О соотношении распада и развития психики
О соотношении распада и развития психики
Б.В. Зейгарник
Проблема
соотношения распада и развития личности всегда привлекала внимание не только
медиков, но и психологов. Л. С. Выготский неоднократно утверждал, что для
полного освещения проблемы развития и созревания психики необходимы знания
данных о ее распаде (1960, с. 364), При этом генетический подход, применяемый к
животным, не может быть просто продолжен при анализе раз- вития человека. При
переходе к человеку законы биологической эволюции уступают место законам
общественно-исторического развития. Продолжая мысль Л. С. Выготского, А. Н.
Леонтьев (1959) подчеркивал, что развитие человека заключается не в
приспособлении к окружающей среде, а в усвое- нии и присвоении всего того, что
накоплено чело- вечеством.
Проблема
распада и развития должна поэтому решаться в психологии иначе, чем в
биологических науках. Однако для конкретной аргументации это- го общего
положения потребовались многие спе- циальные патопсихологические исследования;
на некоторых из них мы остановимся в данном очер- ке.
Дело
в том, что исследованиями в области па- тологической анатомии и гистологии
показано, что при болезнях мозга поражается более всего моло- дое, т. е.
филогенетически наиболее поздно раз- вившееся образование коры головного мозга.
Экспериментальными
исследованиями И.П.Пав- лова и его сотрудников на животных подтвержда- ют
положение о том, что при патологическом про- цессе ранее всего нарушается то,
что было приоб- ретено позднее. Так, приобретенные условные реф- лексы
разрушаются при болезни мозга значитель- но легче, чем безусловные. Дальнейшими
исследо- ваниями в области физиологии высшей нервной деятельности установлено,
что поражение более поздних в филогенетическом отношении образова- ний влечет
за собой ослабление их регулирующей роли и приводит к «высвобождению»
деятельности более ранних.
Из
этих данных нередко делается вывод, что при некоторых болезнях мозга поведение
и действия человека совершаются на более низком уровне, соответствующем якобы
определенному этапу дет- ского развития. Исходя из концепции о регрессе психики
душевнобольного человека на более низ- кий в онтогенетическом отношении
уровень, многие исследователи пытались найти соответствие между структурой
распада психики и определенным эта- пом детства. Так, еще Э. Кречмер (1927)
сближал мышление больных шизофренией с мышлением ребенка в пубертатном
возрасте.
Выступивший
на XVIII Международном конг- рессе психологов (1966) известный швейцарский
ученый Ж. Ажюриагерра тоже отстаивал точку зре- ния о регрессе психической
деятельности душевно- больного человека на онтогенетически более низ- кий
уровень развития.
В
основе этих взглядов лежит идея о послойном распаде психики — от ее высших форм
к низшим. Материалом, питающим эти представления, были следующие наблюдения: 1)
при многих заболева- ниях психики больные перестают справляться с более
сложными видами деятельности, сохраняя при этом простые навыки и умения; 2)
некоторые формы нарушений мышления и способы поведе- ния больных по своей
внешней структуре действи- тельно напоминают мышление и поведение ребенка на
определенных этапах его развития.
Однако
при ближайшем рассмотрении эти наб- людения оказываются несостоятельными.
Прежде всего далеко не всегда при болезни обнаружива- ется распад высших
функций. Нередко именно на- рушения элементарных сенсомоторных актов соз- дают
основу для сложных картин болезни (Лурия, 1969).
Анализ
второй группы фактов (соотнесение по- ведения больных с этапами детства)
показывает, что речь идет в этих случаях лишь о внешней ана- логии.
