулиумас обезопасил свой левый фланг и тылы. Форсировав Евфрат, хетты восстановили контроль над областью Исува, а затем внезапно обрушились на столицу Митанни, Вашшукканну. Горд был сожжен. Митаннийский царь уклонился от битвы.

Суппилулиумас победителем вступил в Сирию, где местные царьки поспешили выказать ему полное повиновение. Только правитель Кадеша — города, который в те времена был аванпостом египетского влияния в регионе, — напросился на конфликт, за что и поплатился троном - против колесниц его отряды не устояли. Хеттская армия дошла почти до Дамаска. Суппилулиумас объявил границей своей державы Ливанский хребет, благо египтян в это время больше занимали вопросы мироздания: фараон Эхнатон затеял религиозную реформу, пытаясь свести весь египетский пантеон к одному Атону, и обращал мало внимания на то, что происходило на далеких рубежах его страны. Итогом этой блестящей экспедиции, помимо разгрома исконного и сильного врага, стало присоединение Алеппо и Алалаха. С правителями Нухасси (Центральная Сирия) и Амуру (Ливан) были заключены мирные договоры.

Статус завоеванных и вассальных областей в Хеттской империи зависел от целого ряда факторов. Некоторые стратегически важные города, такие как Алеппо или Каркемиш, непосредственно присоединялись к империи. Наместниками их становились царские сыновья. Противоположную крайность представляли собой, условно говоря, «протектораты» — главным образом, те царства, что в недавнем прошлом обладали известным международным престижем. Дабы не испортить с ними отношений, хетты обычно оставляли их правителям некое подобие суверенитета и все атрибуты власти. Большинством таких царств управляли местные уроженцы, но полномочия свои они получали непосредственно в Хаттушше. Такие вассалы правили своими землями самостоятельно, но вступать в дипломатические отношения с другими государствами им категорически запрещалось; в частности, прием иноземных послов расценивался как тяжкое преступление. Они должны были поставлять воинов в хеттскую армию, если та выступала в поход против страны, находившейся по соседству с их собственными владениями, или против крупных держав. Кроме того, им предписывалось выдавать беженцев из страны Хатти, но на взаимность такого рода со стороны центральной власти рассчитывать они не могли: хетты прекрасно понимали, что такие беглецы могут оказаться весьма полезными, если зависимый царь вдруг перестанет оправдывать оказанное ему доверие. Они присягали на верность царю Хатти и всем его преемникам «на веки веков». Со своей стороны, Хаттушша гарантировала им защиту от врагов и обеспечение законности престолонаследия.

Задачу удержания Сирии Суппилулиумас вверил своему сыну, который справился с ней не лучшим образом - сирийские княжества разделились на две группировки: одна поддерживала хеттов, другая — митаннийцев, и обе внимательно следили за борьбой двух великих держав. Но, к счастью для хеттов, само царство Митанни погрязло в междоусобицах. Душратта, как и его предшественники, во внешней политике ориентировался на Египет. Когда же выяснилось, что фараону-реформатору нет дела до своего союзника, конкурирующая ветвь царской семьи решила захватить власть, спекулируя на позоре Душратты. Эта группировка обратилась за поддержкой к ассирийскому царю Ашшурбаллиту, предшественники которого платили дань митаннийским царям. Совместными усилиями членов коалиции Душратта был свергнут и убит, а новый царь Артатама не только признал независимость Ассирии, но и наградил ее богатыми дарами. На Тигре появилось динамично развивающееся и агрессивное, хотя пока еще слабое ассирийское государство.

Вернувшись в Сирию, Суппилулиумас захватил мощную крепость Каркемиш, и все земли от Евфрата до моря попали в зависимость от хеттов. Один царевич стал царем Алеппо, другой был посажен на трон Каркемиша. Царство Киццуватна, оказавшись в изоляции, было вынуждено заключить мир с хеттами, которые снова признали ее дружественной державой на вполне приемлимых условиях.

Следующее обращение о помощи пришло от… сына Душратты – заклятого врага хеттов, жизнь которого в тот момент висела на волоске. Старый хеттский царь не преминул воспользоваться возможностью создать дружественное буферное государство, которое прикрывало бы хеттскую державу от набиравшей силу Ассирии. Митаннийскому царевичу было предоставлено войско, в помощь отряжен наследник хеттского престола. Принцы переправились через Евфрат и вскоре торжественно вступили в митаннийскую столицу. Старый враг превратился в послушного сателлита, который, впрочем, оказался слишком слабым для оказания достойного отпора ассирийскому натиску. Очень скоро царство Митанни было поглощено Ассирией. Теперь только Евфрат разделял две не слишком симпатизировавшие друг другу державы.

Но пока владычеству хеттов в Сирии ничто не угрожало. Даже когда эпидемия чумы унесла в могилу Суппилулиумаса и его старшего сына, а трон перешел к еще неопытному в государственных делах Мурсилису II, наместники Алеппо и Каркемиша безоговорочно присягнули ему в верности. Тучи сгущались на западе.

Арцава, присоединенная еще Лабарной, отложилась от Хеттского царства в «смутный период», и ее цари даже вступили в дружескую переписку с египетскими фараонами. Суппилулиумас вернул было ренегатов обратно, но теперь Арцава опять взбунтовалась, к тому же к восстанию присоединились небольшие государства, лежащие на западе полуострова: Мира, Кувалийя, Хапалла и Страна реки Сеха. Результатом двухлетней кампании, подробно описанной в исторических анналах, стало крушение Арцавы и гибель ее царя. На троны мелких западных царств были посажены хеттские наместники. Тем не менее, мир на западных окраинах с тех пор оставался непрочным, и каждому очередному царю приходилось подавлять очередной мятеж.

Неспокойно было и на северных рубежах. Здесь проблема заключалась не в наличии могущественного противника, а, напротив, в его отсутствии. На севере просто не с кем было договариваться. Хеттским гарнизонам, расквартированным в здешних крепостях, катастрофически не хватало сил для отражения бесконечных набегов горных варваров-кашкайцев. Раз в несколько лет хеттское войско отправлялось в северные горы для усмирения разбойников. Мурсилис II, например, провел десять таких кампаний. Причем, все они завершились успешно, и, тем не менее, полной победы достичь так и не удалось: как только империя начинала проявлять признаки слабости или посылала войска на юг, набеги возобновлялись.

На седьмом году правления Мурсилиса от Хатти отложилось царство Ацци-Хайаса, и его пришлось завоевывать повторно. А тут опять взбунтовалась Сирия. Правда, для усмирения тамошних царьков достало простой демонстрации военной силы. Что-то непонятное происходило в Киццуватне: после смерти Суппилулиумаса I упоминания о ее царях полностью исчезают из документов. По-видимому, это государство окончательно было включено в состав Империи.

В итоге, своему сыну и наследнику Муваталлису Мурсилис II оставил сильное государство, окруженное кордоном зависимых областей. Правда, по восшествии на престол молодому царю понадобилось ненадолго отлучиться вместе с армией на западные рубежи, но имя неприятеля, нарушившего покой державы на этот раз, нам неизвестно. Муваталлис подтвердил полномочия царя Арцавы, остававшегося данником Хатти, и заключил договор с неким Алаксанду, царем Вилиусы — области, входившей в состав Арцавы, но хранившей верность Хатти еще со времен Лабарны. Если вспомнить, что Илион (он же - Троя) по-гречески пишется «Илиос», а по первому имени похититель Елены троянский царевич Парис звался Александром, то можно и пофантазировать на темы легендарной любви в историческом ракурсе!

Обеспечив безопасность западных границ, Муваталлис сосредоточился на южном направлении. Египетский колосс пробудился от долгого сна: фараоны XIX династии жаждали реванша на сирийских землях, потерянных при Эхнатоне. Около 1300 года до н.э. Сети I выступил в поход на Ханаан. Восстановив там «египетский порядок», он двинулся дальше и дошел до самого Кадеша, но хетты, по-видимому, организовали отпор, и до конца правления этого фараона новых конфликтов не возникало. Однако по восшествии на трон Рамзеса II, прозванного современниками Великим, стало ясно, что избежать масштабного столкновения не удастся.

Рамзес мобилизовал все резервы, Муваталлис призвал войска всех союзников и вассалов. В 1285 году до н.э. армии, насчитывавшие примерно по 20000 воинов (хеттская – чуть больше), сошлись на берегах Оронта, неподалеку от Кадеша. Здесь произошло первое в мировой истории сражение, ход которого нам известен. И какое сражение!

Ударной силой обеих армий были боевые колесницы, причем более легкие хеттские несли трех воинов: возницу, щитоносца-копейщика и лучника, в то время как египетские – только возницу и лучника, который сам должен был заботиться об обороне экипажа. В лобовом столкновении колесницы хеттов выглядели предпочтительнее. Египетская пехота, в свою очередь, превосходила по боеспособности хеттскую, значительная часть которой состояла из отрядов вассальных государств, в бой особо не рвавшихся.

Армия Рамзеса выдвинулась к захваченному хеттами Кадешу четырьмя колоннами, названными по именам богов Амона, Ра, Птаха и Сета. Первую (Амона) вел сам фараон. Попавшиеся египетскому авангарду хеттские «дезертиры» снабдили противника заготовленной дезинформацией: Муваталлис испугался могучего противника и отступил. Рамзес приказал разбивать лагерь.

Тем временем хетты, обойдя передовой корпус египтян, обрушили всю мощь своих колесниц на вторую колонну, не успевшую развернуться с марша в боевой порядок. После недолгой схватки, на плечах немногих уцелевших противников хетты ворвались в неукрепленный лагерь Амона. Египетские источники честно признают, что воины фараона «бегали как овцы», а «северные варвары» резали их как овец. О том, что произошло дальше, можно только гадать. Летописец фараона в полном соответствии с жанром придворных хроник живописует, как брошенный своими воинами на произвол судьбы Рамзес в одиночку разметал сотни тысяч врагов. Так или иначе, правителю Египта каким-то образом удалось прорваться сквозь ряды неприятеля и уйти от преследования. Хетты занялись грабежом лагеря, благо штандарты Птаха и Сета маячили еще далеко, а походная казна фараона была совсем близко.

Резкий поворот в ходе сражения Рамзес объясняет только вмешательством богов, и трудно с ним не согласиться! Потерявший к полудню половину армии и думавший только о собственном спасении «живой Осирис» наткнулся на какой-то отряд, двигавшийся к полю битвы. Оказалось, что это небольшой гарнизон одной из близлежащих египетских крепостей, командир которой решил поддержать своего властелина в бою и не имел ни малейшего представления о ходе сражения. Рамзес («Великий»!) тут же организовал атаку на опьяненного легкой победой противника. Вряд ли он рассчитывал на успех, для спасения дня ему нужно было выиграть время до подхода подкреплений. Среди хеттов, никак не ожидавших нападения, началась паника, но, поняв, что египтян совсем немного, они быстро пришли в себя. Гарнизон был отброшен прямо на… боевые порядки подоспевшего тем временем к месту сражения корпуса Птаха. Хетты дрогнули и попятились назад.

Оставив в резерве тысячу колесниц, Муваталлис подарил своей державе еще сто лет жизни, а Рамзеса в свою очередь спасло то, что хеттская атака развивалась через теснину, где колесницы не смогли набрать «убойную» скорость. Ценой огромных потерь египтяне сдержали фланговый удар и, кое-как держа строй, отступили на соединение с четвертой колонной.

В сгустившихся сумерках хетты отошли на север, под прикрытие укреплений Кадеша. Рамзес увел остатки своей армии на юг. Муваталлис не только удержал Сирию, но и расширил свои владения, завоевав область близ Дамаска.

В его царствование на северо-востоке хеттской державы было образовано княжество со столицей в Хакпи, где правил честолюбивый брат царя Хаттусилис. Урхи-Тешшуб, сын Муваталлиса, сменивший отца на троне через несколько лет после битвы при Кадеше, попытался отнять у дядюшки часть земель. Записей от краткого периода правления этого царя не сохранилось, и сведения о последующих событиях мы можем почерпнуть лишь из тенденциозного рассказа Хаттусилиса. Последний утверждает, что в течение семи лет терпел от племянника незаслуженные обиды и в конце концов сверг его. Какое-то время незадачливого экс-монарха держали в заточении, потом отправили в почетную ссылку – «бросили на руководство» одной из отдаленных сирийских областей.

Хаттусилис III взошел на трон в 1275 году до н.э., будучи уже опытным пятидесятилетним полководцем. При нем Империя вступила в полосу относительного мира и благополучия. Однако международная обстановка требовала от Хатти и Египта сплочения перед лицом все больше набиравшей силу Ассирии, и в 1269 году до н.э. две страны заключили «на вечные времена» договор о «мире, дружбе и братстве», призванный обеспечить мир и безопасность на землях Леванта: «Да будет прекрасный мир и братство между детьми детей великого царя хеттов и Рамзеса, великого царя Египта. Египет и страна хеттов да пребывают, подобно нам, в мире и братстве на все времена… Да сгинут дом, земля и рабы того, кто нарушит эти слова. Да будет здравие и жизнь тому, земле и рабам того, кто их сохранит». Договор интересен не только тем, что это первое международное соглашение, текст которого дошел до нас, но и потому что он ни разу не был нарушен с момента его заключения – на протяжении 32-х веков!

Поздравительными посланиями по этому случаю обменялись и царицы двух держав. Здесь уместно напомнить о том, что специфической чертой хеттской монархии было весьма независимое положение царицы. В частности, супруга нового царя Пудухепа, играла важную роль в государственных делах. Ее имя постоянно фигурирует в официальных документах наряду с именем самого царя. Две империи скрепили дружбу браком: хеттская царевна стала женой Рамсеса II, сражавшегося с ее дядюшкой при Кадеше.

Хаттусилис практически заново отстроил Хаттушшу, во время пребывания Муваталлиса на юге разоренную вконец обнаглевшими кашкайцами. Единственная клинописная табличка, сохранившаяся от анналов этого царя, позволяет предположить, что в западной части империи опять не все было благополучно: возникла необходимость в военных действиях против старинного врага — Арцавы, но подробности этой кампании неизвестны.

Тем временем ухудшились отношения с Вавилонией. В дошедшем до нас письме к вавилонскому царю Хаттусилис выражает недовольство тем, что после восшествия на престол новый монарх не направил в Хатти своего посланника. Возможно, здесь не обошлось без происков неугомонного Урхи-Тешшуба, так как в одном из документов Хаттусилис сообщает, что политический ссыльный был замечен в связях с вавилонянами и по этой причине сослан из Сирии «прочь, на море». Смысл этой фразы не вполне ясен, но, возможно, имеется в виду остров Кипр, находившийся в вассальной зависимости от Хатти. «На море» он попытался войти в доверие теперь уже к египетскому фараону, но и здесь успеха не добился.

