Русский фикционализм
Русский
фикционализм
В 1911 г. в
Германии вышел объемистый философский трактат под названием "Философия
'как-если-бы'". Его автор Ганс Файхингер (1852-1933) уже был известен в
философских кругах Европы как кантовед, предпринявший титанический труд дать
историко-философский, культурно-исторический и филологический комментарий к
"Критике чистого разума", а также как организатор кантовского
философского движения в Германии.
Вопреки
опасениям самого автора и некоторым непривлекательным внешним обстоятельствам
(огромный размер трактата, декларированная неоригинаяьность философских
оснований новой концепции, отражавшая и понимание их эклектической сути), книга
была воспринята с энтузиазмом и идеи "философии фикции", или
фикционализма, как стали с этого времени именовать изложенное в ней учение,
начали быстро распространяться в Германии, захватывая и нефилософские сферы.
Вскоре оформилось весьма мощное и представительное движение, заявившее претензию
на пересмотр оснований всей духовности, особенно науки, современного общества и
перестройки ее фундамента на принципах "философии 'как-если-бы'".
Следовательно, в учении обнаруживался значительный культур-философский
потенциал. В этом движении участвовали многие выдающиеся представители немецкой
науки и философии.
К сожалению,
это весьма своеобразное явление духовной жизни Европы начала XX столетия
оказалось вне поля зрения ее историков, как не получило осмысления влияние,
оказанное фикционализмом на становление философских программ неопозитивизма,
конвенционализма, феноменологии и иных школ современной философии.
Русская
философская мысль этого времени также оказалась вовлеченной в сферу влияния
фикционалистской философии.Данное явление не было отмечено в исследованиях по
истории русской философии XX в. Между тем "русский фикционализм",
насколько нам представляется, вполне может быть вычленен как определенная
относительно самостоятельная тенденция, которую можно проследить с большей или
меньшей явственностью в воззрениях и учениях довольно широкого круга русских
мыслителей первых двух десятилетий текущего века. Возможно, в России не было
непосредственных адептов файхингеровского фикционализма. Но то, что это учение
было известно, книга читалась и обсуждалась; это зафиксировано в многочисленных
свидетельствах современников.
Своеобразие
фикционализма, во-первых, можно отметить уже на уровне установления генезиса.
Следует выделить внутренние умственные предпосылки, свидетельствующие об
укорененности фикпионалистских тенденций и мотивов в традиции и специфике
русской философской культуры предыдущего времени. Во-вторых, оно выражается в
факте своеобычного соединения (не говорим - синтеза) отечественных тенденций с
рафинированным философским фикционализмом Файхингера, стимулировавшего развитие
таких тенденций до развитых форм субъективно-идеалистической гносеологии у ряда
русских философов (например, у И.И. Лапшина). Но даже в этом случае
фикционализм не претендовал на выделение в самостоятельную философскую линию,
равно как не была принята и программа всеобщего фикционалистского пересмотра
оснований науки: фикционалистский элемент в культуре, познании, творчестве
фиксировался как их необходимый сущностный момент на основе анализа и
увязывался с другими онто-лого-гносеологическими условиями деятельности. И это
можно считать третьей чертой русского фикционализма. Наконец, он структурно
многообразен и поэтому не имеет для всех конкретных форм единого универсального
объяснения.
Можно говорить
о нескольких линиях проникновения фикционализма в философско-научный мир
России. Сам его создатель - Файхингер рассматривал фикционализм как наиболее
полное и совершенное в философском смысле выражение пессимизма как наиболее
творчески продуктивного и жизненно-стимулирующего состояния человеческого духа.
Таким образом, поворот европейской культуры к модернизму, в котором
пессимистическое миропонимание занимало центральное место, затронувший и
Россию, объясняет живость положительной реакции у нас на это философское
течение: особенно в среде интеллектуальной и художественной элиты.
Незамеченным
оказался факт распространения идей Файхингера среди теоретиков европейской
социал-демократии. Ее увлечение фикционализмом было настолько сильным, что это
вызвало опасения нового "перекоса" в философии марксизма. Много лет
спустя эта опасность была документирована Ф. Фогараши в журнале "Вестник
Коммунистической Академии" (1927). Но тот же источник свидетельствует о
том, что в фикционализме некоторые видели положительный смысл, которому можно
было бы придать марксистское истолкование. Значит, можно говорить о попытках
построить "марксистский фикционализм".
Интерес к
фикционализму отмечен и у Ф. А. Асмуса, который отклонял его как метафизическую
философию, но продуктивную постановку вопроса видел в попытках понять роль
"вымысла" в художественном творчестве. Определенное внимание к
"философии как-если-бы" было у К.С. Баркадзе. Но в целом данный
аспект истории марксистской мысли в нашей стране еще требует прояснения.
Более серьезное
в философском смысле проявление фикционализма в ткани философских размышлений,
связанных с познанием и наукой можно встретить в среде русской профессиональной
и академической философии."Мнимости в геометрии" П.А. Флоренского
были созданы в обстановке дискуссий о познавательной сущности фикций и их
онтологической достоверности.
С еще большим
основанием к русскому фикционализму относится И.И. Лапшин. Свои воззрения на
сей счет он развил в труде "Законы мышления и формы мышления" (СПб,
1906), а затем в серии публикаций, посвященных вопросам научного и
художественного творчества. Лапшин разработал проблему фикций преимущественно в
гносеологическом плане. Ему принадлежит обладающее определенной ценностью
определение фикции, их классификация и отношение к научным понятиям.
Важным представителем
фикционалистской точки зрения на сущность научного познания и его теоретической
структуры был Г. Флоровский. Флоровский в своей работе "К обоснованию
логического релятивизма" подвергает логико-методологической критике
серьезность и структуру научного опыта (эксперимента), направленную на
установление его условной, фиктивной природы. По Флоровскому, теория лишь в
аспекте "как если бы" объясняет действительность, оставляя в стороне
вопросы достоверности и объективной значимости знания.
Глубокий и
устойчивый интерес был у Г.Г. Шпета к проблеме "как если бы",
позволивший ему сделать весьма существенные разъяснения в отношении
"онтической" структуры знания. Этот интерес не являлся специфической
чертой собственно воззрений Шпета, но имел мотивировку в феноменологии Э.
Гуссерля, где принцип "как если бы" имеет фундаментальное значение.
Поэтому русская феноменологическая школа оказалась руслом, в котором
разрабатывалась проблема природы фикций.
Есть еще одна
линия в русском фикционализме - "естественно-научная". Многие русские
натуралисты и представители точного логико-математического знания стояли на
позициях признания продуктивной роли "полезных фикций", которые
"подобно лесам возводятся около здания и немедленно убираются прочь по
окончании работ". В этом смысле заинтересованно отнесся к фикционализму
известный русский логик С.И. Поварнин. Отдавал ему дань и философски
обосновывал биолог А. Любищев, продолжал уже в наши дни давнюю традицию русской
науки, отдавшей дань увлечения позитивизму в его фикционалистской редакции.
Список
литературы
Для подготовки
данной работы были использованы материалы с сайта http://istina.rin.ru/