Символизм храма
Символизм храма
Антон Мусулин
Отношение
человека к трансцендентной реальности во все времена выражалось в его желании
возвыситься, подняться в ту область, которая превосходит обычное физическое
существование, и — с другой стороны — в его способности воздвигать храмы,
склонять голову и преклонять колено перед величием того, что открывалось его
внутреннему взору.
У
нас нет права утверждать, что храмы какой-либо одной эпохи или культуры лучше,
чем остальные. Алтари и стены, воздвигнутые десять тысяч лет назад, не менее
ценны, чем возведенные сегодня. Мы также не можем утверждать, что одна религия
лучше другой. Просто каждая религия является особой формой выражения
религиозно-философского Эроса — интимного чувства единства со всем, что нас
окружает. Религиозность — это потребность не в физическом хлебе, а в насущном
хлебе духовности, это любовь к Вечности, к Тайне, с которой можно встретиться
лишь в своем сердце и которая, подобно земной любви, может быть более глубокой
или менее глубокой.
Интуитивное
восприятие бесконечности, преломляясь через призму той или иной религии и
приобретая форму и облик символического характера, превращается в храм — образ
присутствия вневременного во временном, бесконечного в конечном.
Каждый
народ, каждая эпоха открывали и подчеркивали одну из граней трансцендентности,
одну из множества форм проявления и выражения Слова-Логоса, который во
времени-пространстве символов превращается в священные предания, объясняющие
происхождение макрокосмоса и микрокосмоса, и в путь, соединяющий человеческое и
божественное.
В
индуизме храм подчеркивает идею многообразия и пышности жизни, танцующей над
водами материи; в эллинском мире он воплощает идею гармонии и соразмерности,
присущих Космосу; в христианстве храм призывает к любви и смирению; в исламе он
говорит о невозможности выразить беспредельность посредством форм, созданных
природой; египетский храм свидетельствует о монументальности непреходящей
реальности.
Храм
говорит о Космосе и о пути, он — образ того и другого, их земное отображение.
Подобно
тому как в платоновском мифе о пещере узники пещеры принимают тени,
отбрасываемые реальными объектами на ее стены, за саму реальность, мы часто
принимаем символы — знамения трансцендентности и беспредельности — за саму
беспредельность, забывая, что они являются лишь отражениями, которые напоминают
о существовании иного и открывают к нему дорогу.
Между
символами и тем, что за ними скрывается, существует путь напряжения и роста,
ведущий от образа к его причине, от мифа о солнечном герое к реальности
солнечной дороги, от наблюдения неба к самому небу, от храма снаружи к храму
внутри.
Дорога воспоминаний
Итак,
храм говорит о том, как люди представляют божественное, и одновременно является
напоминанием о нем. В древнегреческой мифологии Музы, дочери Мнемосины — богини
воспоминаний, олицетворяют все то, что позволяет человеку вспомнить забытое,
возобновить свои воспоминания о Вечности, о существенно важном и подлинном. Вид
храма, изображения внутри него, слова молитвы и безмолвие, запах ладана — все
это, как линза, фокусирует наше сознание и направляет течение наших мыслей и
чувств, ведя к самоуглублению, к созерцанию того, что выходит за пределы
обычного и преходящего. В душе, хотя бы на мгновение, вспыхивает искра внутреннего
света; душа просыпается и отождествляет себя с иным. Из ее поля зрения исчезают
образы мирских, внешних вещей, их место занимают знамения зова. Вспомнить —
значит возвыситься, оживить и задействовать спящие способности души, вернуться
к самому себе. Стремление ввысь и вглубь — это сущность религиозности, это
основная доминанта храма, небом которого является его свод, а дорогой к небу —
путь, ведущий от входа к святилищу, в святая святых, в скрытое сердце храма.
В
этом аспекте храм напоминает о некой другой жизни, напоминает о небе — внешнем
и внутреннем, потому что душа каждого человека имеет свое небо и свою звезду
спасения на нем. Символическое пространство-время храма позволяет человеку
воссоздать внутри себя пространство-время общения с божественным, встречи с
сильной, возобновляющей и поддерживающей жизнь мощью.
Иное пространство
Согласно
неоплатоникам, в человеческой душе присутствуют два Эроса, два типа стремлений:
один ведет к удалению души от Блага и погружению в материальный мир, другой
возвышает ее к Благу и очищает от всего преходящего. Соответственно,
пространство-время с точки зрения религиозности может быть удаленным от Бога
или близким к Богу — мирским или священным.