Сын и наследник Хаттусилиса Тутхалияс IV, по-видимому, уделял большое внимание религии и провел ряд реформ, связанных с религиозными праздниками и церемониями. Это позволяет предположить, что в годы его правления в стране царили мир и благополучие. Только на западе традиционно было неспокойно, но в конце концов и там утвердился мир и порядок: земли Ассувы (отсюда - название римской провинции Азия) вошли в состав Хеттского государства.

Но дни Империи уже были сочтены. При следующем царе ситуация на западе резко обострилась. Некто Маддуватта «захватил всю землю Арцавы». В то же время в восточных горах, где прежде находилось царство Хайаса, объявился еще один противник по имени Митас. Сходство, если не тождество его имени с именем царя мушков (см. ниже), который правил в VIII веке до н.э. и которого обычно отождествляют с фригийским Мидасом — персонажем греческих мифов, может оказаться не более чем совпадением. Однако не исключено, что мушки-фригийцы уже начали проникать в этот район, а Митас/Мидас было не именем, а титулом фригийских вождей.

Царствование последнего хеттского царя, Суппилулиумаса II, оказалось столь коротким, что имя его упоминается только в связи с принятием им присяги на верность у нескольких сановников. В анналах Рамзеса III говорится о том, как хетты и другие племена страны Хатти бежали в Сирию от нашествия «народов моря», которые вскоре вышли к границам Египта, сумевшего выстоять под натиском варваров только ценой неимоверного напряжения всех сил.

Кто же участвовал в этом нашествии? Те же египетские хроники перечисляют участников коалиции пришельцев. Это «акейаша», в которых легко узнать греков-ахейцев, «дануна» - данайские греки(?), «лукка» - скорее всего, позднейшие ликийцы, «шардана» - вероятно, давшие название захваченному ими впоследствии острову Сардиния, «турша» - тиррены-этруски, филистимляне, по имени которых была названа позднейшая Палестина, и «шакалуша» - сикулы, закрепившиеся в итоге на острове, названном по их имени Сицилией. Это было сборище разноплеменных народов, куда помимо греков входили предки античных фракийцев, иллирийцев, а также племена, происхождение которых пока неизвестно.

Вероятно, их передовые отряды разрушили Трою, и память об этом походе сохранилась в позднейшем греческом эпосе, систематизированном и приведенном в литературную форму великим Гомером. Здесь не место пересказывать перипетии гомеровских поэм, это лучше и подробнее изложено другими авторами (прежде всего – самим «Великим слепцом»). Мы же лишь отметим: похоже, что покинувшие под натиском северных пришельцев свою родину минойские греки (ахейцы и данайцы) стали переправляться в Малую Азию в поисках нового жизненного пространства, и Троя была первым городом, оказавшимся на их пути.

Хетты утратили господствующее положение в Малой Азии, но в юго-восточных областях бывшей Империи традиции хеттской культуры и государственности жили еще около пяти столетий. Северную Сирию и область Тавра ассирийцы все это время продолжали именовать «страной Хатти». Их хроники упоминают местных правителей, носивших имена Сапалульме, Муталлу, Катуцили и Лубарна (ср. Суппилулиумас, Муваталлис, Хаттусилис, Лабарна), которые продолжали воздвигать себе и своим богам величественные каменные памятники с длинными надписями, выполненными хеттской (лувийской) иероглификой. Однако по языку и религии авторы этих надписей уже отличаются от имперских хеттов. Население этих государств в основном состояло из лувийцев, занимавших южные и западные области Хеттской империи. Очевидно, выжившее во всех пертурбациях население центральных районов страны Хатти хлынуло на юг - к братьям по крови и культуре, придав новый импульс развитию южных окраин государства. На протяжении XII века до н.э. в Сирии возник целый ряд государственных образований, получивших в науке название «младохеттских княжеств». Попытаемся изложить то немногое, что сегодня о них известно.

Тувана (античная Тиана), Тунна (античная Тинна), Хуписна (античная Кибистра), Шинухту и Иштунда, расположенные в горах Тавра и на южной окраине Анатолийского плато, были не более чем городами-государствами. В этом же районе находилось и княжество Табал (библейский Фувал), и не исключено, что перечисленные города входили в его состав. К этому периоду относится первое упоминание о современных Малатье (тогда - Мелид) и Мараше (Маркази) — столицах двух государств, именовавшихся соответственно Камману и Гургум. К югу от Мелида находились Кува и Куммух (античная Коммагена), чьи земли простирались до Еврафта, а южнее - еще одно сравнительно крупное княжество с центром в Каркемише. Между Каркемишем и Гургумом располагалось княжество Арпад, на запад от которого до самого моря тянулась территория государства, позднее носившего название Самал со столицей на месте современного городка Зинджирли. Еще дальше на юг лежали земли Хаттины со столицей Киналуа (библейский Халне). Алеппо стал центром еще одного княжества, название которого на протяжении истории несколько раз менялось. Южнее всех находился могущественный Хамат с зависимыми от него областями на средиземноморском побережье. И, наконец, к востоку от Евфрата, недалеко от Каркемиша - область со столицей в Тил-Барсип (ныне Телль-Ахмар).

Многие из этих городов, вероятно, были основаны уже после крушения Империи. Проследить историю младохеттских княжеств можно только в самых общих чертах, по хроникам соседей — Ассирии, Урарту и Израиля.

Первым ассирийским царем, вышедшим к Евфрату после падения Хаттушши, стал Тиглатпаласар I. В 1110 году до н.э. он перешел границу царства со столицей в Мелиде, которое назвал «Великим Хатти». По окончании похода повелитель Ассирии принял дань от правителя какого-то другого «Великого Хатти» (Каркемиша?).

Вскоре ассирийская держава вступила в полосу очередного упадка, и прежде, чем ее войска рискнули снова приблизиться к Евфрату, прошло немало времени. Тем временем с востока в Сирию вторглись арамейские кочевники, основавшие здесь ряд своих государств. Двигаясь на север, арамеи, очевидно, столкнулись с сопротивлением младохеттских правителей, но все-таки захватили Тил-Барсип, Ядию и Арпад. Остальным хеттским областям, похоже,  удалось отбиться.

Снова окрепла Ассирия. Ее новый царь Ашшурнасирпал за несколько лет восстановил контроль над большей частью земель к востоку от Евфрата. В 876 году до н.э. его войска переправилась через реку и пересекли всю Сирию до самого побережья. Неспособность объединиться перед лицом общего врага, вероятно, объясняется тем, что младохеттские государства враждовали между собой, хотя прямых свидетельств тому нет. Только восемнадцать лет спустя четыре княжества — Каркемиш, Хаттина, Бит-Адини и Самал попытались совместными усилиями остановить следующее наступление с востока - Салманасара III. Однако их сопротивление было сломлено, и ассирийцы вновь покорили Северную Сирию, а на следующий год захватили Каркемиш. Отразить натиск ассирийской армии удалось только царям Хамата и Дамаска, которые возглавили новую коалицию и в 863 году до н.э. смогли выставить против Салманасара объединенную армию, насчитывавшую десятки тысяч воинов. Ценой тяжелых потерь союзники заставили ассирийцев отступить. Вскоре Ассирия оставила Сирию в покое - в северных горах у нее появился более серьезный противник — Урарту. Сначала Мелид, а затем Гургум, Самал, Хаттина, Арпад, Куммух и Кува заключили военный союз с урартскими царями Аргишти I и Сардури II.

Но такое положение дел сохранялось сравнительно недолго, и с восшествием на ассирийский престол Тиглатпаласара III ситуация радикально изменилась. Уже на третьем году своего правления царь повел войско на запад, и к 740 году до н.э. тамошние правители были вынуждены подчиниться. По прошествии всего двух лет Тиглатпаласару пришлось вернуться в Сирию для подавления очередного восстания и распространить на этот беспокойный регион уже испытанную политику аннексий. Первым из младохеттских княжеств в ассирийскую провинцию превратилась Хаттина, а вскоре та же судьба постигла и большинство ее соседей. Политику Тиглатпаласара с еще большей беспощадностью продолжили его преемники Салманасар V и Саргон II. Самал и Кува были присоединены к Ассирии около 724 года, Хамат — в 720 году, Каркемиш — в 717, Табал — в 713, а Куммух и Мелид — в 709 году до н.э.

Так завершилась история младохеттских княжеств. Когда этих земель достигли первые греческие путешественники, они обнаружили здесь только ассирийские провинции. Само имя Хатти было прочно забыто.

ГЛАВА II

ЗЕМЛЯ ТЫСЯЧИ БОГОВ

Об искусстве Древнего царства можно судить лишь приблизительно, ввиду скудости доступных нам археологических свидетельств. В самых общих чертах следует сказать, что оно находилось под сильнейшим влиянием хаттийских образцов.

За все время существования Хеттской державы так и не сложилось единого пластического канона, хотя ряд основных принципов создания барельефов, несомненно, существовал. Пропорции фигур, как и изображение лица, выдержаны в традициях, выработанных уже в древнехеттский период и не менявшихся столетиями: круглая голова всегда в профиль, чуть покатый лоб, резко выступающий вперед и слегка опущенный крупный нос, небольшой сжатый рот и несколько отступающий назад крепкий гладкий подбородок. Хеттские мастера воспроизводили этот типаж вне зависимости от пола и возраста изображаемых персонажей. Этот же тип лица, только в объемном исполнении, мы встречаем и в бронзовой пластике. Наиболее выдающимся памятником хеттского искусства нужно признать барельефную галерею в скальном храме Язылыкая, неподалеку от столицы, насчитывающую десятки изображений богов и богинь хетто-хурритского пантеона времен последнего периода Империи. Изображенные здесь божества легко идентифицируются по оружию, атрибутам, животным, на спинах которых они стоят.

Массивные стены культовых и государственных зданий покрывались штукатуркой и  лишь иногда в конструктивно и ритуально важных местах украшались изображениями «стражей ворот», «демонов-охранителей» и ортостатами — вертикально поставленными плитами с барельефами. Планы дошедших до нас построек лаконичны и четки. Центром дворцов царя и знати был обширный церемониальный зал, перекрытие которого опиралось на ряды колонн. Представление о планировке хеттских святилищ дают обнаруженные в Богазкее руины храмов, конструктивно схожих между собой: множество небольших помещений (по всей видимости, складов - в них найдены большие сосуды для хранения жидкостей и сыпучих продуктов) окружают «святая святых» мощеный двор площадью 200-500 квадратных метров. Еще одной характерной чертой хеттских храмов являются огромные оконные проемы в наружных стенах, доходившие почти до уровня пола, что позволяло дневному свету проникать практически во все уголки святилища. Благодаря этому статуи богов, даже стоящие в нишах, оказывалась под лучами солнца. В провинциальных городах храм был одновременно административно-хозяйственным центром, и при нем состоял значительный штат жрецов и гражданских чиновников. Однако прежде всего храм считался жилищем бога, а жрецы — его слугами, которые ежедневно удовлетворяли «телесные нужды» божества: его следовало омыть, одеть, накормить, напоить, развлечь танцами и музыкой.

Служители должны были представать перед божеством в совершенной чистоте — как физической, так и ритуальной. Соприкоснувшись с какой-либо скверной или переспав с женщиной, жрец не смел приближаться к богу, не совершив ритуала очищения. Умилостивительные жертвы богам мог принести любой человек; на жертвенник возлагались первые плоды земли или годовалые животные, здоровые и без каких бы то ни было дефектов. Иногда в жертву приносили и традиционно «нечистых» животных - собак и свиней, но чаще - волов, овец и коз. Жертвенный хлеб и сыр «преломляли» (точный смысл этого слова неясен). Изредка хетты приносили в жертву и людей, например, военнопленных — в частности, в ритуале очищения войска после военного поражения.

Во многих документах встречаются упоминания о множестве религиозных праздников. Причем, в различных культовых центрах соблюдался собственный священный календарь. Один из главных государственных праздников назывался пуруллия. О его значимости можно судить хотя бы по тому, что Мурсилис II счел необходимым прервать военный поход и возвратиться в Хаттушшу для участия в нем. Сакральной целью пуруллии было пробуждение земли от зимнего сна; проводившийся при этом ритуальный поединок знаменовал победу жизни над смертью.

Искусство имперского периода окрашено сильнейшим влиянием хурритских образцов, в свою очередь, нередко копировавших стиль, выработанный в государствах Междуречья – Шумере, Аккаде, Вавилонии. Следы египетского влияния просматриваются в сфинксах с человеческими головами из Аладжахеюка и Хаттушши, а также в крылатом солнечном диске, парящим над головами изображений хеттских царей и входившим в их «монограммы». Это — знак царского достоинства фараонов, чей престиж в тот период был безоговорочным на всем Переднем Востоке. Первоначально этот символ переняли, по-видимому, цари Митанни, и затем уже у них его заимствовали хетты, объединив с вавилонским знаком солнца; поэтому в хеттской символике солнце изображается сияющей звездой, а не диском, как было принято у египтян. Композиции и темы культовых сцен, в первую очередь – каноническое изображение царя в объятиях бога-покровителя, имеют, несомненно, хеттское происхождение.

Весьма разнообразно литературное наследие хеттов. Помимо официальных анналов, завещаний, молитв, найдены произведения, которые вполне можно назвать «беллетристикой». Легко прослеживаются параллели с другими культурными традициями, соседними и отдаленными, нередко имеющие общие индоевропейские корни. Например, одна из клинописных табличек повествует о том, как сын бога и смертной женщины был отнесен в «обрядово чистое место», куда пришли к нему домашние животные и напоили молоком. Не возникает ассоциаций с сюжетом Рождества Спасителя? Или еще: два брата - Злой и Благой так разделили отцовское наследство, что Благому досталась одна тощая корова. Тогда бог солнца решил, что она принесет много телят и обогатит своего хозяина. Не заменили ли в Европе корову на Кота (в сапогах), а в России – на Конька-Горбунка? Нить Ариадны и волшебный клубок русских сказок угадываются в молитве неназванному богу: «ты дал мне веревку, чтобы я сбиться с пути не посмел». Интересная параллель прослеживается в ритуале избавления от мора в военном лагере, схожем с библейским изгнанием «козла отпущения»: «Они приводят осла и гонят его в сторону вражеской страны и говорят так: Ты, о Ярри, навлек зло на эту страну и этот лагерь, но пусть этот осел заберет его и отнесет в страну врага».