Остановимся,
например, на нарушениях навы- ков, поскольку их онтогенетическое формирование
выступает особенно четко. Исследования распада различных навыков — письма,
чтения, привычных действий — у психически больных позднего возра- ста выявили
их различную структуру при разных заболеваниях. Так, при болезни сосудов
головного мозга без очаговой симптоматики наблюдались дискоординация,
прерывистость действий и парап- риксии, неловкость движений, выступавших из-за
огрубевшей и запаздывающей коррекции движения (Рубинштейн, 1965). У больных,
страдающих бо- лезнью Альцгеймера (атрофическое заболевание головного мозга),
выявляется утеря двигательных стереотипов (письма, чтения), выпадение сложных
человеческих умений, обусловленное утерей прош- лого опыта. Никаких действенных
компенсаторных механизмов у них обнаружить не удавалось, в то время как
нарушения навыков у больных сосуди- стыми заболеваниями мозга выступали "в
обрам- лении" компенсаторных механизмов (которые, в свою очередь,
усложняли картину нарушений).
Следовательно,
распад навыков носит сложный и неоднородный характер. В одних случаях его
механизмом является нарушение движения, в дру- гих — нарушение компенсаторных
механизмов, в некоторых случаях — нарушение самой структуры действия. При всех
этих формах нарушений навы- ков не был обнаружен механизм действия, напоми-
нающий этап развития навыков у ребенка.
К
этому же выводу приводит анализ различных форм нарушений мышления. Обратимся к
формам патологии мышления, обозначенным нами как «снижение уровня обобщения».
Больные (в основ- ном с грубыми органическими поражениями мозга) могли в своих
суждениях и действиях напоминать детей младшего школьного возраста. В суждениях
подобных больных доминируют непосредственные представления о предметах и
явлениях при выпол- нении ряда экспериментальных заданий, таких как
«классификация предметов», они руководствуются конкретно-ситуационными
признаками и свойства- ми предметов. Обобщенные формы систематизации заменяются
конкретными, ситуационными связями (Зейгарник. 1962,1969).
При
поверхностном взгляде мышление этих больных является в известной мере аналогом
мыш- ления детей-дошкольников, которые тоже опирают- ся на образно-чувственные
связи. Однако при более глубоком анализе вскрывается качественное отли- чие
мышления слабоумного взрослого больного от мышления ребенка. Слабоумный
взрослый больной не в состоянии овладеть системой новых связей, установить при
выполнении умственных заданий непривычные для него отношения между предмета-
ми, достаточно владея в то же время запасом преж- них знаний и навыков,
которыми он оперирует. Ребенок, не обладая прочным запасом знаний, ши- роким
кругом связей, легко образует новые поня- тия и овладевает новой системой
знаний. Круг ас- социаций ребенка в процессе обучения быстро рас- ширяется, его
знания об окружающем мире уве- личиваются и усложняются. Хотя мышление ма-
ленького ребенка действительно охватывает лишь малую часть явлений, однако в
ходе практической жизнедеятельности ребенка оно постоянно совер- шенствуется
благодаря мощной ориентировочной деятельности, общению с окружающими людьми.
Ребенок быстро усваивает самые различные знания о предметах, накапливает и
синтезирует их. Даже умственно отсталый ребенок всегда обучаем, в то время как
дементный больной практически не обу- чаем. Таким образом, несмотря на внешнее
сход- ство мышления взрослого слабоумного больного и ребенка, они по своей
структуре качественно раз- личаются.
Рассмотрим
еще одно сопоставление. Нередко проводится аналогия между тем патологическим
состоянием, которое может быть названо «откли- каемостью», и отвлекаемостью
маленького ребенка. Больные с «откликаемостью» не в состоянии стойко
действовать в направлении намеченной це- ли. Любой объект, любой раздражитель,
не адре- сованный к больному, вызывает повышенную реак- цию с его стороны.
Подобная «откликаемость» взрослых больных является отклонением от нор- мального
поведения. В окружающей нас среде име- ется множество разнообразных объектов и
раздра- жителей из которых нормальный психический про- цесс восприятия отбирает
нужные и отвлекается от посторонних, нарушающих стройное течение мысли. У
описанных же больных любой объект может вы- ступить в качестве сигнального
раздражителя и направить в свою сторону их мысли и действия.