Мирское
пространство — это «обычное», однородное и монотонное пространство
горизонтальных движений, где места и сооружения не отличаются одни от других,
одинаково чужие и близкие, в равной степени человеческие, земные. Мирское
пространство подобно лесу, в котором легко потеряться и откуда трудно выйти.
Если, идя по жизни, смотреть только под ноги, не поднимая головы к небу, то лес
обыденного для нас, путешественников, становится дремучим лесом. И в этом лесу
в один «прекрасный» день мы можем превратиться в неподвижных полуспящих
существ, подобных растениям, в существ, которые отмеряют течение времени лишь
появлением новых колец, все сильнее отделяющих внутреннее от внешнего, кору
жизни от ее сердцевины; существ, у которых стремление расти в ширину
преобладает над стремлением вертикализировать, облагородить свое существование.
В
отличие от обычного пространства — пространства повседневных мирских забот,
которым не видно начала и конца, где каждый занят своими делами, не имеющими
ничего общего с идеей универсального и космического, где человек является мерой
вещей, — священное пространство можно определить как сильное, заряженное
смыслом. Кроме того, оно является центром эманации смысла. Роща, река, гора,
храм, город и даже страна, получая статус священного места, обретают и то, что
отличает их от слабого пространства: способность притягивать и объединять мысли
и чувства людей вокруг сердца священного пространства — идеи присутствия иного
в обыкновенном.
За порогом обыкновенного
Священное
и мирское отделены друг от друга. Одно является владением Бога, другое —
территорией человека; одно — пространство стремления возвыситься духовно,
другое — пространство преходящих стремлений и желаний.
Идея
границы присутствует в словах «templum» и «temenos». Оба эти понятия произошли
от индоевропейского корня «tem» («отсечь, ограничить, разделить»).
Первоначально
слово «templum» означало ту часть неба, которую жрец очерчивал своим жезлом,
изучая явления природы и полет птиц, а позже так стали называть и то священное
пространство, в котором происходил ритуал наблюдения. Греческое слово «temenos»
означает участок земли, посвященный божеству, священную рощу или какое-либо
другое ограниченное священное пространство, которое нельзя осквернить.
Переступая
порог храма, линию, которая и разделяет, и соединяет мирскую и священную
реальности, верующий совершает переход из одной плоскости бытия в другую. Входя
в храм, мы всегда входим в другое время и пространство, сбрасываем с себя груз
повседневности и малых человеческих забот, ожидающих нас за порогом храма.
Вступив
в храм, в вечно юное, возобновляющее и очищающее душу пространство символов, мы
вступаем на внутреннюю дорогу, дорогу молитвы и созерцания. Храм не только
место диалога и встречи с божественным, он место переосмысления и «взвешивания»
души, узнавания своих грехов — но не искупления их: грехи искупаются в том
пространстве, в котором они совершены.
Выйти
из храма значит снова вернуться в «страну заката», в темное и грешное
пространство. В Кирилловской церкви (в Киеве) об этом говорят сцены,
изображающие грехи и соответствующие им страдания, которые душа испытывает в
аду. Во Владимирском соборе это сцена Страшного суда, которая находится над
дверями внутри храма. На ней доминирует фигура Черного ангела, наводящая на
размышления о смерти физической и смерти духовной, о возможности исчезнуть для
Вечности, которая не вмещает в себя ничего, что не обладает ее природой.
Мирское
пространство, находящееся по другую сторону порога, олицетворяет Хаос, или
Бездну, которая существовала, когда еще ничего не было. В начале «земля была
безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водами» (Быт.), и
потом в течение шести дней Бог создал мир, который является его владением. В
результате творческого акта внутри хаоса — безвидного и текущего пространства
изначальных вод — появляется свет, который Бог отделяет от тьмы, твердь,
разделяющая верхние и нижние воды, и суша — опора жизни. Таким образом,
сотворение является одновременно разделением пустоты и полноты, возможного и
осуществившегося. На человеческом уровне творческий акт самосотворения есть
переход от пустой, лишенной света и опоры жизни к жизни осмысленной, созидающей
новую жизнь. Мудрость порождает новую мудрость, а любовь преумножает саму себя.