Значительный объем всей дошедшей до нас хеттской литературы составляют записи магических ритуалов. С помощью магии пытались врачевать болезни и избавляться от всевозможных несчастий — раздоров в семье и привидений в доме, неурожая на полях и в садах, мора в войсках. С помощью магии насылали порчу на врагов и привлекали удачу к друзьям; клятвы скрепляли призывом проклятий на голову гипотетического клятвопреступника; особыми заклинаниями привлекали внимание людей и богов, когда те начинали пренебрегать своими обязанностями. В своде законов черная магия признавалась преступлением и приравнивалась к разбойному нападению или нанесению тяжких телесных повреждений.

В хеттском религиозном комплексе можно выделить несколько культурных пластов. Во-первых, хетты принесли с собой в Анатолию свою религиозную систему, восходящую к общей индоевропейской религиозной основе. Здесь следует отметить таких богов как всадник-воитель Пирве (имя которого перекликается с именами славянского Перуна, балтийского Перкунаса, галльского Тараниса, скандинавского Тора); как Сиу-Суммис («бог наш»), имеющий четкие параллели с греческим Зевсом. Не исключено, что малозначительный бог ворот Апуллуна был «унаследован» греками и превратился в Аполлона, одной из функций которого также была охрана дверей и ворот. Черты хеттской богини-матери носит ионийская Артемида Эфесская, в Греции считавшаяся богиней-девственницей и к производительным силам природы никакого отношения не имевшая.

Во-вторых, они впитали местные хаттийские культы. С этой религиозной традицией связаны, например, главные божества хеттского пантеона — небесный бог грозы (неназываемый по имени) и богиня Солнца города Аринны, вероятно, Вурусему. Из десяти известных божеств близко родственных хеттам палайцев четверо также имеют хаттские имена. Это — верховный бог Цапарва (по-видимому, бог грозы), богиня Катахципурис, бог Хасамилис и богиня Камамае. Хаттский эпитет «Пасхуласас» носит и палайский (индоевропейский) бог Солнца Тияц. О большинстве божеств хаттийского пантеона не известно почти ничего, кроме имен. Хатты почитали сына богини Вурусему, Тару - бога грозы города Нерик, ее дочерей - солнечных богинь Меццуллас и Хуллас, бога Луны Каску, богиню-защитницу Инару, бога-гору Цалиянуса, его супругу Цахапуну и наложницу Таццувасу, бога-кузнеца Хасамилпса, бога войны и мора Сулинкатти, божеств подземного мира Лельванис, Истустаяс и Панайяс, бога солнца Истануса, бога-Престола и многих других. 

В-третьих, сильное влияние на религиозную систему страны Хатти оказали верования родственных хеттам лувийских племен. Об их пантеоне известно сравнительно немного. Лувийским божеством был Санта («царь»), отождествленный хеттами с семитским Мардуком. Санта дожил вплоть до греческой эпохи под именем Сандон, и в античные времена ему поклонялись в Киликии, Каппадокии, Писидии, Карии, Ликии. Бога грозы лувийцы почитали под именем Датта. Бог Тархунд, отождествленный с этрусским Тархоном, от имени которого произошло римское имя Тарквиний, также был богом грозы, но непонятно, как он соотносился с Даттой – возможно, это местные варианты одного культа. Позднее Тархунд стоял во главе пантеона младохеттских княжеств. Интересно, что герой этрусков Тарквиний считался сыном царя Мисии Телефа (хеттского Телепинуса? – см. ниже). Атрибутом его являлся двойной топор «лабрис», «унаследованный» затем греческим Зевсом. Упоминания заслуживает богиня Кувава: в текстах она играет незначительную роль, однако, вне сомнения, это божество послужило прообразом великой фригийской Кибелы, матери богов и людей.

И, наконец, в XIII веке до н.э. хеттская религия (как и культура в целом) попала под мощное влияние хурритов, народа, родственные связи которого до сих пор остаются предметом споров и гипотез. Так, практически целиком из божеств хурритского пантеона состоят наскальные изображения главного святилища Империи – уже упоминавшегося скального храма Язылыкая. Богиня, возглавляющая здесь женскую процессию, носит имя «Хепат», отчетливо высеченное на рельефе иероглифическим письмом. Рядом с богом, возглавляющим мужскую процессию, помещены символы, означающие «небесный бог грозы». Учитывая то, что его супруга названа хурритским именем, можно не сомневаться, что это Тешшуб – хурритский бог грозы. Он изображен в облике бородатого мужчины с булавой в правой руке. Правой ногой он опирается на две человекообразные фигуры — обожествленные горы (на других изображениях Тешшуб восседает на колеснице, запряженной быками). Хурриты поклонялись также божественному сыну этой супружеской пары — Шарруме. Его символом служит пара человеческих ног; на рельефах в Язылыкая он изображен дважды: в процессии богинь за спиной своей матери и на рельефе, украшающем малую галерею у входа в главное святилище, где он держит в объятиях царя Тудхалияса. Важную роль в хурритском пантеоне занимала богиня Шаушка, отождествлявшаяся с Иштар и подчас фигурирующая в текстах под именем последней. Этой хурритской Иштар поклонялись в Самухе и в ряде других городов Тавра. Чаще всего ее изображали крылатой и стоящей на спине льва.

Вероятно, немалый вклад в проникновение хурритских божеств в хеттский пантеон внесла царица Пудухепа: она была дочерью правителя одного из городов Киццуватны, где находился культовый центр Хепат, и само имя ее наводит на мысль о том, что царская невеста была служительницей этой богини. В молитве, авторство которой приписывается ее супругу, царю Хаттусилису, богиня Хепат явственно отождествляется с солнечной богиней Аринны. На царской печати, оттиск которой подробно описан в египетской версии договора Хаттусилиса с Египтом, царица изображена в объятиях своей небесной покровительницы.

Следует помнить и о том, хеттская держава состояла из множества присоединенных, зависимых и союзных областей, и религиозный синкретизм формировался во многом за счет местных культов. В процессе синкретизации божества со схожими функциями со временем объединялись в группы, отождествлялись друг с другом. Недаром хетты говорили о «тысяче богов» своей страны, хотя, скорее всего, тысяча – это все же некоторое преувеличение.

Со временем теологи Хаттушши выработали официальный пантеон, ядро которого образовал культ святилища города Аринна, точное местонахождение которого неизвестно. Согласно некоторым текстам, он находился в одном дне пути от Хаттушши (тогда, скорее всего, это современный Аладжахеюк), хотя некоторые исследователи склоняются к отождествлению Арины с ликийской столицей – Ксанфом. В Аринне почиталась солнечная богиня Вурусему. Ее превозносили как «царицу земли Хатти, царицу Неба и Земли, госпожу царей и цариц земли Хатти, направляющую царя и царицу Хатти в их правлении». Она стала небесной покровительницей хеттского государства и монархии; именно к ней царь обращался в первую очередь за помощью в битве и во времена, когда благополучие всего государства оказывалось под угрозой. Согласно официальной теологии, мужем этой богини был хаттский бог грозы, которого иногда именовали «небесным богом грозы». К нему обращались как к «царю Небес, владыке страны Хатти», иногда по имени - Тару. Как и его супруга, он считался богом битвы и тесно связывался с понятием военных судеб государства. Нередко он выступал представителем всей страны в отношениях с другими державами.

В «Нижних землях», к югу от Соленого озера бога грозы почитали под другими именами, а в качестве его супруги здесь фигурировали различные богини. По-видимому, этот район был культовым центром хаттского бога Вурункатти («царь страны»), который в текстах сливается с шумерским богом войны Цабабой.

Одним из самых почитаемых богов страны Хатти был Телипинус. Судя по всему, это - бог земледелия, животворящих сил природы. Его отец, бог грозы, говорит о нем следующее: «Этот сын мой могуч; он боронит и пашет, он орошает поля и взращивает урожаи». В «Мифе о Телипинусе» с исчезновением этого божества вся жизнь на земле замирает, что позволяет отнести его к классу «умирающих и воскресающих богов» — таких, как Адонис, Аттис или Осирис.

В Сариссе и Карахне существовал культ бога, который фигурирует в текстах под эпитетом, означающим «дух-защитник» или «провидение». Он изображается стоящим на олене (своем священном животном) и держащим в руке зайца и сокола. Культ его был очень популярным и, несомненно, восходил к глубокой древности – ритуальные статуэтки оленей встречаются в захоронениях, датируемых еще III тысячелетием до н.э. Иногда и другие божества изображались стоящими на священных животных: льве, леопарде, лошади, баране. Хеттам были известны и зооморфные образы божеств. Так, бог грозы иногда фигурирует в образе быка.

Из всего многообразия хеттских мифов остановимся на четырех наиболее известных.

Согласно «Поэме о царствовании на небесах», изначально царем небес был Алалу. Он восседал на троне, и «могучий Ану, первый среди богов, стоял перед ним, склонялся к его ногам и подавал ему чашу с питьем». Алалу царствовал на небесах девять лет. Затем Ану объявил ему войну и Алалу бежал на землю (т.е. в подземный мир?). Ану же воссел на трон, и отныне «могучий Кумарби» прислуживал ему и склонялся к его ногам. Ану тоже царствовал девять лет, а на девятый год восстал Кумарби. Ану уклонился от битвы и птицей взлетел в небо, но Кумарби схватил его за ногу и стащил вниз. Затем Кумарби откусил Ану гениталии и «рассмеялся от радости». Но Ану «повернулся к нему и сказал: Не радуйся тому, что ты проглотил! Ты сейчас зачал от меня трех могучих богов. Во-первых, ты зачал могучего бога грозы, во-вторых, ты зачал реку Аранцах (Тигр), а в-третьих, ты зачал великого бога Тасмису (горный бог, слуга бога грозы)». И с этими словами Ану взмыл в небеса и исчез из виду. Но «мудрый царь» Кумарби выплюнул то, что было у него во рту, в результате чего этих «грозных богов», родила Земля. Согласно другой версии, три брата вышли из головы Кумарби, и здесь напрашивается параллель с греческой Афиной, появившейся на свет из проломленной головы Зевса. Дальнейший текст сильно испорчен, и разобрать его не представляется возможным, но ясно, что завершается он победой бога грозы над своим родителем.

Исследователи отмечают поразительное сходство мифа с «Теогонией» древнегреческого поэта Гесиода, согласно которой Гея (Земля) породила Урана (Небо), воцарившегося в мире, а от него - целый сонм хтонических титанов: циклопов, бриареев, сторуких и других. Отец ненавидел своих отпрысков и заключал их обратно в недра Земли, что приносило той все новые страдания в дополнение к непрерывным родильным мукам. Гея уговорила своего младшего сына - титана Крона - свергнуть Урана и передала ему серп, которым Крон отсек Небо от Земли, оскопив своего родителя и принеся долгожданный покой матери. Воцарившись, Крон взял в жены свою сестру Рею. Памятуя о судьбе отца, он глотал всех новорожденных детей. В конце концов, Рея сжалилась над младшим Зевсом и подменила его на завернутый в пеленки камень. Повзрослев, Зевс также оскопил отца и заставил его изрыгнуть своих братьев и сестер. Вместе с ними он вступил с Кроном и подвластными тому титанами в борьбу за власть над миром, закончившуюся победой младших богов, воцарившихся на Олимпе.

По теогонии греческих орфиков, первыми владыками Вселенной были Эврином и Офиона – змеевидные существа, низринутые вглубь Океана. По другим верованиям, сам Океан был прародителем всех богов. Платон в диалоге «Тимей» тоже перечисляет четыре поколения богов, во главе которых стояли поочередно Уран, Океан, Крон, Зевс. Таким образом, греки также знали четыре поколения богов, что полностью соответствует хеттско-хурритской традиции. О четвертичной истории мира повествуют Гесиод и Овидий, выделяя в порядке регресса Золотой, Серебряный, Медный и Железный века. В последнем из них, наиболее порочном, и существует актуальное человечество, поклоняющееся богам - Олимпийцам.

Согласно некоторым источникам, первоначально на Руси существовал культ упырей и берегинь, последовательно сменившийся культом рожаниц Лады – Лели, затем культом Рода и, наконец, - Перуна. По другой классификации, мифологические представления древних славян прошли следующие этапы: хаотическая «Досварогова» эра, эра Сварога, в течение которой обустраивался мир, эра Дажьбога, и, наконец, «современная» эра Перуна. В обоих случаях на момент сложения этой системы, на земле царствовало все то же четвертое поколение богов во главе с громовержцем.

Из четырех циклов, на которые делится ирландская эпическая литература, первый повествует о мифическом периоде истории Ирландии. Согласно входящим в него сагам, первая волна переселенцев прибыла на остров под предводительством королевы (богини) Кессайр и погибла в результате потопа. Вторую возглавил Парталон, принявшийся выводить землю из состояния первичного Хаоса. Его подданные погибли от какой-то эпидемии, разразившейся на острове. Переселенцы третьей волны, во главе с Немедом, продолжили было обустройство мира, но часть их попала под власть обитавшего где-то за морем и обладавшего магическими знаниями народа фоморов, часть вынуждена была бежать. Потомки беглецов позже вернулись на остров под именем Фир Болг (третье поколение небожителей). Переселенцы четвертой волны – носители эзотерического знания - Туата де Даннан («Племена богини Данну») прилетели на тучах и одержали победу над Фир Болг и фоморами. И здесь мы встречаемся с четырьмя поколениями богов (героев в координатах ирландской традиции).

Первым властителем скандинавского Космоса был великан Имир, чья волшебная корова Аудумбла вылизала изо льда великана Бури, породившего Бера - отца четвертого поколения небожителей: братьев Одина, Вилли и Ве.

И у хеттов, и греков, и славян, и германцев, и кельтов в мире царствует четвертое поколение богов. Возможно, что четверичное деление круговорота вселенского цикла основывается на простом наблюдении за природой: это четыре времена года, четыре части суток – «микрогода», четыре этапа человеческой жизни, четыре фазы Луны. Не случайно четыре зверя и всадника Апокалипсиса ап. Иоанна, испытывавшего ощутимое влияние учений языческой античности, – символ исполнения времен.

Но вернемся в Анатолию.