«Откликаемость
взрослых больных может внеш- не напоминать отвлекаемость детей младшего воз-
раста, которых тоже легко привлекают любые раздражители. Сторонники того
взгляда, что бо- лезненные явления представляют собой регресс на. более ранние
ступени развития, могли бы, каза- лось, найти в этом феномене подтверждение
своим заключениям. В действительности генез отвлека- емости ребенка совершенно
иной. В ее основе ле- жит ориентировочная деятельность, т. е. высокая степень
бодрствования коры, поэтому отвлекаемость ребёнка обогащает его развитие, оно
дает ему возможность образовать большое количество связей, из которых позднее
образуется человече- ская целенаправленная деятельность. В отличие от этого
«откликаемость» является следствием сни- жения бодрствования коры, она не
только не обо- гащает их умственную деятельность, но, наоборот, способствует в
конечном итоге разрушению ее це- ленаправленности.
И,
наконец, можно было бы, казалось, провести аналогию между поведением
некритичного больно- го (например, больного прогрессивным параличом) и
беззаботным поведением ребенка. Однако и в данном случае речь опять идет лишь о
чисто внеш- ней аналогии. Поведение ребенка в том отношении бездумно, что он не
может в силу маленького объ- ема своих знаний предусмотреть результат своих
действий. Для него еще не наступают во всей чет- кости причинно-следственные
отношения между яв- лениями, поэтому его действия кажутся бесцельны- ми. В
действительности это не так. Цели, которые преследует ребенок, ограничены, они
не включены в более общую сложную цепь отношений. Однако эта ограниченная цель
у маленького ребенка все же существует, всякое его действие обусловлено
потребностью (пусть элементарной), и в этом смыс- ле оно всегда мотивировано,
целенаправленно.
Иначе
обстоит дело у взрослых некритичных больных. Как показывают наш
экспериментальный материал и клинические наблюдения, действия та- ких больных
недостаточно обусловливались лич- ностными установками и намерениями. Их
действия не регулировались поставленной целью. Критиче- ская оценка своих
действий отсутствовала. Эти формы нарушения поведения лишь внешне напоми- нают
структуру поведения ребенка на определен- ном этапе его развития.
Таким
образом, психологический анализ клини- ческого материала показывает, что
структура пове- дения и мыслительной деятельности взрослого больного не
соответствует структуре поведения и мышления ребенка. Ни одна из болезней не
приво- дит к повторению особенностей, свойственных раз- витию психических процессов
по этапам детства.
Этот
вывод, полученный на основе конкретных патопсихологических исследований,
согласуется с общими положениями отечественной психологии. А. Н. Леонтьев, А.
Р. Лурия неоднократно подчер- кивали, что материальным субстратом высших
психических функций являются не отдельные кор- ковые участки пли центры, а
функциональные си- стемы совместно работающих корковых зон. Эти функциональные
системы созревают самостоятель- но при рождении ребенка, а формируются в
процес- се его жизнедеятельности, постепенно приобретая характер сложных,
прочных межфункциональных связей. А. Н. Леонтьев предлагает (вслед за А. А.
Ухтомским) обозначать их как «функцио- нальные органы» (1559).
Эти
положения коренным образом меняют наши представления о сущности развития
психики: пси- хические процессы и свойства личности не являют- ся (в отличие от
психики животных) результатом созревания отдельных участков или зон мозга. Они
складываются в онтогенезе и зависят от образа жизни ребенка.
Болезнь
протекает по биологическим законо- мерностям, которые не могут повторить
закономер- ности развития психики. В тех случаях, когда она по- ражает наиболее
молодые, специфически человече- ские отделы мозга, психика больного человека не
принимает структуру психики ребенка на ранней стадии ее развития. Тот факт, что
больные утрачи- вают возможность думать и рассуждать на более высоком уровне,
означает лишь, что ими утрачены более сложные формы поведения и познания, но
подобная утрата не означает возврата к этапу детства. Распад не является
негативом развития. Разные виды патологического процесса приводят к качественно
различным картинам распада.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.terpsy.ru