Лишь дух, парящий над водами преходящей жизни, может создать внутри нее первый
остров стабильности, остров огня, который в египетской мифологии символизировал
творца вселенной и ее метафизическую опору.
Обращаясь
к божественному, человек творит во имя божественного и подражает ему. Создание
храма есть создание собственного мира, отделение космоса от чужого, «пустого»
пространства.
Пространство чистое и стабильное
В
отличие от мирского, священное пространство, каковым является храм и
прилегающая к нему территория, — это чистое пространство. Поэтому вхождение в
храм всегда сопровождается обрядом очищения, который с обретением права
продвижения вглубь храма становится все более строгим. Священные предметы, все
то, что хранится внутри святая святых, доступно лишь жрецам — тем, кто ведет
чистый образ жизни. Согласно Геродоту, египетские жрецы совершали обряд очищения
четыре раза в сутки в прудах или в реке, независимо от погоды и времени года, и
таким образом ежедневно подтверждали свое право войти в храм.
Осквернение
храма — одно из самых страшных преступлений, которые может совершить смертный.
И
с другой стороны, храм — это место, где не действуют законы, установленные
человеком. Это территория, находящаяся во владении и под покровительством Бога.
Быть гостем божества всегда означало находиться под его покровительством, как
это и полагается согласно законам гостеприимства.
Алтарь,
священные писания, статуи, иконы, изображения, символизирующие присутствие
божественного, обряды очищения и жертвоприношения, форма самого храма и его
ориентация — все это отделяет и ограждает храм от мирского, нестабильного
пространства, делает его иным.
Будучи
территорией иного порядка, пространство храма устойчиво, в определенном смысле
неизменно. Хотя с течением истории его форма и некоторые внутренние элементы
могут трансформироваться в зависимости от изменения второстепенных религиозных представлений
и идей, в храме есть то, что остается неизменным на протяжении всей истории той
или иной религии и без чего ее невозможно мыслить как таковую.
Необыкновенное
Храм
трудно назвать обыкновенным местом. Он может быть построен из обычных материалов,
быть большим или маленьким, находиться вне селения или в его центре, иметь или
не иметь исторического значения, представлять предмет интереса для ученых и
искусствоведов или же нет, — все это не определяет его важность и
необыкновенность для религиозного человека.
На
земном шаре есть места, в которых мы всегда можем чувствовать себя как дома.
Есть сооружения, где двери всегда открыты и где мы, не стесняясь, открываем
двери своего сердца, чтобы там, в своей душе, найти необыкновенное и
встретиться с ним. Быть может, так происходит потому, что все то, что
олицетворяет храм, мы изначально и всегда несем внутри себя, хотя лишь изредка
заглядываем в тот уголок нашего существа, где нет богатых и бедных, рабочих и
врачей, выбирающих и избранных, нет национальностей и вероисповеданий. Там нет
ничего, кроме напоминания о Боге и гуманности, о зове и поиске. Там, глубоко
внутри нас, живет частица Вечности, частица Бесконечности. Входя в храм, мы
переступаем порог, который во внешнем и во внутреннем пространстве разделяет
преходящее и трансцендентное. Мы создаем коридор, соединяющий внешнее
пространство храма с внутренним жилищем Бога.
Центр мира
Человек
традиционных обществ всегда стремился жить в сильном пространстве, в
пространстве иерофании — присутствия священного. Оно было для него точкой
отсчета, символом истоков, начала времени, местом, откуда начинаются и куда
ведут все дороги.
Сакральное
пространство-время связано с идеей восхождения, проникновения в центр,
возвращения к истокам.
Все
дороги ведут к храму, сходятся в центре — в точке, оправдывающей существование
окружающего ее пространства. Подобно тому как Создатель является центром всех
центров, точкой эманации света и жизни, храм эманирует сакральность и
притягивает, концентрирует вокруг себя стремление людей к святости. После
обычных, мирских дней во время праздников, дающих возможность внутреннего
возобновления, очищения от исторического времени, потоки людей устремлялись к
месту встречи преходящего и непреходящего, человеческого и божественного — к
храму.
Будучи
центром, храм является местом совпадения противоположностей: жизни и смерти,
видимого и невидимого, слова и безмолвия, ощущения ущербности и чувства
наполненности души смирением и благоговением.