Уже упоминавшийся «Миф о Телепинусе» повествует о том, как этот бог по неизвестной причине вдруг впадает в гнев и уходит, «надев правый башмак на левую ногу, а левый — на правую… Облака пыли заслонили окно, дым окутал дом, угли в очаге задохнулись, боги задыхались, овцы задыхались в овчарне, волы задыхались в хлеву, овца отвергала ягненка, корова отвергала теленка. Ячмень и эммер перестали расти, коровы, овцы и люди перестали зачинать, а те, кто носил плод, не смогли выносить». Увяла листва, луга и ручьи пересохли. Люди и боги начали голодать: «Великий бог Солнца устроил пир и пригласил тысячу богов; они ели, но не насытились, они пили, но не утолили жажду. Тогда бог грозы вспомнил своего сына Телипинуса: Телипинус покинул страну; он разгневался, ушел и забрал с собой все, что есть хорошего». Боги отправились на поиски Телипинуса, но не нашли его. Бог солнца послал орла, наказав ему: «Лети, обыщи высокие горы, обыщи глубокие долины, обыщи темно-синие воды». Но орел вернулся ни с чем: «Я не нашел Телипинуса, могучего бога».

После этого бог грозы обратился за помощью к праматери богов Ханнаханне. Та посоветовала ему самому пойти поискать Телипинуса, и он отправился в путь. «Он стучал в ворота своего города, но те не открывались, и [он] сломал рукоять своего молота. Бог грозы вернулся домой и сел в молчании». Тогда Ханнаханна предложила ему послать на поиски пчелу. Бог грозы возразил: «Боги великие и малые искали его, но не нашли. Как же эта пчела найдет его? Крылья у нее маленькие, и сама она маленькая». Но богиня настояла на своем и все-таки послала пчелу, наказав ей найти Телипинуса и ужали, заставить его проснуться, а затем вымазать его воском и привести домой. После долгих поисков пчела нашла Телипинуса, спавшего на лугу близ священного города Лихцин. Пчела ужалила бога и тот, проснувшись, впал в ярость. Он отказался вернуться домой, и люди, коровы и овцы по-прежнему гибли. Начиная с этого места текст становится фрагментарным, но очевидно, что, в конце концов, бог возвратился. «Тогда пришел Телипинус в спешке. Были молния и гром. Богиня Камрусепа смотрела: орлы несли его на крыльях. Но гнев все еще кипел в нем, ярость все еще кипела в нем, бешенство все еще кипело в нем, [неистовство] все еще кипело в нем». Камрусепа произнесла заклинания, чтобы изгнать из Телипинуса гнев. И «Телипинус возвратился в свой храм. Он подумал о земле. Он избавил окно от облаков пыли, он избавил дом от дыма. Он избавил угли в очаге, он избавил овец в овчарне, он избавил волов в хлеву. Мать обратилась к ребенку, овца обратилась к ягненку, корова обратилась к теленку. Телипинус [подумал о] царе и царице, он подумал, как даровать им жизнь и силу. Затем перед Телипинусом поставили вечнозеленое дерево эа. На вечнозеленое дерево повесили шкуру овцы. В нее положили бараний жир, в нее положили пшеницу, скот и вино, в нее положили долгие дни и потомство, в нее положили нежное блеяние овец, в нее положили процветание и изобилие… и Телепинус вкладывает в руки царя овечью шкуру. И он ему дает все блага».

Заключительный эпизод мифа перекликается и с рассказом о глубоко запрятанной жизни славянского Кощея, и о золотом руне греков, которое обеспечивало процветание и защиту той стране, в которой находилось. А образ зверей под деревом эа (название родственно иве) имеет параллели и со славянскими обрядовыми текстами и вышивками, и с представлениями о  скандинавском Иггдразиле, и с сюжетами кельтской чеканки.

Обнаружена и другая версия мифа, где главным героем выступает сам бог грозы; более того, в другом мифе исчезают сразу несколько божеств. Аналогичный миф существовал у греков: владыка подземного царства Аид похитил Персефону/Кору, чья мать, богиня живительных сил природы Деметра в горе покинула Олимп. Растения и животные перестали плодоносить, женщины - рожать. Тогда Зевс приговорил, чтобы две трети года Персефона жила на Земле с матерью, треть – под землей с мужем. Мировой порядок был восстановлен.

 «Убиение дракона» — типичный новогодний миф. Смысл таких мифов сводится к ритуальному поединку божественного героя с противником, олицетворяющим собой силы хаоса. Хеттский «Миф об убиении дракона» начинается с сообщения о том, что при первой схватке с драконом Иллуянкой бог грозы потерпел поражение. Далее, согласно одной версии, бог грозы воззвал ко всем богам, и богиня Инара придумала, как обмануть дракона. Она устроила большой пир, выставив множество бочек с горячительными напитками, и обратилась за помощью к некоему человеку по имени Хупасия. Хупасия сказал: «Если ты согласишься переспать со мной, я приду и сделаю все, что ты захочешь». Инаре пришлось согласиться. Затем она пригласила дракона на пир. «И дракон Иллуиянка пришел со своими детьми; они ели и пили, и опустошили все бочки, и утолили свою жажду. Вернуться назад в свое логово они не смогли. Тогда Хупасия пришел и связал дракона веревкой. Затем бог грозы пришел и убил дракона Иллуиянку, и боги были с ним».

Далее следует несколько странный эпизод, конец которого утрачен: «Инара построила дом на скале и отдала этот дом Хупасии. И дала ему Инара наставление, сказав: «Прощай! Теперь я ухожу. Не выглядывай из окна; ибо если выглянешь, то увидишь свою жену и детей». По прошествии двадцати дней он распахнул окно и увидел свою семью. Вернувшись из путешествия, Инара стала просить: «Впусти меня!». Из следующих неразборчивых отрывков можно уяснить, что за ослушание Хупасия был наказан смертью. Этот сюжет имеет знакомые читателю параллели и в славянском, и в западноевропейском фольклоре.

Согласно второй версии этого мифа, дракон не просто побеждает бога грозы, но и завладевает его сердцем и глазами. Чтобы вернуть их, бог грозы сошелся с дочерью бедняка, и та родила ему сына. Сын вырос и посватался к дочери дракона, а отец дал ему такие наставления: «Когда войдешь в дом своей невесты, потребуй у них мое сердце и мои глаза». Так жених и поступил, и родные невесты вернули ему украденные органы. «Затем он принес их своему отцу, богу грозы, возвратил богу грозы сердце и глаза. Когда тело его исцелилось и стало таким, как было прежде, он пошел к морю, на битву, и когда вышли против него сражаться, он сумел сразить дракона Иллуянку». Этому сказанию также находится параллель в греческой мифологии. Гея (Земля), обидевшись на богов за истребление своих детей титанов, породила от Тартара (олицетворение Преисподней) стоглавого змея Тифона. Победа в первом поединке с Зевсом осталась за змеем, который вырезал сухожилия царю богов и запер последнего в пещере. Гермес и Эгипан выкрали зевсовы сухожилия и приладили их на место. Тем временем, богини судьбы мойры убедили змея отведать отравленных плодов, в результате чего он обессилил. Зевс, как и Тешшуб, со второй попытки одолел его и низверг в Тартар.

Хурритская по происхождению «Песнь об Улликумми» дошла до нас только в отдельных фрагментах. Это история о том, как Кумарби пытался отомстить Тешшубу и вернуть себе небесный престол. Кумарби решил сотворить могучего мятежника, который победил бы бога гроза и разрушил его город Куммию. В положенный срок у него и «вершины огромной горы» родился сын, которому дали имя Улликумми - «разрушитель Куммии». Тело этого ребенка было из камня — диорита. Младенца перенесли на землю и положили на плечи Упеллури (аналог греческого Атланта), стоявшего посреди моря; там мальчик стал расти не по дням, а по часам. Когда он вырос таким большим, что море стало ему по пояс, бог солнца, заметив его, преисполнился страха и поспешил известить обо всем Тешшуба. Тешшуб и его сестра Иштар поднялись на вершину горы Хацци (гора Касий близ Антиохии) и увидели оттуда чудовищного Улликумми, возвышающегося посреди моря. Тешшуб вступил с ним в бой, но одолеть его не смог. Улликумми подступил к воротам Куммии и принудил бога грозы отречься от престола. Хепат, супруга Тешшуба, стояла на башне, наблюдая за ходом сражения; когда ей принесли дурные известия, она едва не упала с крыши от страха. По совету Тасмису Тешшуб обратился за помощью к премудрому Эа, который направился с расспросами к Упеллури. Тут выяснилось, что гигант ничего не заметил: «Когда небо и землю воздвигли на мне, я ничего не знал об этом, и когда пришли и отсекли небо от земли медным ножом, я тоже ничего не знал. А теперь у меня почему-то болит правое плечо, но я не знаю, что это за бог причиняет мне боль».

Слова Упеллури, по-видимому, навели Эа на счастливую мысль. Он велел открыть древнее хранилище и вынести оттуда нож, которым небо когда-то отсекли от земли. Этим священным оружием он перерубил Диоритовому Камню ноги и тем лишил его силы. Затем он объявил о своем подвиге всем богам и призвал их снова выйти на битву с каменным исполином, который на сей раз не смог оказать достойного сопротивления. Конец истории утрачен, но можно не сомневаться, что завершилась она возвращением Тешшуба на трон и повторным поражением Кумарби.

«МУСОРНАЯ СВАЛКА НАРОДОВ»

Лишь через несколько столетий после крушения Хеттской державы появляются свидетельства о существовании на территории Малой Азии новых государственных образований, население которых состояло из пришлых варваров и ассимилированных ими местных народов.

Вифины (до переселения в Малую Азию, согласно Геродоту, именовавшиеся стримонами) переселившись с Балкан, осели на крайнем северо-западе полуострова. Через какое-то время здесь сложилось государство, получившее название Вифиния. Дальше вглубь Анатолии эти племена не пошли, хотя, судя по всему, особенным миролюбием не отличались: местный царь Амик, как известно из мифа об аргонавтах, вызывал всех чужестранцев, прибывавших в его владения, на кулачный бой, из которого живыми они не выходили. Отучил его от этой скверной привычки аргонавт Полидевк - брат Елены Троянской (тогда, до похищения ее Парисом, еще Елены Спартанской). Куда простому смертному тягаться с сыном самого Зевса!

Область, расположенная южнее Вифинии, была известна хеттам как Страна реки Сеха. В конце XIII - начале XII веков до н.э. где-то на исходе Троянской войны фракийские племена мисийцев (греки называли их мосхами, мюсами, мисами, мессами) осели по соседству с вифинами. Переселились на новую родину, похоже, не все – в античные времена на Балканах существовала Дунайская Мисия (она же Малая Скифия). Геродот сообщает, что Мис и Лик (эпонимы мисийцев и ликийцев) были сыновьями Кара (легендарный предок карийцев – см. ниже). С нашей стороны было бы дерзостью спорить с «Отцом истории», но подтверждений этнического родства мисийцев с ликийцами или с карийцами не обнаружено. Пока?

Часть переселенцев устремилась дальше – вглубь полуострова. Они, видимо, и стали «мушку» ассирийских хроник. Скорее всего, именно эти племена разгромили Хаттушшу, положив конец существованию империи хеттов, и взяли под контроль бассейн Верхнего Евфрата.

Некоторые из них осели в долине Галиса, став основным этническим субстратом государства, известного грекам как Фригия, а ассирийцам и урартам – как «Страна мушку». Возможно, что этот этноним ассирийцы относили ко всем северобалканским народам, прокатившихся в этот период по Малой Азии, ведь называли же египтяне всех их «народами моря», особенно не вдаваясь в этно-лингвистические нюансы. Вероятно, с мисийцами связан известный в гомеровской передаче миф о царе Мопсе (Моксе), который после Троянской войны завоевал юг Анатолии и дошел до Финикии. А в одном позднехеттском тексте фигурирует некий западноанатолийский правитель по имени Мукшуш. Не исключено, что это – один и тот же персонаж или просто собирательный образ завоевателей-мисийцев. О политическом устройстве и истории Мисии известно мало, возможно потому что высших форм государственности на ее территории так и не сложилось. В греческих мифах, правда, местные правители называются «царями», но насколько они заслуживали этого титула, сказать сложно.

У упоминавшегося выше Лика, гостил Геракл, отставший здесь от команды аргонавтов. На владения гостеприимного царя в это время напали вифинские бебрики, и Геракл, разгромив агрессоров, отдал их земли Лику. А это, если сорвать с повествования мифологическую вуаль, может свидетельствовать о реальных конфликтах двух соседних областей.

И еще один мифологический экскурс, имеющий непосредственное отношение к мисийцам. Автор «Псевдо-Илиады» повествует о мисийском царе Телефе, которого случайно ранил (а позднее исцелил своим волшебным копьем) Ахилл. Разгневавшись на греков, Телеф покинул свою страну и поселился в ахейской Арголиде. После исцеления вернулся «на царство» и исправно снабжал греческую армию, осаждавшую Трою, продовольствием. Не напоминает ли читателю этот сюжет миф об исчезновении обидевшегося на богов хеттского Телепинуса (ср. Телеф), с уходом которого в мире наступил голод, прекратившийся лишь с возвращением успокоенного бога, ответственного за произрастание растений?

В великом переселении принимали участие и фракийские племена фригийцев (бригов, как они назывались на Балканах, согласно греческой традиции), которые создали в долине реки Сангария (современная Сакарья) свое государство со столицей в Келенах. Они основали и Анкиру, современную турецкую столицу Анкару. Это слово означает «якорь» - вероятно, такое название было дано городу в ознаменование того, что долгий путь окончен, и здесь отныне будет место стоянки воинственных скитальцев: фригийское «анкира» близко по звучанию английскому «аncor», французскому «аncre», немецкому «Аnker», да и русскому «якорь» тоже. 

Расцвет Фригии приходится на VII век до н.э.: в это время ее цари контролировали практически всю Анатолию, вплоть до отрогов Тавра. Своим усилением страна во многом обязана узурпатору трона Гордию, сыну простого крестьянина, превратившего Фригию в мощную державу и основавшего новую столицу, названную впоследствии в его честь Гордионом. Повозку, на которой ставший царем крестьянский сын прибыл в столицу, он привязал за дышло замысловатым узлом к колонне в одном из храмов города, следую указанию Дельфийской пифии. Предсказательница изрекла, что человек, распутавший узел, станет владыкой всей Азии. Попыток было предпринято немало, но все неудачны. Через много лет в Гордион пришел Александр Македонский. Молодой царь попытался было распутать узел, и тоже в этом деле не преуспел. Тогда известный вспышками безудержного гнева Александр выхватил меч и просто перерубил сложные сплетения канатов, продемонстрировав несколько нецивилизованный, но простой и действенный способ решения головоломок любой степени сложности.

Гордион, окруженный величественными погребальными курганами царей и знати, по-видимому, не имел оборонительных стен, всецело полагаясь на мощь сухопутной армии (фортификационные сооружения, которые сейчас раскапывают археологи, относятся к гораздо более позднему периоду). Армии этой под командованием сына Гордия, Мидаса (многие исследователи считают, что оба имени – лишь титулы: очень уж много Гордиев и Мидасов встречается среди членов правящей династии) удалось преодолеть Тавр и завоевать Киликию, что сильно не понравилось Ассирии, также претендовавшей на этот благодатный край. Фригийскому царю пришлось срочно искать союзников, и нашел он их в лице традиционных соперников Ассирии – урартов. Последовало столкновение коалиции с ассирийцами, закрепившее status quo, сложившийся на востоке полуострова, но про Киликию фригийцам пришлось забыть.

С конца VIII в. конные отряды народа «гамирра» (киммерийцев) начинают тревожить северные границы Урарту. К началу следующего столетия киммерийцы уступают гегемонию в родных Причерноморских степях своим родственникам – ираноязычным скифам. Часть их оттеснена к Карпатам, часть в поисках жизненного пространства откатывается в Анатолию, и грабительские набеги сменяются планомерным завоеванием территории. В союзе с недавними противниками – урартами киммерийская конница громит Фригийское царство (676 год до н.э.) и Мидасу остается только совершить самоубийство, выпив чашу с бычьей кровью. Кочевники продвигаются все дальше на запад полуострова, а Фригия вступает в период затяжного упадка, из которого выйти ей уже не удалось.

В результате лидийского завоевания Фригия оказывается на положении скорее вассала, чем подвластной территории. Некоторой автономией она пользовалась и при персидских царях. Окончательно добили некогда могущественное царство в III веке до н.э. галаты (кельты), оттесненные сюда после поражения, нанесенного им Пергамом. Кстати, именно этой победе посвящен знаменитый Пергамский алтарь, на стенах которого галаты уподоблены гигантам, а победители, ни много, ни мало, - олимпийским богам. Сильным государством Галатия не стала, но регулярно поставляла наемников для бесконечных войн, которые вели между собой правители окрестных территорий.

В памяти античных греков Фригия осталась великой и загадочной страной. Фригийцы разработали мистическую религиозную систему, в центре которой - образы Кибелы и Аттиса – ее любовника и (часто) сына, умирающего и воскресающего бога. Кибела (хеттская Хепат?), центр поклонения которой находился в городе Пессинусе неподалеку от Гордиона, почиталась в качестве прародительницы богов и вообще всего сущего. Культ ее надолго пережил Фригийское царство, проникнув в Грецию и Рим, где ее стали именовать «Великой матерью горы Ида», не осмеливаясь называть по имени. Изображалась Кибела стоящей на колеснице, влекомой двумя львами или фланкированной ими (как не вспомнить богиню-мать Чаталхеюка, с леопардами по бокам от трона!). Иногда львы стояли на задних лапах, возложив передние богине на плечи.

Центральный миф фригийской религии повествует о том, что Аттис изменил Кибеле со смертной женщиной (в некоторых вариантах – дочерью Мидаса) и совершенно забыл свою божественную пассию. Увидев богиню в числе гостей на своей свадьбе и вспомнив ее, в припадке безумия Аттис оскопил себя. Кибела, пытаясь спасти непутевого любовника, превратила его в сосну, чья смола ассоциировалась во Фригии с кровью Аттиса. Во многом этот сюжет перекликается с греческим мифом о трагической любви Афродиты и Адониса.

Главные ритуалы культа Кибелы в Писсинусе проходили 22 марта – в день весеннего равноденствия. Ее почитатели устраивали оргиастические обряды, заканчивавшиеся самооскоплением некоторых участников, впадавших в вакхический транс. Отрезанные фаллосы приносились в жертву богине и зарывались в землю, «оплодотворяя» ее и обеспечивая будущий урожай. В 205 году до н.э., во время войны с Ганнибалом, проходившей отнюдь не по римскому сценарию, олицетворявший богиню метеорит перевезли из Писсинуса в Рим. Карфагенская армия, стоявшая чуть не у стен «Вечного города», непонятно почему отступила. Вскоре после этого римский полководец Сципион перенес боевые действия в Африку, к границам Карфагена и разбил последовавшего за ним Ганнибала, получив от сената почетное прозвище «Африканский».

В Каппадокии, Киликии и Понте Кибела звалась Ма («мать»). Помимо фертильности, она была здесь еще и богиней войны (ставшей в Риме Беллоной легионеров, которые принесли сюда ее культ). Ее почитатели во время обрядов наносили себе раны, а затем пили кровь, текущую из них.

Фригийская музыка оказала значительное влияние на формирование греческой музыкальной традиции. Из греческих мифов нам известно о музыкальных состязаниях, на которых самому Аполлону приходилось принимать вызов то фригийского сатира Марсия, то пастушьего бога Пана. С побежденного Марсия сын Зевса заживо содрал кожу, а фригийскому царю Мидасу, присудившему победу во втором музыкальном конкурсе сопернику, вытянул уши, превратив их в ослиные. Что ж, древнейшие короны, найденные в этих местах, сильно напоминают кожу, снятую с головы осла - весьма уважаемого тогда животного. А греки потом просто все подзабыли и перепутали… Мидас известен еще и тем, что получил от Диониса «золотой дар» - способность обращать в золото все, к чему он прикоснется. Возрадовался сначала царь, ну а потом опечалился: в золото превращалась и пища, которую он пытался съесть, и вино, которое пытался выпить. В конце концов, несчастный Мидас, забывшись, взял за руку свою дочь! Взмолился царь великому Дионису: Забери свой дар обратно. Сжалился великий бог и повелел смертному омыться в реке Пактол. Дар-проклятие исчез, а воды Пактола стали златоносными, заложив основу богатства фригийских, а затем и лидийских царей.

Выйдя к берегам Евфрата, мушку обнаружили здесь родственные хурритам урартские племена, занимавшие бассейн озера Ван и создавшие незадолго до этого известный по ассирийским хроникам племенной союз Уруатри (Урарту, отсюда – название горы Арарат). Закалившись в войнах с Ассирией, к IX веку до н.э. этот союз превратился в централизованное государство Биайнели со столицей в Тушпе, лежавшей на восточном берегу Вана. В исторической литературе, однако, для его обозначения принято употреблять более раннее название: Урарту. Южнее, в долине реки Верхняя Заба сложилось еще одно родственное государство – Муцацир со столицей в Ардини, где находилась общеурартская святыня – храм бога Халди.

Пика своего могущества Урарту достигло при царе Аргишти I (середина VIII века до н.э.), который завоевал хеттское княжество Мелида и основал крепость Эрибуни (современный Ереван). Его преемник попытался прибрать к рукам Северную Сирию, но не рассчитал сил и был разбит ассирийцами. Второй подъем Урарту приходится на годы правления Руссы I (753-713 гг. до н.э.), чьи войска вышли к Средиземному морю и смогли отразить натиск и Ассирии, и киммерийцев. Попытка отбить у ассирийского царя Муцацир привела к ответному удару и разгрому урартской армии. Руса покончил с собой. Впоследствии Урарту вынуждено было ограничиться ведением лишь оборонительных войн. Нашествие скифов в 640 году до н.э. привело к новому ослаблению страны и подчинению ее Ассирии, а через полвека территория некогда могущественного царства была аннексирована Мидией. Однако в отдаленных горных районах урартский язык просуществовал до ХI века уже нашей эры, когда мало кто помнил и об Ассирии, и о Мидии!

Урарту – типично военная держава, существовавшая ради военных походов и благодаря им. Большая часть пленников умерщвлялась, т.к. неразвитая экономика не позволяла сколько-нибудь широко использовать их труд. В состав государства входил ряд полунезависимых царств и племен, управлявшихся местными династиями. В искусстве, в большинстве случаев копировавшем ассирийские образцы, ярко выражена тяга к пышности и декоративности, перенятая у врагов-учителей ассирийцев, а в религии преобладали общехурритские черты. Царь богов носил имя Халди. Однако главная роль в мифологии принадлежит не ему, а богу неба и бури Тейшубу (хетто-хурритский Тешшуб) и его супруге Хубе (Хепат).

В первой половине I тысячелетия до н.э., в результате слияния урартов с фригийским племенем арменов, сложилась древнеармянская народность. Самоназвание «хай» современные армяне унаследовали, похоже, от восточных соседей хеттов – жителей царства Хайаса.

Киликия – обширная и плодородная область на юго-востоке Малой Азии, примыкающая к Сирии. В ассирийских хрониках начала II тыс. до н.э. этот район носит название Хилакку или Кува. В силу своего пограничного положения и благодатных условий для развития земледелия Киликия редко добивалась политической самостоятельности и традиционно играла роль буферного района между крупными государствами, оказываясь под властью своих более мощных соседей. Во втором тысячелетии до нашей эры восточная, равнинная часть Киликии входила в состав Киццуватны, а западная, гористая – в состав Арцавы. Впоследствии оба эти государства были присоединены к Хеттской империи. Позднее здесь сложилось одно из младохеттских княжеств – Куели, разделившее судьбу остальных осколков Империи и в VIII в. завоеванное Ассирией. Опустошительные нашествия кочевников - киммерийцев и скифов - в VII веке до н.э. ослабили Урарту и Фригию и привели к возникновению политического вакуума на полуострове. Воспользовавшись ситуацией, киликийский правитель провозгласил себя царем, и на какое-то время большая часть области была объединена в рамках Киликийского царства с центром в городе Тарс (он сохранил свое название до сего дня). Подлинная независимость продлилась недолго: Киликия вошла в состав Персидской империи, хотя и сохраняла определенную политическую и экономическую самостоятельность.

Памфилией именовалась довольная узкая полоса побережья на запад от Киликии. Было ли это местное название или греческое («пан филос» переводится с греческого как «все племена»), неизвестно. Язык, на котором разговаривали жители этой области, по сведениям античных авторов, был схож с греческим - первые греки пришли сюда в VII веке до н.э. с острова Родос. Хеттские хроники упоминают расположенный в Памфилии город Иствидиус (античный Аспендос?), который, вероятно, и являлся столицей возникшего здесь младохеттского княжества Тархунтасса, в названии которого слышится имя бога Тархунда.

Древнейшие свидетельства материальной культуры ликийцев, занимавших юго-западную гористую оконечность полуострова, относятся к VIII веку до н.э. Однако название Лукка было известно хеттам и египтянам еще с середины II тысячелетия до н.э. – местные отряды в битве при Кадеше сражались на стороне Муваталлиса. Столицей области был город Ксанф, богиню – покровительницу которого ликийцы несколько напыщенно именовали «матерью этого священного места». В античные времена, с распространением греческой культуры, святилище стало центром поклонения богине Лето, матери Аполлона и Артемиды. И в Лето, и в Артемиде, и в более ранней безымянной владычице ликийцев без труда просматриваются черты древней анатолийской богини-матери. О значимости женского начала в общественной жизни ликийцев свидетельствует, например, тот факт, что родство они прослеживали по материнской линии, а не по отцовской, как все прочие народы Восточного Средиземноморья.

Геродот пишет, что ликийцы пришли с Крита, ведомые Сарпедоном, сыном Зевса и Европы. Район их первоначального расселения на материке назывался Милиадой. Себя же ликийцы всегда называли термилами, а свою страну – Термиссой. Не исключено, что пришлые термилы ассимилировались местным населением, переняв его язык, являвшийся продолжением лувийского. Для ликийской письменности (всего известно около 300 надписей, в основном – эпитафий) использовался местный алфавит, разработанном на основе греческого. С III века до н.э. разговорным языком в Ликии становится греческий.

Подчинив Ликию, персы лишь обложили ее данью, предоставив по существу самоуправление. В благодарность за это Ликия поддержала Ксеркса во время его похода на Грецию, снарядив 50 боевых кораблей. После провала персидской экспедиции она примкнула к греческой коалиции, пытаясь освободиться от власти персидских царей, но попытка оказалась неудачной. Позднее ликийские города не оказали сопротивления войскам Александра, и даже усилили македонский флот своими триерами, а армию – отборным отрядом кавалерии.

По государственному устройству Ликия представляла собой союз независимых городов-государств. Ее жителям удалось соединить демократическое правление и подлинную самостоятельность каждого города федерации с политическим единством страны, за что их так уважали греки, которым этого в Элладе сделать так и не удалось.

Верховное божество местного пантеона – чаще безымянная богиня-мать. Почитались и фригийская Кибела (возможно, это тот же персонаж или различные ипостаси верховной богини). В античные времена ликийцы особо чтили Лето и ее детей - близнецов Артемиду и Аполлона. По одной из версий мифа об их рождении, стая волков вывела недавно разрешившуюся от бремени Лето к реке, где она смогла утолить жажду и омыть младенцев. В благодарность стае богиня переименовала страну из Термиссы в Ликию («ликос» по-гречески «волк»). Отсюда один из наиболее устойчивых эпитетов Аполлона – Ликегон («волчий» или «ликийский»). Ликийцы почитали и богиню Малию (это имя встречается уже в хеттских текстах), отождествленную в античную эпоху с греческой Афиной. До наших дней дошли фантастические вырубленные в отвесных прибрежных скалах «города мертвых», впечатляющие своей мистической красотой и монументальностью, а также напоминающие небольшие домики саркофаги, устанавливавшиеся на высоких сваях. Стремление ликийцев хоронить усопших как можно выше, над землей, связано с их верой в то, что души умерших уносятся на небо птицами-демонами и продиктовано желанием по возможности облегчить этот процесс.

Герой ряда греческих мифов Беллерофонт был послан правителем Тиринфа к здешнему царю Иобату с письмом, в котором содержалась просьба погубить юношу (сам тиринфский царь Пройт на такой поступок не решился). Иобат послал Беллерофонта на заведомо смертельный бой с чудовищной огнедышащей Химерой, опустошавшей страну. Заполучив крылатого коня Пегаса, герой, однако, на удивление всей тогдашней Ойкумене с заданием справился, заняв впоследствии ликийский трон.

Геродот утверждает, что карийцы, земли которых лежали на северо-запад от Ликии, пришли на материк с островов Эгейского моря. Там они назывались лелегами и подчинялись легендарному критскому царю Миносу. Сами карийцы, однако, настаивали на своей автохтонности. Впервые о них упоминают ассирийцы и хетты, называя область их проживания Каркиссой. Расшифровка карийского языка пока не завершена, но есть основания считать его продолжением хеттского (неситского).