Строительство
храма равноценно воссозданию собственного мира — мира, в котором невозможно
потеряться, ибо в нем есть ориентиры и всегда известно, куда идти и как
вернуться домой. По сути, движение в освященном пространстве всегда является
уходом из храма или возвращением в храм. Храм всегда находится в центре города,
в самой высокой его точке.
Идея
центра — это основная идея храма. В разные времена эта идея выражалась
по-разному: ее могли олицетворять колона, столб, лестница, гора, дерево и,
конечно, храм.
Палестина,
Иерусалим, Голгофа — это страна, город и мировая гора, являющиеся центром
христианского мира. Согласно мифам, под Голгофой погребен Адам, на ней был
распят Христос. В этом аспекте она соединяет первородный грех и искупление,
начало человеческого пути и его конец. Качества центра присущи и Иерусалиму —
городу, который, согласно традиции, не был и не мог быть разрушен водами
Потопа, ибо сохранение центра равноценно спасению мира.
Существует
легенда, согласно которой Киев погибнет тогда, когда разрушится мозаика
Софийского собора. Всякое разрушение храма является, в каком-то смысле, и
разрушением, концом мира. Уничтожение храмов после 1917 года знаменовало конец
сакральности. Это были времена потопа, эпоха, когда воды иррациональной и
анимальной природы человека унесли не только многие жизни, но, прежде всего,
чувство чести и религиозность, во все времена являющиеся опорой нравственности.
То,
что не обладает центром, с точки зрения трансцендентности не существует. Оно
подобно изначальному Хаосу, бесконечному морскому пространству, где все
направления равноценны и все движения одинаково ведут в никуда.
Эпоха
без храмов и без стремления к возвышенному рушится и дробится под своим
собственным весом, ибо нет того, что могло бы собрать и соединить в единое
целое разрубленное на части тело бога Осириса — тело живой духовности. Жизнь, в
которой нет стремления к центру, растекается как вода, как туман, как мрак,
который поглощает все и делает все одинаковым. Мрак неведения не имеет
источника, во мраке все равны и все в одинаковой мере окружены темнотой. В мире
без духовности, без точки отсчета, неизменной и неподвижной, как Полярная
звезда, доминирует мораль личной выгоды и личной власти.
Сегодня
наступили времена реставрации, переосмысления истории и искупления грехов наших
предков. Мы находимся на дороге воспоминаний и возвращения к истокам. Хотелось
бы, чтобы этот путь стал и возвращением к сердцу: к способности выбирать
сердцем, отдавать от сердца, общаться сердцем и смотреть на мир глазами сердца,
— а не переходом от одной формы материализма, агрессивной и открытой, к другой,
более тонкой, растворяющей душу.
Изначальность храма
Относительно
центра, символа Первопричины, все существующее является светлым или темным,
сильным или слабым — близким или удаленным от центра. Таким образом, центр
создает иерархию сил внутри миропорядка, определяет взаимосвязь и
взаимоотношения его частей. Центр мира является центром не только с точки
зрения пространственных координат — он также находится у истоков времени. Центр
делает нечто более или менее древним.
В
христианстве рай и Небесный Иерусалим созданы одновременно, и каждый
христианский храм представляет и воплощает на земле Небесный Город. Внутреннее
пространство храма олицетворяет Эдем с четырьмя реками, определяющими структуру
и границы Эдемского сада, в котором Господь Бог сотворил Адама, первого
человека. В Эдеме произошло падение человека, там растут древо Познания добра и
зла и древо Вечной Жизни. Рай, врата которого охраняет ангел с огненным мечом,
олицетворяющий тайны Божьи, — это начало пути и конец пути. Возвращаясь в храм,
верующий возвращается в чистое, не знающее греха пространство-время, чтобы
вкушать там плоды с древа Познания и древа Вечной Жизни, чтобы лицезреть тайны.
Уходя из храма, человек повторяет падение Адама, ибо мирское пространство
является пространством падений и испытаний. Человек покидает центр мира — и
рай, и Иерусалим, место Тайной Вечери, место смерти и воскресения Христа. И не
только, ибо храм есть тело Христово.
Согласно
традиции, Кааба — главное святилище ислама, а в древности языческий храм, посвященный
Венере, — была создана на небесах до начала мира. Ее земное отражение построил
Адам, но во времена Потопа оно было разрушено, и затем его воссоздал Авраам.