«Отец истории» сообщает, что именно карийцы первыми стали украшать шлемы султанами из перьев и конских хвостов, а щиты – рисунками и эмблемами, что они догадались приделать к ним ручки (до этого щиты носили на ремне, перекинутом через плечо). Уже по этим изобретениям можно предположить, что карийцы уделяли военному делу большое значение. И действительно, они служили в армии фараонов, глубоко уважавших их боевые навыки, а одно поселение карийских наемников Александр Македонский обнаружил даже неподалеку от Вавилона. Однако, несмотря на воинственность своего населения, Кария была вынуждена покориться Лидии, а затем - персам. Вскоре она восстала против захватчиков, поддержав ионийских греков. Дважды разбитые превосходящими силами противника, карийцы все-таки заманили в ночную засаду персидский карательный корпус и истребили его. Но уже в 480 году до н.э. их царица Артемисия I поддержала Ксеркса в его предприятии против Эллады, приняв команду над отрядом кораблей в составе персидского флота. Именно о ней Ксеркс, потерявший в сражении у острова Саламин почти весь свой флот, сказал: «Сегодня мои мужчины сражались подобно женщинам, а женщины – подобно мужчинам».

В IV веке до н.э. сатрап Мавзол стал по сути независимым правителем Карии. Своей столицей он сделал Галикарнасс (родной город Геродота, без чьей монументальной «Истории» наши знания о древней Малой Азии были бы много скуднее), активно насаждал греческую культуру и образ жизни. После смерти сатрапа, на трон взошла его вдова и сестра Артемисия II, воздвигшая дважды родственнику величественный Мавзолей (т.е. «усыпальницу Мавзола»), причисленный греками к семи чудесам света. Вскоре после окончания строительства, безутешная вдова умерла от тоски по мужу. До наших дней от усыпальницы сохранились лишь фрагменты фундамента - высящийся неподалеку замок крестоносцев почти целиком сложен из ее камней. Александр передал карийский престол младшей сестре Мавзола Аде.

Карийцы поклонялись лунному богу по имени Мэн, который «отвечал» и за царство мертвых, и за плодородие природы. Религиозный центр страны и ее древняя столица – город Миласы (здесь и по сей день стоит уменьшенная копия знаменитого Мавзолея, воздвигнутая римлянами – как чувствовали, что оригинал не сохранится!). Геродот говорит об их поклонении Зевсу Карийскому, в отличие от греческого Зевса имевшему еще и ипостась покровителя войска. Поклонялись в этих краях ночной богине Гекате. На горе Латмос, неподалеку от Милета, находилось святилище Эндемиона, видимо, местного бога сна (смерти?), возлюбленного лунной богини Селены, приходившей к нему каждое утро, после обязательного обхода неба. Селена родила Эндемиону ни много, ни мало 365 детей, а он во время их ежедневных свиданий так ни разу и не проснулся!

Корни лидийской государственности восходят к XII веку до н.э. Основу населения Лидии, первоначально занимавшей самый запад полуострова, составили местное племя меонов и переселившиеся сюда хеттские колонисты. Столица страны называлась Сарды (по-лидийски – Сфарт, сегодня – поселок Сарт). Геродот сообщает, что часть лидийцев во главе с царевичем Тирсеном во время поразившего страну многолетнего голода переселилась в Италию, где стала называться по имени своего предводителя тирсенами (т.е. этрусками, или «туршу» египетских хроник). В «Илиаде» Гомер рисует лидийцев (так же как и ликийцев, и карийцев) союзниками троянцев.

В VIII веке до н.э. Лидия подчиняется Фригии. Но в начале следующего века престол захватывает царский телохранитель Гигес (Гиг), в короткий срок превративший свою страну в одну из ведущих держав региона. О нем, вероятно, упоминается в Библии: название таинственного и могущественного народа «Гог и Магог» может быть интерпретировано с лидийского языка как «род Гига и страна Гига». О перипетиях восхождения Гигеса на престол Геродот рассказывает романтическую историю: Тогдашний царь Мирсил (не правда ли, имя звучит очень «по-хеттски», почти Мурсилис?) считал свою жену самой красивой женщиной на свете. Не в силах сдержать распиравшее его чувство гордости, Мирсил как-то предложил Гигесу взглянуть на обнаженную царицу. Недалекий муж сам привел своего доверенного телохранителя в собственную опочивальню и спрятал за дверью. Царица заметила постороннего, но виду не подала, затаив, однако, смертельную обиду на супруга. На следующий день она вызвала к себе Гигеса и заявила: «Царь меня опозорил. Перед тобой теперь два пути: или ты убьешь Мирсила и, взяв меня в жены, станешь царем лидийцев, или сейчас же умрешь». Гигес колебался недолго. Взяв у опозоренной царицы кинжал, он спрятался за той же дверью. Когда царь уснул, Гигес приблизился к нему и… получил престол с прекрасной царицей в придачу.

Значительную роль в жизни страны играла аристократия, представители которой были соправителями царя и служили в кавалерии, являвшейся ударной силой лидийской армии. Цари правили страной, консультируясь с советом знати и народным собранием. Не напоминает ли это государственную систему царь – тулия – панкус, существовавшую у хеттов? Лидийский язык, кстати сказать, является прямым продолжением хеттского; всего известно около ста надписей, выполненных алфавитом, разработанным на основе греческого.

В 644 году до н.э. сокрушившие Фригию киммерийцы вторгаются в лидийские пределы. Сарды захвачены и сожжены, устоял лишь городской акрополь. Гигес гибнет в бою, а его сын обращается за помощью к Ассирии, которая направляет против киммерийцев своих союзников – скифов. Киммерийцы оставляют запад полуострова и оседают в его центре, в районе греческой колонии Синопа. Собравшиеся с силами лидийцы под предводительством молодого и энергичного царя Алиатта наносят своим обидчикам окончательное поражение, после которого киммерийцы навсегда сходят с исторической арены. Алиатт разрывает союз с Ассирией и заключает новый – с Египтом (хорошо, когда могущественный союзник – далеко, за морем).

Окрепшая Лидия подчиняет греческие колонии Пирену и Смирну, безрезультатно ведет многолетнюю войну с Милетом. На востоке лидийские отряды выходят к Галису. Начинаются столкновения с Мидией, разгромившей к тому времени Ассирию и скифов и установившей контроль над всем востоком полуострова. Пять лет с переменным успехом длится эта война, и на шестой год (585 год до н.э.) во время очередной битвы, по Геродоту, «внезапно день превратился в ночь». Перепугавшиеся противники сочли солнечное затмение за предостережение богов и заключили мир. Граница между зонами влияния обоих государств пролегла по Галису. Лидийцы контролировали теперь весь запад Малой Азии, за исключением Ликии, горные твердыни которой захватить они так и не смогли. 

Пика могущества Лидия достигла при своем последнем царе Крезе, подданными которого были фригийцы, мисийцы, мариандины, халибы, пафлагонцы, фракийцы, карийцы, ионийцы, дорийцы, эолийцы и памфилы.  Богатство страны зиждилось на плодоносных равнинах Герма (сегодня – Гедиз) и Меандра (Большой Мендерес), а также на золотых наносах Пактола (вспомним, в этой реке Мидас смыл свой «золотой дар»). В VII веке до н.э. лидийцы впервые в мировой истории стали чеканить монеты, сначала из электрона (сплава золота с серебром), а при Крезе – из золота. Они первыми, как считали греки, начали устраивать постоянные магазины (раньше торговля шла только на рынках). В Сарды стекались «жившие тогда в Элладе мудрецы», среди которых – баснописец Эзоп и законодатель Солон. Последнего, кстати, Крез счел глупцом, ибо афинянин отказался признать всесильного лидийского царя счастливым человеком при жизни, заявив, что только смерть подводит итог, по которому и можно судить о судьбе.

Возвышение Персидской державы Ахеменидов, пришедшей на смену Мидии, обеспокоило Креза, и он вопрошает Дельфийский оракул: «Идти ли мне войной на персов?» Полученный ответ: «Перейдя реку, ты разрушишь великое царство» лидийский царь истолковал как предсказание своей победы. А нужно было бы уточнить: «Чье, собственно, царство»? Но сделано этого не было и лидийская армия форсировала пограничный Галис.

Оба войска сошлись у каппадокийского городка Птерии. Сеча, по словам Геродота, была жестокой, но ни одной стороне не удалось одержать победы; с наступлением ночи противники разошлись. На следующий день персидский царь Кир не возобновил битвы, а Крез отступил к Сардам. Он планировал призвать на помощь своих союзников из Египта, Вавилона и Спарты. Объединив их отряды со своим войском, лидийский царь намеревался по весне снова выступить к Галису. Свою же армию, состоявшую в основном из наемников, он распустил по домам, не предполагая, что персы осмелятся идти на Сарды.

Кир поступил с точностью до наоборот. Противники сошлись на равнине перед лидийской столицей. Нейтрализация конницы Креза, тогда лучшей в мире, была главной задачей, стоявшей перед персами. Кир, зная, что лошади не выносят запаха верблюдов, приказал выставить перед фронтом своей пехоты этих животных, «служивших» в обозе, и посадить на них всадников. Замысел удался: лишь только кони противника почуяли верблюдов, они повернули назад, смяв боевые порядки армии Креза. Лидийцы, как пишет Геродот, «и тут не потеряли мужества. Когда они заметили происшедшее, то соскочили с коней и стали сражаться с персами пешими». Но силы были неравны, и после огромных потерь с обеих сторон, лидийские воины обратились в бегство, ища спасение за стенами акрополя.

Началась осада. После очередного неудачного штурма, один из персов заметил, как какой-то лидиец спустился со стены за упавшим шлемом и без труда поднялся с ним наверх (в этом месте практически не было укреплений – строители акрополя положились на крутизну скалы). В свою очередь наблюдательный перс тоже довольно легко поднялся здесь на стену, а за ним последовали и другие воины…

Кир повелел сложить огромный костер и возвести на него Креза, а с ним «дважды семь сынов лидийских». Лидийский царь, пребывавший в полуобморочном состоянии, вспомнив слова Солона о том, что никого при жизни нельзя считать счастливым, заговорил сам с собой, воспроизводя беседу с греческим мудрецом. Кира заинтересовало поведение приговоренного к смерти, и он приказал узнать, кого это лидиец призывает на уже зажженном костре. Услышав от переводчиков рассказ Креза, персидский царь приказал тушить огонь. Усилия были напрасны – пламя поднималось все выше. Тогда Крез взмолился Аполлону о помощи. Внезапно сгустились тучи и разразился ливень, который и потушил костер. Крез, ввиду явного покровительства свыше, был помилован и даже стал советником у персидского царя.

Лидийцы верили, что их первый царь Лид был сыном Аттиса и Кибелы (в Лидии - Кувавы), которая и возглавляла местный пантеон. Позднее, в Эфесе греки называли ее Артемидой (Артиму по-лидийски) Эфесской, перенеся на местное фертильное божество имя своей богини-девственницы. Лидийскую богиню Асве греки отождествили впоследствии со своей Афиной, победившей в состязании местную пряху Арахну и превратившей ее в паука за то, что та осмелилась бросить вызов самой богине. О боге Кандавле («душителе собак») известно только, что в жертву ему приносили щенков и что греки отождествляли его с Гермесом – покровителем воров и торговцев. Из мифических сюжетов, связанных с Лидией, напомним еще миф о хитроумном Тантале, правителе города Сипила, который был осужден после смерти на «танталовы муки», и трехлетнее рабство Геракла у лидийской царицы Омфалы, наряжавшей героя в женскую одежду и заставлявшей его прясть. Похоже, что прядение было в этих краях в большом почете.

Помимо денег и магазинов, греки многое позаимствовали у лидийцев в музыкальной культуре: «лидийские инструменты», «лидийская музыка», «лидийские напевы» стали знаковыми выражениями в античной традиции.

ГЛАВА IV

ВОСТОК ПРОТИВ ЗАПАДА

Греки появились на полуострове еще во времена Хеттского царства – запад Анатолии входил в сферу влияния Аххиявы. Селились поближе к морю, благо сообщение по воде в то время было и безопаснее и быстрее. Да и занимались они в основном посреднической морской торговлей между материковой Грецией и местным населением. К древнейшим приморским поселениям относятся Милет (Милетина хеттских хроник) и Эфес (Апаса – столица Арцавы), основанные еще догреческими народами и ставшие со временем крупнейшими портовыми городами Малой Азии.

Первыми, согласно античным историкам, на побережье появились эолийцы, переселившиеся из Фессалии под натиском тогда еще диких дорийских племен. Переселенцы основали здесь двенадцать городов, по числу своих общин в материковой Греции: Киму, Ларису, Неон Тихос, Темнос, Киллу, Нотий, Эгироессу, Питану, Эгеи, Мирину, Гринию, Смирну. Последнюю отвоевали у них пришедшие чуть позже ионийцы. Эолию Геродот считал наиболее плодородной областью греческой Ойкумены, пусть и не обладавшей столь благодатным климатом, как Иония.

Ионийцы бежали с материка по той же причине, что и их предшественники. Их двенадцать городов также возникли из двенадцати балканских поселений. На мысе Микале, неподалеку от Милета, они основали общее святилище Панионий, посвященное Посейдону, где представители всех ионийских полисов собирались для решений наиболее важных вопросов. Слово Геродоту: «Дальше всего к югу лежит Милет, затем идут Миунт и Приена. Эти города находятся в Карии, и жители их говорят на одном наречии. Напротив, следующие города расположены в Лидии: Эфес, Колофон, Лебед, Теос, Клазомены, Фокея и жители их также говорят на общем наречии, отличном от наречия вышеназванных городов. Кроме того, есть еще три ионийских города: два из них – на островах, именно Самос и Хиос, а один – Эрифры – на материке. Хиосцы и эрифрейцы говорят на одном наречии, самосцы же – на своем особом».

Греция, чья скудная почва была неспособна прокормить избыток населения, продолжала выталкивать колонистов. В Малую Азию начали переселяться и дорийцы, основавшие здесь еще шесть городов, также названных по имени материковых метрополий: Линд, Иалис, Камир, Кос, Книд и Галикарнасс. Впрочем, последний был со временем выведен из союза за то, что представитель этого города, одержав победу на пандорийских играх, увез награду домой, а не посвятил ее, как было заведено, местному храму. Общедорийское святилище, аналогичное Панионию, находилось неподалеку от Книда.

Со временем многие колонии затмили собственные метрополии, а такие города как Милет и Эфес по численности населения, политической, экономической и культурной значимости соперничали с самими Афинами. Малоазийские полисы подарили миру знаменитых философов, поэтов и ученых: Фалеса (Милет), Гомера (Смирна, хотя за право называться его родиной вели спор несколько полисов), Анаксагора (Клазомены), Анаксимандра (Милет), Анаксимена (Милет), Геродота (Галикарнасс), Диогена (Синопа), Ксенофана (Колофон), Анакреонта (Теос), Страбона (Амасия). Великий Аристотель, хотя и не принадлежал к этой плеяде, но в Ассосе, неподалеку от Трои, пытался осуществить на практике идеи государственного устройства, изложенные им в одном из трудов - "Республике". Безрезультатно.

Мы уже говорили, что многие персонажи и сюжеты классической греческой мифологии связаны с Малой Азией. В одной из пьес Еврипида Дионис говорит, что пришел из Лидии. Некоторые ученые предполагают, что местным прототипом греческого бога хмельного веселья был лувийский Сандон – бог виноградной лозы. Есть еще такая версия: имя Дионис можно перевести как «бог из Нисы/Несы» - древней хеттской столицы. В хеттско-троянском договоре среди троянских (вилиусских) божеств упоминается Апуллунас, который, вероятно, трансформировался в классическую эпоху в Аполлона, защищавшего Трою от греческих агрессоров. Несколько пунктов на побережье Мраморного моря и Босфора связаны с путешествием аргонавтов за золотым руном.

Но продолжим. После завоевания Лидии персами, ионийцы и эолийцы направили к Киру парламентариев с известием о том, что они принимают его предложение подчиниться персам на тех же условиях, что и Крезу. Но… предложение-то было сделано персидским царем до начала войны с Лидией. Теперь, после победы, оно стало неактуально. Получив отрицательный ответ, ионийцы принялись укреплять свои города. На совете в Панионии было решено обратиться за помощью к Спарте. Оттуда вскоре прибыл посол, высокопарно заявивший персидскому царю, что спартанцы не позволят ему разорять греческие города. Кир только посмеялся над напыщенным спартанцем, но заниматься греческими полисами ему было недосуг: неотложные дела требовали личного присутствия царя на восточных рубежах империи. В Сардах остался персидский наместник, сокровищница Креза была препоручена заботам лидийца Пактия. А тот, после ухода персидской армии, взял да и возглавил антиперсидское восстание. К лидийцам присоединились греческие колонисты, к тому же Пактий смог на вверенные ему средства навербовать немало наемников. Восставшие осадили столичный акрополь, в котором заперся персидский гарнизон.

Кир отрядил на усмирение восстания одного из своих военачальников, который бунтовщиков в Сардах не нашел – получив известие о приближении карательного корпуса, они предпочли разбежаться. Пактий, после долгих скитаний, был выдан персам. Гарпаг, назначенный Киром новым наместником Лидии, взялся за усмирение мятежных городов. Отчаянное сопротивление греков не спасло, и они, город за городом, были вынуждены покориться. Практически не оказали сопротивления Гарпагу карийцы и мисийцы. Ликийцы сопротивлялись отчаянно, но были слишком малочисленны, чтобы противостоять лучшему на тот момент войску в мире.

Впервые весь полуостров был объединен в границах единого государства, западной столицей которого стали Сарды. Персы разделили Малую Азию на четыре наместничества и обложили ее жителей податью. И снова – слово Геродоту: «От ионян, азиатских магнетов, эолийцев, карийцев, ликийцев, милиев и памфилов поступало 400 талантов серебра. Это была первая область, установленная царем. А от мисийцев, лидийцев, ласонцев, кабалиев и гитеннов поступало 500 талантов. Это был второй округ. От геллеспонтийцев по правую сторону входа (в пролив Геллеспонт – А.И.), затем от фригийцев, азиатских фракийцев, пафлагонов, мариандинов и сирийцев налоги и подати составляли 360 талантов. Это был третий округ. Из Киликии доставляли 360 белых коней (по одному на каждый день в году) и 500 талантов серебра… Это – четвертый округ».

Такое положение вещей греков не устраивало, и в Милете вспыхнуло новое восстание, поддержанное рядом ионийских и балканских полисов. Объединенная греческая армия сожгла Сарды. Персидские сатрапы собрали свои силы и выступили на помощь лидийцам, сохранявшим верность «царю царей». Решающее сражение произошло под Эфесом. Греки были разбиты наголову, Афины вышли из войны, бросив малоазийских союзников на произвол судьбы. Несмотря на это, восстание разгоралось – к нему примкнули Кария и Кипр. Поворотным моментом в ходе боевых действий стало морское сражение у Милета (499 год до н.э.), закончившееся победой персидского (точнее – финикийского) флота над греческим. Персы осадили мятежный город и измотали силы защитников непрерывными штурмами. Милет пал на шестой год возглавленного им восстания. Оставшиеся в живых жители были переселены на берега далекого Тигра.

Империя не может не стремиться к расширению своих границ. Персы предпринимают несколько военных экспедиций в материковую Грецию. Все они заканчиваются неудачно, особенно громко прозвучало поражение под Марафоном. Наконец, новый персидский царь Ксеркс всерьез решает заняться Грецией.

Подготовка к походу длилась четыре года и в 480 году до н.э. в Сардах собралось огромное войско. Геродот говорит о 1 700 000 воинов, современные историки склонны занижать численность войска примерно вдесятеро. Тем не менее, для того времени это была невиданно большая армия.

Лучшие в империи египетские инженеры соорудили понтонный мост через пролив Геллеспонт, но некстати поднявшаяся буря разметала его. Узнав об этом, Ксеркс повелел бичевать воды пролива, а надзирателям за сооружением моста – отрубить головы. Вскоре были сооружены две новые переправы. Пролив перегородили сотнями понтонов, скрепили их между собой и покрыли деревянным настилом.

Из Лидии персидское войско выступило в Мисию, оттуда – в пределы Троады. На руинах троянского акрополя Ксеркс принес в жертву Афине Илионской 1000 быков, его маги совершили обряд жертвенного возлияния во славу павших здесь некогда героев. Семь суток без перерыва войско переходило пролив. Немалую часть Великой армии составляли жители малоазийских сатрапий персидской империи: «Пафлагонцы шли в поход в плетеных шлемах, с маленькими щитами и небольшими копьями; кроме того, у них были еще дротики и кинжалы. Ноги у них были обуты в местные сапоги, доходившие до середины ноги. Лигии, матиены, мариандины и сирийцы шли в поход в одинаковом с пафлагонцами вооружении… Вооружение фригийцев было весьма похоже на пафлагонское, с небольшим лишь различием… Вооружение лидийцев было почти такое же, как у эллинов… Мисийцы же носили на голове местные шлемы; вооружение их состояло из маленьких щитов и дротиков с обожженным на огне острием… У фракийцев в походе на головах были лисьи шапки. На теле они носили хитоны, а поверх – пестрые бурнусы. На ногах и коленях у них были обмотки из оленьей шкуры. Вооружены они были дротиками, пращами и маленькими кинжалами… Писидийцы носят маленькие щиты из невыделанных бычьих шкур. Каждый вооружен охотничьим копьем ликийской работы, а на голове у них медные шлемы; на шлемах приделаны медные бычьи уши и рога, а сверху – султаны. Ноги у них были обмотаны красными тряпками. Кабалии… вооружены по-киликийски. У милиев же были короткие копья и плащи, застегивающиеся пряжкой. Некоторые из них носили ликийские луки, а на голове – кожаные шлемы… У мосхов на голове были деревянные шлемы; они носили маленькие щиты и копья с длинными наконечниками. Тибарены, макроны и моссиники шли в поход вооруженными, как мосхи.

Киликийцы снарядили 100 кораблей. Они носили на голове шлемы опять-таки особого местного вида, круглые щиты из бычьей кожи и шерстяные хитоны. У каждого было по два дротика и меч, весьма схожий с египетскими ножами… Памфилы доставили 30 кораблей и были вооружены по-эллински. Ликийцы доставили 50 кораблей. Они носили панцири и поножи, кизиловые луки, неоперенные камышовые стрелы и дротики. На плечах у них были накинуты козьи шкуры, а на головах – шапки, увенчанные перьями. Кроме того, у них были еще кинжалы и серпы… Азиатские дорийцы доставили 30 кораблей. Они вооружены по-эллински… Карийцы же выставили 70 кораблей. Вооружение у них было также эллинское, но, кроме того, еще серпы и кинжалы».

Через год, усеяв трупами своих воинов Фермопильское ущелье и потеряв у Саламина почти весь флот, персы вернулись в Азию. Ксеркс обосновался в Сардах и готовил новый поход на Грецию, когда известие о восстании наместника далекой Бактрии вынудило его отправить большую часть войска на восточную границу. В 478 году до н.э. к мысу Микале неподалеку от Милета, где были сосредоточены основные силы персов, оставшиеся в Малой Азии, подошел объединенный греческий флот. Десант, ударную силу которого составляли афиняне, атаковал укрепленный лагерь персов с фронта, тогда как спартанцы по горам зашли противнику во фланг. Победа была полной. Уцелевшие персы бросились искать спасения в лабиринте горных ущелий, и еще несколько дней после битвы местные проводники выводили разрозненные персидские отряды на греческие засады. Вглубь материка греки, однако, не пошли – для этого у них было недостаточно сил. Вместо этого союзный флот отплыл к Геллеспонту и очистил пролив от персидских гарнизонов, восстановив снабжение немедленно восставших малоазийских полисов черноморским хлебом. Почти одновременно со сражением на Микале у городка Платеи войска общегреческой коалиции разгромили персидский корпус, оставленный Ксерксом в материковой Греции. Прошло немало времени, пока персам удалось восстановить контроль над побережьем.

В следующем веке Эллада нанесла ответный удар: в 334 году до н.э. через Геллеспонт переправилась сравнительно небольшая, но дисциплинированная и очень боеспособная греко-македонская армия под командованием молодого македонского царя, которому, наконец, удалось объединить эллинские полисы (кроме Спарты, конечно) в рамках единого государства. Сражение на берегах реки Граник (сегодня он носит название Бига) с войсками анатолийских сатрапов, чуть было не стоившее Александру жизни, открыло ему дорогу в Малую Азию. Большинство греческих городов и малоазийских областей поспешило приветствовать македонцев. Сопротивление оказали лишь Милет и Галикарнасс, где у власти стояли проперсидские партии, да Сагаласса, населенная солимнами, которые оказывали сопротивление всем без разбора. Однако свобода, которую Александр даровал грекам, во многом оказалась номинальной, так как их полисы фактически переходили под власть македонского царя. И все это делалось изящно, под лозунгом освобождения греков от персидского ига. Срабатывал этот прием, правда, не всегда. Так, подойдя к Эфесу, Александр предложил его жителям помощь в восстановлении знаменитого храма Артемиды Эфесской. Напомним, что мечтавший прославиться любым путем эфесец Герострат не придумал ничего лучшего, как войти в историю хотя бы в качестве человека, уничтожившего одно из чудес света. В ночь рождения будущего македонского царя, когда Артемида, наряду с прочими Олимпийцами присутствовала при знаменательном событии (Александр считался сыном самого Зевса) и не могла защитить свое святилище, тщеславный безумец сжег храм. И вот теперь Александр предлагал «загладить свою невольную вину», ну и заодно поставить жителей города в финансовую зависимость. Ответ был вежливым, но недвусмысленным: «Негоже одному божеству посвящать дары другому».

Храм все-таки был восстановлен, но потом вновь разрушен. Сегодня масштабы здания можно попытаться мысленно восстановить по остаткам фундамента и одинокой колонне, сложенной уже в наше время из фрагментов многих других, разбросанных вокруг.

Пройдя триумфальным маршем через полуостров, греко-македонская армия, усиленная местными рекрутами, перевалила через Таврский хребет и разбила превосходящие силы Дария у Исса неподалеку от современной Антакьи, проложив себе дорогу на юг - в Сирию и Египет. До конца кампании оставались еще семь долгих лет.

А в Малую Азию хлынул очередной поток переселенцев из Греции и Македонии, неся сюда свой язык, свои традиции, свою религию. Культурное панно полуострова теперь представляло собой амальгаму греческого, восточного и анатолийского компонентов с преобладанием первого. В державе Александра греческий язык стал поистине средством межнационального общения и «был в ходу» от Марселя до Индии и от Каспийского моря до порогов Нила. Появилась новая форма государственного устройства, пришедшая на смену традиционным типам и греческого полиса, и восточной деспотии — эллинистическая монархия. Она сочетала в разных вариациях элементы как полисной государственности (самоуправление городов, частная собственность на землю, народное собрание и магистраты), так и древневосточных монархических порядков (обожествление правителя, его неограниченная власть, наличие постоянного бюрократического аппарата, царская собственность на значительную часть земли).

Со смертью Александра в Вавилоне в 323 году до н.э. его диадохи (военачальники) принялись растаскивать огромную державу на удельные куски. Особенно отличились в этом деле Антигон (прибравший к рукам Македонию и Грецию), Лисимах (ему поначалу досталась практически вся Малая Азия) и Селевк (Сирия, Междуречье и Иран). Вскоре Антигон и Лисимах погибают на поле сражения, и в соперничество за Малую Азию все активнее вмешивается Египет, в котором обосновалась династия, основанная еще одним диадохом – Птолемеем. На противоречиях между могущественными династиями все активнее играют наместники и правители небольших малоазийских областей, постепенно добиваясь независимости. А все это вместе ослабляет общее сопротивление новому агрессору: с начала II века до н.э., расправившись с Карфагеном, Рим приступает к планомерному захвату всего Восточного Средиземноморья.

В декабре 190 года до н.э. состоялось решающее сражение у Магнесии, в котором сорокатысячная армия Луция Корнелия Сципиона, усиленная десятью тысячами пергамских конников, разгромила семидесятитысячную греко-сирийскую армию Антиоха III Великого, когда-то получившего такое прозвище именно за воинские успехи. Несмотря на то, что сирийцы ворвались было в римский лагерь, взять его они так и не смогли, а слоны сирийцев, умело напуганные римлянами, устремились прочь с поля боя, посеяв панику среди солдат Антиоха. Через два года стороны подписали мирный договор, оставивший Сирию без военного флота, без казны и практически без малоазийских владений, которые победители разделили между своими союзниками Пергамом и Родосом. Сократившееся до территории одной Сирии царство Селевкидов вскоре попало под власть армянского царя Тиграна, а в 64 году до н. э. Помпей присоединил его к Римскому государству в качестве провинции Сирия.