Таким образом, Кааба — первое святилище, созданное на земле до Потопа и после
Потопа, в первом случае — родоначальником всего человечества, во втором — отцом
арабов и евреев, основателем единобожия.
В
Древнем Египте план, единый для всех храмов, своими корнями восходит к небесной
модели, разработанной в начале мира Богом-Творцом. Надпись на храме в Эдфу
гласит, что дом божества, владыки этого города, был построен по правилам «Книги
основания храмов первой энеады», как и все другие, построенные до него. Кроме
того, каждый храм имеет своих предков, предшественников, которые до него стояли
на том же месте, и каждый свою генеалогию прослеживает до начала сотворения
мира, к временам возникновения изначального холма. Этот холм и есть первый
храм, первое жилище бога Татенена — «Поднимающейся земли», создателя и первой
суши, и первого храма.
Образ мира
Если
жилище души и символ ее деяний — это сердце, то жилище Бога и образ созданного
им мира — это храм. Он является копией небесной модели — первого храма, первого
священного пространства, и его возведение соответствует сотворению Космоса.
Архитектор, мастер, создающий храм, в каком-то смысле имитирует деяния Бога,
сам превращается в демиурга. Строительный материал: камень, дерево, обожженная
глина — эквиваленты хаоса — под воздействием его инструментов приобретают
форму, а само строительство становится актом жертвоприношения и самосотворения.
И поэтому строительство храмов всегда требовало не только знания основных наук,
которые изучались еще в Академии Платона — арифметики и геометрии, музыки и
астрономии, — но и обладания глубоким мистическим чувством, тем, что позволяло
вдохнуть душу в тело храма.
Если
при строительстве мастер повторяет деяние Бога, то человек, участвующий в
литургии, символически делает то же самое по-другому — он воссоздает храм
внутри себя.
Храм
как образ макрокосма и микрокосма, мира и человека должен существовать в трех
плоскостях. Он имеет свое небо, свою землю и свой подземный мир — свои дух,
душу и тело. Свод и алтарь представляют духовный мир — мир архетипов и
первопричин; вечное и непреходящее начало в человеке и в природе; неизменное и
необъятное пространство неба — такое же неизменное и необъятное, какой является
трансцендентная, духовная реальность.
Между
духовным и телесным существует мир движений и перемен, соединяющий эти две
плоскости; в храме он представлен пространством, ведущим от входа к алтарю. В
человеке это душа с ее радостями и страданиями, победами и падениями, а в
природе — земля, горизонтальная плоскость, где существует и развивается жизнь
во всем ее многообразии.
Фундамент, вход в храм, его внешний облик олицетворяют
тело храма.
В
этих трех мирах существует и живет не только храм, но и город. Он имеет свой
Акрополь — верхний город, свою Агору — место, где происходит бытовая и
политическая жизнь общества, и свой Некрополь — мир подземный. В этих мирах
движется и человеческая душа — она нисходит с неба на землю и восходит с земли
на небо. В течение ее земной жизни аналогом этого процесса является движение из
храма в мирское пространство и обратно в храм, в центр мира и место встречи
любящих друг друга Бога и Человека.
Когда
мы влюбляемся, нам трудно объяснить, откуда и почему возникают эти глубокие
чувства, облагораживающие душу. Мы влюблены, и, поглощенные необыкновенным,
прекрасным, мы готовы преодолеть все моря и горы, чтобы встретиться,
дотронуться до руки любимого человека. В этом состоянии мы забываем себя и свои
маленькие желания, отрываемся от земли, испытывая и счастье, и боль.
Подобные
чувства возникают у нас не только по отношению к видимой и осязаемой
реальности. Даже в видимом мы любим невидимое — внутреннюю красоту, которая,
открываясь нашей душе, делает и нас самих внутренне более красивыми. Как
говорит Платон, любовь есть не что иное, как любовь к вечному обладанию Богом;
это стремление к бессмертию, способность «забеременеть» духовностью, произвести
на свет прекрасное, истинную добродетель, все те блага, которые несет в своем
лоне человеческая душа. Беременный божественным человек на протяжении всей
истории создавал то, что несло внутри себя воспоминание и напоминание о
божественном. Такими напоминаниями являются в первую очередь творения,
относящиеся к сфере сакрального, — все то, что воплощает идею зова и
восхождения смертного к бессмертному, ущербного — к целостности и полноте,
бедного светом — к исполненности сиянием света.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.newacropolis.ru