Что до остальных малоазийских государств… Подчинившись персам и македонцам, Вифиния продолжала пользоваться определенной автономией, во всяком случае, вопросы престолонаследия вифины решали самостоятельно. Полной политической независимости они добились только в III веке до н.э. в результате борьбы с Лисимахом. Династия, основанная Селевком, стремилась подчинить все независимые области полуострова, и вифинским царям пришлось вести активную внешнеполитическую игру, прибегая к помощи то малоазийских греческих полисов, то Пергамского царства, то Птолемеевского Египта, то наемников-галатов. Последние, надо сказать, мало отличали союзную территорию от вражеской, с одинаковым усердием опустошая города и веси и здесь, и там. Но отстоять независимость Вифинии они помогли. Царь Прусий в III веке до н.э. у подножия Олимпа Мисийского заложил новую столицу Прусу (сегодня один из крупнейших городов Турции, Бурса), где на некоторое время нашел прибежище Ганнибал. Началась быстрая эллинизация страны, сопровождавшаяся бурным экономическим ростом. Однако примерно через 100 лет, в результате неудачного для Вифинии столкновения с Понтом, она уступила часть своей территории Пергаму, а суверенитета – Риму, которому последний вифинский царь Никомед III был вынужден завещать свой престол.

Долгое время Каппадокия являлась просто географической областью в центральной и восточной части Анатолийского нагорья. Лишь в 260 году до н.э. персидский аристократ Ариарат объявил о независимости этих земель от государства Селевкидов и провозгласил Кесарию (современный Кайсери) своей столицей. Признанием суверенитета новой страны стал брак Ариарата с сестрой Селевка II. Последнему же каппадокийскому царю было суждено умереть в римской тюрьме.

В 262 году до н.э. правитель Пергама Эвмен из династии Атталидов объявляет себя независимым самодержцем. Рост могущества Пергамского царства опирался на высочайше плодородие окрестных земель и близость к побережью, усеянному греческими колониями, остро нуждавшимися в сельскохозяйственной продукции. Да и сам расположенный на неприступной горе и хорошо укрепленный город мог чувствовать себя в безопасности. Разгромив в 228 году до н.э. переселившихся в Малую Азию галатов (кельтов), преемник Эвмена Аттал I не только увековечил это событие строительством грандиозного алтаря Зевса, но и настолько осмелел, что вмешался в «домашние» распри Селевкидской династии.

Пергам превратился в процветающий город, совмещавший в себе греческое и восточное влияние. Богатство пергамских царей позволили им собрать одну из величайших библиотек древности, насчитывавшую около 200 000 рукописей. Когда Египет, опасавшийся, что эта библиотека затмит Александрийскую, отказался поставлять Пергаму папирус, бывший тогда чуть не единственным материалом для письма, жители города изобрели новый материал, надолго переживший египетский и названный по их городу - пергамент, изготовлявшийся из тонко выделанных коровьих шкур.

Если государства Птолемеев и Селевкидов в столкновениях друг с другом и с набиравшим силу Римом теряли одну область за другой, то Атталиды, напротив, увеличивали свои владения и к началу II века до н. э. превратили свое царство в великую державу того времени. В улаживании ближневосточных дел Рим некоторое время опирался на Пергам,

чья элита проводила вполне проримскую политику. В конце концов, обострившиеся социальные противоречия среди пергамцев и создание враждебной Пергаму коалиции в составе Вифинии, Галатии, Каппадокии и Понта, заставили Аттала III завещать свое царство Риму (133 год до н. э.). Это решение вызвало взрыв возмущения, переросшего в «восстание гелиополитов» («граждан города Солнца»), во главе которого встал Аристоник, племянник последнего пергамского царя. Восстание, длившееся без малого три года, было жестоко подавлено римскими войсками, Аристоник пленен и задушен в римской тюрьме. Пергамское царство стало римской провинцией Азия.

В 103 году до н.э. Киликия переходит под юрисдикцию Рима. Однако только через 40 лет Помпей смог разгромить приморские базы пиратов, фактически контролировавших в тот период восточную часть Средиземного моря и превративших побережье Киликии по существу в независимую «пиратскую республику» античности. Получив такое задание от Сената, Помпеи скрупулезно разделил все Средиземное море на 30 округов, отрядил на каждый округ нужное число кораблей и войск, и в течение всего 60 дней выловил все корабли и разрушил все опорные пункты пиратов.

Некоторое время спустя к Римскому государству была присоединена и Коммахена, располагавшаяся между восточными склонами Тавра и Евфратом. Ее царь Антиох I увековечил себя, а заодно и свое в общем-то ничем не примечательное государство созданием грандиозного религиозного комплекса на вершине горы Немрут-Даг, где и сегодня возвышаются десятки величественных, если не сказать гигантских статуй греческих и митраистских богов и героев, среди которых не последнее место занимает и сам Антиох в образе почитаемого им Геракла.

С распадом державы Александра независимости добилась узкая полоса черноморского побережья, ограниченная с юга хребтом Понтийских гор. Здесь образовались государства Пафлагония (на западе побережья) и Понт (на его востоке), через некоторое время поглотивший своего западного соседа. Основатель местной династии, возводивший свою родословную к персидским царям Митридат I (объявил себя царем в 302 году до н.э.) и его преемники повели агрессивную политику в отношении соседей. Вскоре их владения уже простирались к югу от Понтийского хребта, а на севере Причерноморья – на территории Крыма и Таманского полуострова. Тамошние греческие города добровольно перешли под власть Понтийского царства в обмен на помощь против досаждавших им скифов.

Кстати, именно на территории Понта большинство античных авторов помещало район проживания легендарных амазонок и их столицу Фемискиру. Амазонки якобы основали такие города как Эфес, Смирна, Мирина, завоевали Сирию и совершили поход даже в материковую Грецию. Гипотез о происхождении мифа о народе женщин–воительниц более чем достаточно. Их прообразы видят, например, в скифах/киммерийцах - до знакомства с этими народами греки с всадниками не сталкивались. Или в хеттах - они изображали себя безбородыми, в длинных, почти «женских» одеждах; кроме того, маршруты походов амазонок довольно точно повторяют направления хеттской экспансии. Иногда возникновение легенды о них связывают с закрытыми женскими обществами, группировавшимися вокруг храмов многочисленных в Малой Азии богинь.

Но вернемся в реальность. Эллинизация Понта оставалась поверхностной – персидский и местные компоненты явно превалировали над греческим, хотя ведущая роль и в экономической и в политической жизни здесь принадлежала греческим городам: Трапезунду (сегодня – Трабзон) и Синопе (Синоп). Огромное значение в жизни страны имели древние храмовые центры богини Ма в Комане (около 6000 жриц и жрецов!), богини Анакситы в Зеле и греческого Зевса в Венасе. При Митридате V Эвергете и его сыне Митридате VI Евпаторе во второй половине II – первой половине I века до н.э. Понт вступил в период наивысшего расцвета. Именно эти цари попытались организовать силы эллинистического Востока для отпора римскому завоеванию, хотя еще незадолго до этого римляне рассматривали Понт в качестве дружественного противовеса Пергаму и Вифинии. И основания на то были: понтийские войска участвовали на стороне Рима в третьей Пунической войне, помогали подавить восстание Аристоника.

Создание обширной державы позволило Митридату VI мобилизовать огромную, свыше 100 тыс. человек, армию и флот в 400 кораблей. Понтийский царь заключил договор о дружбе с царем Великой Армении, с могущественной Парфией. Его поддержали Афины. Располагая огромными силами, опираясь на поддержку соседей, Митридат вступил в смертельный поединок с Римом. По его приказу за одну ночь по всей Малой Азии были вырезаны все находившиеся там римские граждане и их семьи, всего более 80 тысяч человек. Рим такого не прощал.

В 87 году до н.э. 30-тысячная армия под командованием римского диктатора Суллы начала наступление в Греции. Высланные против нее понтийские отряды были разбиты, и римляне осадили мятежные Афины. Город держался несколько месяцев, но все-таки был взят штурмом. Решающая битва между понтийской армией и римскими легионами произошла в Беотии при городе Орхомене. Уже в начале боя римские войска были смяты. Лишь личное мужество Суллы - он вырвал легионный штандарт у перепуганного знаменосца и повел своих воинов в контратаку - смогло остановить начавшееся бегство и переломить ход сражения.                             

После тщательной подготовки Митридат начал свою последнюю войну с Римом, которая длилась без малого десять лет. Понтийцы вновь собрали огромную армию (около ста тысяч пехоты, шестнадцать тысяч кавалерии, сто боевых колесниц). Римляне смогли выставить армию, вдвое меньшую по численности. Тем не менее, победу праздновал Рим, и Митридат с горсткой воинов нашел приют в соседней Армении. Вскоре Понтийский царь «восстал из пепла» и в 67 году до н.э. разбил римский оккупационный корпус. Сенат отрядил для борьбы с ним своего лучшего военачальника, Помпея. С соседями мятежного царя были заключены мирные договора. Политическая изоляция Митридата и хорошее оснащение римской армии обусловили сокрушительное поражение понтийцев при Никополе (66 год до н.э.). Митридат бежал в свои северные владения – в Крым, где вскоре против него восстал его сын Фарнак. Оставленный всеми, Понтийский царь закололся в Пантикапее (сегодня – Керчь). Последняя великая держава эллинистического мира была разгромлена, на ее месте основаны новые римские провинции. Но высказывание Юлия Цезаря «Пришел, увидел, победил», произнесенное после победоносного сражения с армией Фарнака, картины в целом не отражает.

Только в 42 году до н.э. легионы Брута сломили последние очаги сопротивления в Карии и Ликии, чьи отряды у Магнесии сражались на стороне Антиоха. При штурме Ксанфа, столицы ликийской федерации, все боеспособные мужчины города, предав огню акрополь вместе с находившимися в нем женщинами и детьми, предпочли погибнуть с оружием в руках в безнадежно отчаянной вылазке. Они повторили поступок своих предков, которые таким же путем избежали персидского плена пятьсот лет назад.

Через 27 лет Ликия снова восстала, и римской армии понадобилось целых три года для «зачистки» этой сравнительно небольшой области.

Покорив Малую Азию, римляне взяли за практику посылать своих вышедших в отставку консулов правителями или наместниками здешних провинций. Наместник назначался, как правило, на год и в течение этого срока располагал всей полнотой военной, гражданской и судебной власти. Жаловаться на его злоупотребления жители провинций могли лишь после того, как наместник сдавал свои дела преемнику, но такие жалобы редко доходили до начальства. На местное население помимо бремени налогов ложилось содержание и администрации, и расквартированных здесь легионов. Но особенно разорительной была деятельность римских публиканов. Их компании, бравшие на откуп сбор налогов в провинциях, вносили в римскую казну заранее определенные суммы, а затем выколачивали их из местного населения с большими процентами.

Ситуация стала меняться к лучшему после окончания затяжной гражданской войны, приведшей на римский трон племянника Цезаря, Октавиана Августа. Первый император Рима принялся бороться со злоупотреблениями наместников, принимал меры к восстановлению провинций, пострадавших во время боевых действий и стихийных катаклизмов, развернул активное городское и дорожное строительство (некоторые участки дорог, построенных тогда, используются в турецкой глубинке и сегодня). Отстраиваются города, устанавливаются общеимперские торговые связи. Это было время расцвета Эфеса, Милета, Смирны. Возводятся грандиозные архитектурные комплексы, такие как храм Аполлона в Дидимах, лечебно-религиозный центр Асклепион в Пергаме, огромные театры в Эфесе и Аспендосе. Эти сооружения и в сегодняшнем состоянии производят сильнейшее впечатление гармоничной монументальностью. Идея безопасности, стабильности и процветания под эгидой императора, «римского мира» (pax romana) становится девизом и идеалом римского владычества. Ее возвеличивает Плиний, ее прославляет Плутарх, называя «Вечный город» «якорем, который навсегда приютил в гавани мир, долго обуреваемый и блуждавший без кормчего».

Одновременно шло крушение идейных устоев античности. «Свои» боги стали неинтересны разноплеменному народу Империи, а официозный культ Римского императора, призванный сцементировать многонациональное государство, мог устроить разве что чиновников. Все больше неофитов жаждало испить воды истины из источника персидского Митры, египетских Изиды и Сераписа. Властителями умов становились маги и проповедники, утверждавшие, что мир создан ни то по ошибке, ни то от скуки каким-то Демиургом, который сразу после творения про этот мир забыл. И теперь вся надежда на заинтересованность в наших с тобой судьбах всеобъемлющей и предвечной Плеромы, совершенной, но заблудшей Софии или Гермеса. Но, конечно, не того Гермеса, который покровительствует купцам и жуликам (что, впрочем, одно и то же), носит сандалии с потешными крылышками и состоит у Олимпийцев на побегушках, а Гермеса Трисмегиста - Трижды Величайшего, кого в Египте звали Отцом Мудрости и кто в своих скрижалях принес Абсолютное Знание в наш злобный и ущербный мир.

*     *     *

Весенним днем 47 года от Рождества Спасителя в тесную гавань Атталии вошел кипрский торговый корабль. По мосткам, переброшенным с палубы на пристань, среди вымотанных качкой, заблеванных пассажиров, кошелок и блеющих коз на берег сошли трое странников в стоптанных сандалиях, латаных хитонах, со сбитыми посохами и тощими дорожными сумками за спиной. Двое молодых, похожих друг на друга как две капли воды, следовали за своим старшим спутником, на вид которому можно было дать и тридцать, и сорок лет. Он уверенно шел сквозь хаос галдящей толпы матросов, носильщиков, воров, стражников, проституток и торговцев, как будто знал, куда нужно идти, хотя никогда раньше в этом городе не бывал. Шел так, словно ему была ведома Дорога.

В еще недавней, но уже навсегда забытой жизни его звали Савл, и был он презираемым всеми сборщиком податей. С тем, чтобы его перестали презирать и начали бояться, он стал выслеживать и выдавать римским ищейкам учеников и последователей одного еврея, который проповедовал безумные и опасные вещи и, говорят, даже называл себя царем иудеев. Дабы не сделал он безумными многих, его схватили где-то неподалеку от Иерусалима и казнили. А последователей его  объявили вне закона, разрешили выслеживать и выдавать римлянам. Даже иногда награждали за это.

Но однажды Савлу открылась Истина и Истина ослепила его и говорила с ним и оказалась Тем Самым Евреем. Прозрев, Савл изменил жизнь и самое свое имя и пришел к ученикам Того Еврея и был принят ими как брат. Теперь он здесь, в Памфилии, и обязательно должен рассказать всем, что Истина есть и есть Дорога, ведущая к ней, и показать эту Дорогу, которая всегда начинается здесь, рядом с каждым – нужно только ступить на нее.

Впрочем, это уже начало совсем другой истории.